Табрис ЯруллинФото: Сергей Елагин

«ЧТО МЫ ЗА ОРГАНИЗАЦИЯ ТАКАЯ, ЕСЛИ К КОНСЕНСУСУ ПРИЙТИ НЕ МОЖЕМ»

Давайте сразу начнем с вопроса читателя. Вот Ветеран комсомола, как он сам подписался, спрашивает: «Что из себя представляет форум? Какова структура вашей общественной организации? Как туда попасть? Кто туда входит? Как избирается совет? Есть ли членский взнос?» Зульфия Хакимова тоже спрашивает: «Какая организационная структура у всемирного форума татарской молодежи? Как часто меняется лидер?» Я так понимаю, форум — это уже не просто съезд молодежи, это организация, которая формирует общественное мнение? Хотелось бы узнать, вы самостоятельные или нет? Какое имеете отношение к всемирному конгрессу татар?

— Членского взноса у нас нет. (Смеется.) Мы работаем горизонтально по всему миру, объединяем 114 молодежных татарских организаций. Почти все представители этих организаций соберутся в Казани, как собирались и два года назад. То есть форум — это такое самоуправление татарских молодежных организаций, которые вместе собираются, предлагают представителей своих организаций в совет активистов. В итоге собирается большой совет — около 50 человек. Все участники форума являются делегатами и имеют право голоса. Они голосуют за членов совета, и, если мы его принимаем, он уже дальше выбирает себе председателя. Последние два раза выбирали меня. До этого я был заместителем. Председатель, в свою очередь, во время первого собрания совета предлагает заместителей. И вот с этой командой мы работаем в течение двух следующих лет как общественная организация.

А форум собирается один раз в два года?

— Да.

И совет этот, собственно, тот мозг, руки и ноги, которые работают между съездами?

— Да, можно и так сказать. Структура в реальной жизни немного сложнее, потому что среди этих 50 человек есть молодежь из Германии, Америки, других стран, из регионов, например Иркутска. Было бы сложно, если бы мы проходили согласование всех 50 членов совета, чтобы принять какое-то решение или обращение, быстро высказать мнение и отношение форума к тому или иному событию,

Вы вместе между форумами собираетесь или виртуально общаетесь?

— Виртуально, естественно, мы же молодежная организация. Но раз в два года мы обязаны собираться. Обычно это бывает в конце декабря. Во время встречи мы отчитываемся о проделанной работе. Но у нас есть оперативная команда — мы решили, что все заместители и вся та небольшая группа активистов, которая занимается оперативными делами, реализовывает проекты, будут дислоцироваться в Казани. Члены совета форума из Казани — это небольшая группа, которая пишет обращения, письма, организационно готовит проекты.

То есть такая исполнительная дирекция?

— Да, да, такое бюро.

Председателя всемирного форума татарской молодежи (ВФТМ) избирают один раз в два года, при этом один человек может занимать этот пост два срока. Ваш срок заканчивается в этом году. Кого изберут новым председателем? Есть кандидатуры? (Ильнур Ахметшин) Как вообще происходят выборы?

— Как я уже сказал, во время форума делегаты сами выберут совет, потом совет уже выберет председателя. Любой из членов совета может сказать: «Ребята, у меня такой план, я считаю, что надо вести форум в эту сторон, я хочу стать председателем».

А так же они могут не прийти к общему консенсусу. Там же в совете 50 человек. Они же могут двое суток сидеть.

— Ну что мы за организация, если 50 человек не сможет консенсус найти?

Не знаю. Скажут: и я хочу, и я хочу.

— Хочешь? Пожалуйста. Это же демократия, конкуренция. За кого больше проголосуют, тот и будет. Я скрывать не буду, мы с нашей командой дорогу проложили и хотели бы дальше продолжить работать, еще раз избираться на председателя.

То есть вы лично?

— Да.

Презентация проектов на ВФТМ

А так третий раз разве можно? Два раза подряд только можно?

— Нет, таких ограничений нет. Два года для молодежной организации — это очень мало. Президент избирается на пять лет, депутаты — на четыре года. У молодежи очень быстро меняются лидеры, очень большая текучка в регионах, в странах. Два года для работы в команде — это очень мало.

Кто вас финансирует? Хватает ли вам этих денег? Форум провести — это одно, это одни деньги, а в повседневной деятельности же тоже надо на что-то жить. Вот и Айрат спрашивает: «Ни для кого не секрет, что сейчас кризис. Может ли всемирный форум татарской молодежи состояться без бюджетной поддержки?»

— Я единственный, кто получает зарплату. Все остальные — это люди, которые работают для души и для дела.

Они где-то работают, а это как общественная деятельность?

— Да, общественная работа. Кто-то учится, кто-то работает и здесь помогает. Таких людей достаточно много, слава богу. Они очень много своего времени посвящают общественной работе. Я работаю в аппарате конгресса татар. Вы как раз спрашивали про отношение с конгрессом. Вот мы здесь ваши соседи, на углу есть целое здание конгресса татар, у нас там есть свой офис. Конгресс татар является учредителем ВФТМ. Вообще, создание форума было вызвано желанием влить новую кровь в деятельность конгресса татар.

И кто из молодого возраста вырастает, переходит к старшим товарищам?

— Пока такого прецедента еще не было. (Смеется.)

Это было бы логично?

— Логично. Можно сказать, что это своего рода подготовка полноценных национальных кадров.

А форум провести много денег надо?

— Я не знаю, мы работаем над содержанием.

Это все старшие товарищи?

— Конгресс татар выступает инициатором проведения форума и организатором.

А сколько бывает делегатов?

— 900. Бывает и 700, 800. По-разному.

В этом году сколько будет?

— Мы пригласили 900 человек. Ажиотаж был очень большой. Приедут представители около 30 стран и 60 регионов РФ. Я думаю, это один из самых представительных форумов в Татарстане, в который входят очень разные страны. В этом году из новых стран Венгрия приезжает, Швеция. Также прибавилось несколько новых регионов.

Ифтар в Уфе

«КАЗАНЬ, УФА И МОСКВА — ЭТО ТАКИЕ ТРИ НОЖКИ, НА КОТОРЫХ МЫ БУДЕМ КРЕПКО СТОЯТЬ В РОССИИ»

Из Башкортостана приедут? Ильнар спрашивает: «Почему слабо поставлена работа с самым крупным регионом, населенном татарами, — Республикой Башкортостан? Вот уже долгие годы здесь не удается создать постоянно действующей молодежной организации? В чем причина?»

— Да, в Башкортостане очень много татар — больше миллиона. И там есть организация. Мы четыре года назад поставили себе цель наладить плотную работу с татарской молодежью Башкортостана. Я помню, со сцены мы говорили, что нашей первостепенной задачей после формирования костяка в Казани являются следующие два шага — это Уфа и Москва. У нас будет три ножки, на которых мы будем крепко стоять в России. И на самом деле так и произошло: четыре года назад мы поехали в Уфу, сказали молодежи: мы вас приглашаем, вы приезжаете к нам на форум...

А вы к кому приехали, если там еще не было организации?

— У нас очень много горизонтальных связей, мы работаем через интернет, все происходит не так директивно: найдите официальное лицо в Уфе! Нет, тем более каждый раз из Башкортостана на форум приезжает самая представительная делегация — по 50 - 60 человек. Мы их обзвонили и сказали: где вы, что делаете, давайте встретимся. И мы тогда выбрали такой формат, как ифтар. Сейчас в Татарстане уже все знают, что такое ифтар (это разговение). Мы выбрали дату и поехали туда. Собрали деньги через интернет. Я помню, тогда пустили клич в «Фейсбуке», сказали, что это ради Башкортостана, ради большой татарской миссии. Очень многие, кстати, откликнулись, мы не ожидали, что так легко соберется 100 тысяч рублей.

100 тысяч собрали?

— Да, около того. Я боюсь ошибиться в суммах, потому что я деньгами тогда не занимался, сбором денег занималась моя заместитель Гульназ, она уехала за месяц заранее в Уфу, решала там все организационные вопросы — нашла кафе, решила вопрос с арендой и т. д. Первоначальная сумма, которую мы собрали буквально за недели две, была 40 тысяч рублей. И мы поняли, что весь татарский мир ждет, что мы начнем вплотную работать с Башкортостаном. Еще, что интересно, первоначально на ифтар мы собирали 40 человек, а изъявили желание прийти 100. В итоге нам пришлось искать еще дополнительно 60 тысяч. Тогда уже нашлись более крупные спонсоры, которые, кстати, до сих пор поддерживает татарскую молодежь Уфы. Именно под их крылом работает ныне уже существующая татарская молодежная организация «Берлек» («Единение»). Ее возглавляет Рамиля Гибадуллина. Более того, в Уфе открылась воскресная татарская школа. Ее директор Эльвира Гильфанова также является членом совета всемирного форума. И это тот регион, куда мы наиболее часто ездим и общаемся.

С Москвой получилось?

— С Москвой тоже получилось, да, слава богу.

Там тоже создана организация? Для них не пришлось деньги собирать на ифтар?

— Нет. (Смеется)Почему мы сами собрали деньги и провели мероприятие в Уфе? Потому что Башкортостан — это особый регион в плане отношения к татарам. Поэтому мы хотели провести встречу сами, ни от кого не зависеть, провести встречу так, как сами того хотели. А Москва — это совершенно другая среда, это большой город, можно сказать, это вторая Казань. Там 16 татарских молодежных организаций.

— Москва обидится — «вторая Казань»...

— Для татарского мира это не обидное слово, наоборот! (Смеется.) Там 16 молодежных организаций. Есть волейбольная команда.

Татарская?

— Да. Вы знаете, в чем особенность Москвы? Там в высших учебных заведениях есть землячества. В землячества как раз объединяется татарская молодежь из Башкортостана и Татарстана, которая приехала учиться в Москву. Они находят друг друга, объединяются, создается землячество. Нижегородские татары в Москве очень активны. Молодежь там собралась вокруг полпредства Татарстана, у них существует свой совет при полпредстве, который возглавляет Эмиль Файзуллин — мы сделали на него ставку четыре года назад. И теперь ежегодно они проводят в Москве конкурс проектов «Хәрәкәт» («Движение»). Мы стали их партнерами. Очень большое шоу проходит, как татарский «Оскар» молодежных проектов. Я считаю, что эта большая цель у нас достигнута, сейчас нужно работать на качество и глубину.

«ВСЕ НАШИ МЕРОПРИЯТИЯ ТАТАРСКИЕ, МУСУЛЬМАНСКИЕ. ХАЛЯЛЬНЫЕ, ТАК СКАЗАТЬ»

Про ифтар хочу спросить: а почему движение татарской молодежи и религия? Смычка, что ли, произошла? Почему именно ифтар решили организовать в Башкортостане?

— Просто время такое совпало, месяц Рамазан. Во-вторых, ифтар — это такой формат, знаете... Вообще, когда мы проводим какие-то мероприятия, к нам приходит очень много соблюдающих, практикующих мусульман. Они считают эти мероприятия своими, и точно так же приходят те, которые говорят: «Наши предки — татары, наша история татарская», — даже не знаю, как их обозначить. Поэтому мы не видим и не делаем различий между татарским и мусульманским. Все наши мероприятия татарские, мусульманские. Халяльные, так сказать.

Но и не чисто религиозные?

— Все наши мероприятия светские. Но в то же время происходит вот такое уникальное пересечение — когда и мусульмане, и такие татаристы, так скажем, воспринимают наши мероприятия своими. И так случилось, что ифтар как раз очень хороший повод, это пересечение происходит весьма органично. Потому что у татар ифтар — это не только пришли, покушали, проповедь послушали и ушли. Нет. Я помню, тогда в Уфе он так проходил: мы взяли с собой почти всю редакцию молодежного журнала «Ялкын», для подростков есть такой интересный журнал. Там Юлдуз Миннуллина главный редактор. Она поэтесса. Такая современная девушка. Вот мы вместе поехали, они взяли с собой гитару. Из своей среды мы взяли человека, который будет петь азан (призыв на молитву прим. ред.) на татарский мотив.

В форме рэпа?

— Нет, просто с татарскими мелизмами. Это очень красиво. Кстати, Ильзам Хазиев, пройдя огромный кастинг, завоевал возможность читать азан в самой мечети «Кул Шариф». И вот представьте, азан прочли, проповедь прочитали, покушали. И вышла Юлдуз с гитарой, спела несколько песен... Вот так и проходят у нас все мероприятия.

Юлдуз Миннулина на ифтаре в Уфе

На каком языке мероприятия проходят?

— На татарском.

Все на татарском?

— Это наша принципиальная позиция — всемирный форум татарской молодежи проходит на татарском языке. Особенно если ты хочешь выступить на пленарном заседании со сцены, то ты это делаешь только на татарском. Но не секрет, что у нас есть и русскоязычная молодежь. Для них организован синхронный перевод через наушники.

Как вы выбираете вопрос или проблему, над которой вам два года между съездами приходится работать? Каким образом вы выбираете эти проблемы? С какими просьбами и сообщениями обращаются молодые татары к ВФТМ? Есть ли у вас система регистрации писем, обращений, фиксируется ли работа по предложениям и идеям? (Р.Т.Н. ветеран комсомола)

— Жизнь сама подсказывает.

Но кто-то же должен руку поднять, сказать: давайте-ка это обсудим, давайте то?

— Мы же общественная организация. Нам не обязательно проводить организационное совещание для того, чтобы знать проблему. Мы мониторим интернет, анализируем, люди сами нам предлагают. Мы всегда держим руку на пульсе. Я помню,шесть лет тому назад... Когда еще кавказские республики не выступили с инициативой унифицировать название президента глав республик, это же произошло буквально четыре года тому назад? А уже шесть лет назад мы внесли пункт в резолюцию по сохранению института президентства в РТ. Уже тогда мы понимали, что идет процесс, когда постоянно, особенно из федерального центра, слышны голоса по упразднению национальных республик, по началу укрупнений. И мы это уловили. Жизнь так подсказывает. Но это уже прошедший этап. Сегодня по национальному образованию вопросы постоянно возникают. Нельзя сказать, что это новые проблемы, но они у нас всегда на повестке дня. По национальному образованию есть проблемы? Есть. По языку есть проблемы? Есть. Проблема актуализации культуры. Они имеют разные проявления. Вот и все.

«ЭТО НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО, ЕСЛИ МЫ ТАТАРСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ, У НАС ЕСТЬ ПАРТБИЛЕТ И МЫ ПРОВЕРЯЕМ НА ТАТАРСКОСТЬ»

С какой категорией молодежи взаимодействует ВФТМ (возраст, семейное положение, социальный состав — студенты, учащиеся, из села, города, рабочие, служащие, ИТР, научно-техническая и творческая интеллигенция)? (Р.Т.Н. ветеран комсомола) Или вам все равно? Вы их ходите и ищете, призываете? Или вы работаете с теми, кто к вам пришел? Фарид тоже спрашивает: «Как можно влиться в ваши ряды?»

— И то и другое. Такое ощущение, что людям кажется: если молодежная организация, то это такие комсомольцы с флагами стоят в параде, у них есть членские взносы, партбилеты. (Смеется.) Мир поменялся. Мы считаем, что этот комсомольский метод работы, эти технологии не работают. Надо максимально открываться, с сообществами разными работать. Это не значит, что, если мы татарская организация, у нас есть партбилет и мы проверяем на татарскость, если прошел этот тест, одеваем на него футболку, он с флагом стоит у нас на мероприятиях. Нет, это не так, мы с очень разными городскими сообществами работаем, с очень разными организациями. У нас очень много горизонтальных связей, не директивных. Может, мой кабинет и выглядит как кабинет босса, на самом деле это свободное пространство, куда может зайти любой человек, с любой точки мира, любой национальности. Мы решаем вопросы и проблемы вместе, мозговые штурмы проводим. Вот такая у нас работа.

Вы говорите с городскими организациями. Нигина Ахмадулина спрашивает: Кажется, что вы занимаетесь только городскими проектами, а ведь очень много татар живут и в деревне, а там полно проблем. Какие ваши проекты связаны с деревней?

— Сельская молодежь тоже наша.

Все равно городская активнее, наверное?

— Да, конечно, городская активнее.

А почему? Нет у вас задачи такой, чтобы сельскую молодежь больше к себе подтянуть?

— Такая задача есть. К сожалению, с сельской молодежью мы недорабатываем. У нас есть актив, например, Ильназ Шарипов из Актаныша — член совета форума. У него большой проект — он собирает данные об исчезнувших татарских деревнях республики. Собирает письма, факты, архивные данные, люди сами ему уже начали присылать, сайт открылся. Мы поддерживаем такие проекты, но это больше точечная работа.

У нас есть такой проект — «Фабрика мысли» («Акыл фабрикасы»), о ней я еще расскажу позже. В рамках «Фабрики мысли» мы запланировали провести заказанский форум, проект уже готов. Заказанье — это территория, где большая концентрация татарских поселений, хотим собрать там сельскую молодежь. Мы изучили различные практики, например, есть хороший пример, когда в Екатеринбурге Гузель Санжапова организовала в родном селе своего отца социальный бизнес. Она шила бабочки и подумала: а почему бы нам не делать крем-мед с ягодами? Ее отцу в наследство от деда досталась пасека в татарской деревне Свердловской области. Так вот они с отцом начали делать крем-мед, наладили его реализацию посредством сети интернет. Сейчас все хипстеры России его едят! А деньги, которые приходят от реализации меда, она тратит на то, чтобы улучшить инфраструктуру в деревне. Недавно там детскую площадку открыли, например. Местные бабушки собирают ей ягоды, она им зарплату платит. Такой получился социальный бизнес. Может, она и не хотела поднять именно татарскую деревню, но так получилось — таким образом она поднимает родную деревню. Нам интересен ее опыт. У нас есть большие процветающие татарские деревни в Чувашии, в Мордовии, в других регионах, у себя в Татарстане есть. Мы набрали другие практики — успешные и не очень успешные, собрали их вместе и подготовили программу. Перед форумом сочли, что тема слишком большая, интересная, уже и заявки на участие собирать начали. Но оставили на «после форума».

Акыл фабрикасы»

«ОДНИМ ФОЛЬКЛОРОМ МОЛОДЕЖЬ НЕ РАСШЕВЕЛИТЬ. МОЛОДЕЖНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ ДОЛЖНЫ СТАТЬ СОЦИАЛЬНЫМИ ПРОЕКТАНТАМИ»

А на этом форуме какие у вас будут вопросы? И вообще, кто вам говорит, что повестка такая, выступающие такие-то? Вот и читатель спрашивает: «Какая программа у очередного форума татарской молодежи? Кто и каким образом определяет повестку дня — сами молодые или старшие товарищи из ВКТ подсказывают?» (Ильшат)

— Мы сами готовим содержание.

То есть совет обзваниваете, ну то есть общаетесь, да? Бросили клич, кто что хочет сказать, это сформировали. И что там будет интересного?

— Если честно, мне самому интересно все, что будет на этом форуме. (Смеется) Мы подготовили такую насыщенную программу — здесь и «Акыл фабрикасы», и первая в России массовая проектная сессия, мировое татарское кафе, аллея проектов, встречи с интересными людьми, «Сенной базар», который сам вобрал в себя много современных пректов, и еще много чего.

Образовательный проект «Акыл фабрикасы», или «Фабрика мысли», мы начали зимой текущего года. Подсмотрели разные тренинговые, обучающие форматы... Сейчас же на молодежь смотришь: например, человек учится на инженера или работает инженером, но ему интересен космос или воспитание детей. И он идет в «Смену», в «Штаб», на какой-нибудь лекторий. Казалось бы, человек работает в одной сфере, а его интересуют совершенно другие области. Это тренд последнего времени — молодежь тянется к новым знаниям. Мы тоже решили удовлетворить такой спрос, но делаем это на татарском. За границей есть такой формат, как think-tank, переводится как «резерв знаний». Мы перевели его как «Фабрика мысли» на русский и «Акыл фабрикасы» на татарский. Это такой формат, когда люди выбирают конкретную проблематику, собираются, обсуждают ее, потом формируют по ней решения, а затем — общественное мнение. И темой своей первой фабрики мы выбрали «История и туризм». Это тоже наша фишка, когда одна из тем касается идеологии, в данном случае это история, историческое самосознание, историческая амнезия — то, что мы забываем и что должны помнить, а вторая тема касается того, что интересует очень широкий круг людей, — в данном случае это туризм.

И связываете с современностью?

— Да, совершенно верно. Это наш девиз: татарское актуализируем, актуальное татаризируем. (Смеется.) Сейчас все помешаны на правильном воспитании детей, на разных методиках. Мы задались вопросом, возможно ли локализовать всемирно известные методики и татаризировать их? Мы взяли тему «Воспитание детей» и организовали очередную школу, она оказалась очень популярной. Тех, кто участвует в работе «Фабрики», мы уже никуда не размещаем, не возим, не кормим. Мы говорим: Ребята, вы сами на себя берете эти расходы, а мы готовим содержание. Так мы выявили 16 татарских проектов — от Монтессори, методики Железновой до кубиков Зайцева, которые адаптированы и переведены на татарский язык, с сохранением всех авторских прав.

То есть они уже существуют, вы их просто нашли?

— Да, их оказалось очень много. Мы их познакомили между собой. Получилась такая среда, где авторы всех этих проектов познакомились между собой. Тогда приезжала татарская молодежь из Астрахани, им понравился данный формат, они пригласили нас к себе, пообещав собрать в одном месте татарскую молодежь со всего Южного федерального округа. Мы поехали туда целой командой, провели там «Акыл фабрикасы».

Я это к тому, что если раньше у нас на форуме различные проблемы обсуждались в рамках секций, то сейчас мы решили: раз у нас есть уже такие апробированные технологии, как «Акыл фабрикасы», почему бы не провести секции в таком формате? Этот проект мы практически кристаллизовали, провели уже пять фабрик, у нас отработался четкий механизм. Мы изучаем заграничные методики, можем изучать практики других народов, приглашаем теоретиков, практиков — хороших и плохих, проводим стратегические сессии. Вот какая еще татарская организация проводит стратегические или форсайт-сессии, моделирует будущее? Я думаю, что очень редко в татарских организациях и вообще в других этнокультурных организациях такая работа ведется. Мы начали это делать, нам данный формат показался очень успешным. И вместо секций мы решили провести «Акыл фабрикасы». И вот по итогам фабрики в рамках форума пройдет первая в России массовая проектная сессия! Впервые в России и делает ее татарская молодежь! Я очень горжусь этим (улыбается).

Но наша боль — это резолюция. Нам всегда говорили, да вы там понапишете резолюцию в 50 пунктов, а ничего не выполняете.

Старшие товарищи говорили?

— Нет, люди, которые следят за нашей деятельностью, смотрят, читают. Есть сочувствующие, есть сторонники, есть критики со стороны, слава богу. И к резолюции в этот раз, чтобы повысить КПД, мы решили добавить список инициатив. Потому что мы хотим видеть организации, которые не только проводят пикники, какие-то встречи и музыку слушают. Мы сами — казанская команда — взяли направление в сторону социальных проектов, в сторону объединения разных татарских сообществ и хотим видеть все татарские организации социальными проектантами в регионах.

Чтобы не только развлекались, но и думали о ближнем.

— Они думают, но хочется дать им хорошее направление, вести полноценную системную работу.

А социальные — это кто, какие категории туда попадают?

— Когда я говорю «социальные», это не значит социально незащищенные. Это тоже есть, благотворительность — одно из самых больших направлений почти всех татарских молодежных организаций по миру. Но когда я говорю «социальные», это касается татарского языка, его популяризации. Актуализация нашей культуры — это тоже социальная работа. Одним фольклором молодежь не расшевелить. Молодежные организации в регионах должны стать социальными проектантами — так мы их видим.

Что запланировано в дни форума? Какая программа: куда повезете, пленарное заседание, секции, семинары?

— Делегатов мы размещаем в Деревне Универсиады. В первый же день у нас пройдет знакомство в форме деловой игры. На форум приезжает очень много молодежи, которая хочет рассказать о себе, о своей деятельности. Раньше мы предоставляли им такую возможность на пленарном заседании, в итоге у нас набиралось по 20 - 30 выступлений, презентация эта затягивалась, было очень утомительно и скучно. Выглядело как самоотчет. И мы решили, что мы, молодежь, более гибкие, и перешли на новый формат: даем им три аудитории, и каждый, кто хочет рассказать о своей организации, в виде короткой презентации может там представить... Пройдет так называемое мировое татарское кафе. А непосредственно перед пленарным заседанием в фойе развернется аллея татарских проектов — там будут презентованы уже не организации, а конкретные проекты. Кстати, в рамках мирового татарского кафе делегаты форума также встретятся с молодыми татарскими бизнесменами, где последние расскажут им о секретах своего успеха и дадут практические советы о том, как начать свое дело.

Это будет в Деревне Универсиады?

- Да. Мы собрали около 20 презентаций, их презентуют в первый день. И каждый день у нас насыщен каким-нибудь интересным культурным событием. Кстати, культурные события будут открыты для всех горожан.

Роза Сябитова на Дне татарской молодежи в Москве

«ЧАСТО МЫ ПРЕДСТАВЛЯЕМ, ЧТО ТАТАРСКАЯ ЭСТРАДА — ЭТО САБАНТУЙ, ЧАК-ЧАК, ТЮБЕТЕЙКА. ТАКОЕ КЛИШЕ. НО К ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ МОЛОДЕЖИ ЭТО ОТНОШЕНИЯ НЕ ИМЕЕТ»

А их кто готовит? Ваша команда организаторов или те, которые приезжают?

— И те и другие. В первый день будет концерт татарской альтернативной музыки, которую мы продвигаем. Это татарский рок, татарский хип-хоп и т. д. Вы улыбаетесь, а людям, которые первый раз слушают татарский хип-хоп или рок, кажется, что это несовместимо. Но в последнюю пару лет в Казани это превратилось в целое явление. Я очень часто слежу за музыкальными трендами, за новыми вещами, у меня есть даже советник — Радиф Кашапов, он очень хорошо разбирается в музыкальных трендах и культурных явлениях, мы все это мониторим. В татарской среде есть 16 новых групп татарской альтернативной музыки. Мне кажется это большой тренд, большое явление. Недавно они начали выступать на общегородских мероприятиях — на фестивале «Вкусная Казань», на Дне казанской молодежи. Туда приходит очень много людей, не татар, и когда они слушают, независимо от возраста, то говорят, что очень качественная музыка. У нас даже с продвижением очень легко. Мы приходим в исполком и говорим: у нас есть вот такие классные группы, давайте в День молодежи их включим. Они спрашивают: а как можно их узнать, что это такое? Мы отвечаем: вот, возьмите диск. Они слушают и говорят: нам нравится! А что, татарская музыка такой тоже может быть?! И мы начинаем рассказывать.

А что это за музыка? Там какие-то народные напевы, что ли? Я понимаю, что на татарском языке поют, а музыка? Там есть национальные мотивы?

— Есть с национальными мотивами, есть без, просто на татарском языке. Они все очень разные. Это целое сообщество. В первый день наши делегаты как раз и познакомятся с этим сообществом. Мы хотим немного перевернуть им мозги. Часто мы представляем, что татарская эстрада — это Сабантуй, чак-чак, тюбетейка и т. д. Такое клише. Но все, что я перечислил, к молодежи отношения не имеет. Мы, конечно же, участвуем в сабантуях, но к повседневной жизни молодежи это мало имеет отношения.

То есть тюбетей, чак-чак — этого всего мы там не увидим?

— Это тоже будет, естественно. Но чак-чак же мы каждый день не едим, каждый день на работу в тюбетейке не ходим. Но зато музыку в соцсети «ВКонтакте» мы слушаем каждый раз, саундклауд подключаем к айфону, берем наушники. Дизайнеров, которые делают аксессуары и стилизованную повседневную татарскую одежду, а их уже около 60, мы тоже объединяем. И мне кажется, правильнее в этом направлении двигаться. Мы их тоже направляем.

Второй день будет более официальный — пленарное заседания, но его формат мы тоже немного поменяли.

Президент придет?

— Пригласили, ждем. Будет 5 - 6 выступлений. Естественно, мне нужно будет отчитаться за всю нашу команду за два года. Потом начнется «Фабрика мысли» — секционная работа. Туда вошли такие темы, как история и туризм, национальное образование и воспитание детей, PR и журналистика, лично я сам буду вести менеджмент этнокультурных проектов для новичков, то есть расскажу, как реализовать проект, начиная с идеи, как вырабатывается идея у нас в команде, как мы ее реализовываем. Еще одна секция — интернет и татарский язык. То есть у нас всегда парные темы: татарский язык — это наша миссия, идеология, а интернет воплощает в себе широкий круг общественности.

После пленарного заседания пройдет интересный формат творческого вечера «Калеб». «Калеб» — это сообщество молодых творческих людей: композитор Ильмир Низамов, Гузель Сагитова — автор и идеолог, тоже общественный деятель, преподает в консерватории. Это целое сообщество молодых талантов. Они делают очень качественные вечера. Один из них прошел в театре имени Качалова — Низамов играл на фортепиано, Алина Шарибзянова пела. Я, к сожалению, не смог туда попасть, но люди, которые там были, сказали потом, что им было даже стыдно за то, что мероприятие было бесплатным. «Мы пришли и ощущали себя как на концерте Селин Дион», — такие были отзывы. Такой мощный голос, что переворачивает представление о настоящей татарской музыке... И все совершенно бесплатно.

Надо было сделать это в благотворительных целях. Поставить куб, написать, в каких благотворительных целях это устраивается. Кстати, вы когда-нибудь устраивали подобные мероприятия? Бесплатно, но в благотворительных целях.

— Да, некоторые мероприятия в последний год мы делали платными. Сумма входа была чисто символической. К примеру, Jadid-fest. Сто лет назад среди татарской интеллигенции появились джадиды — они мыслили прогрессивно и ратовали за новшества в образовании. Вот мы и подумали назвать фестиваль их именем. Я помню, когда зарождалась идея фестиваля, мы хотели назвать его Tatar-fest. Но, представьте, идет человек, видит рекламу Tatar-fest, что он подумает? Наверное, это какое-то tatar party, татарская дискотека. А мы же делаем качественное культурное явление. Здесь столько нового: дресс-кроссинг, диджей-сет, арт-перформанс, дизайн-маркет — все новое, что вошло в обиход в течение двух последних лет, мы отатариваем. И я говорю, как все это можно назвать Tatar-fest? И Радиф тогда предложил дать название Jadid-fest, мы же внедряем все новое, прогрессивное. Так и решили. К чему я веду? Мы сделали платный вход и на эти деньги смогли привезти двух писателей из Москвы — Илдара Абузярова и Шамиля Идиатуллина. Шамиль абый, как мне показалось, был очень растроган и сказал, что его первый раз как писателя официально приглашают в Татарстан. А ведь он очень известен. Его книги раскупаются, он пишет под псевдонимом Наиль Измайлов. Тогла прошла очень интересная беседа, люди с удовольствием платили деньги. И не из-за того, что татарское. Мы сделали универсальное городское мероприятие.

Вот есть такой вопрос. Ильнар прислал. Не кажется ли вам, что настал момент для более открытого формата работы вашего форума с молодежью и учреждение для этого постоянной открытой площадки, к примеру клуба?

— Аминь. (Смеется.) Спасибо за предложение. Очень хорошее предложение. На самом деле постоянно действующие клубы нам нужны. Нужны семейные клубы для семей, живущих в крупных городах, где они могли бы совместно создать и окунуться в татарскую среду, а дети смогли бы получать татарское развитие.

А вообще, я считаю, что мы достаточно открыто работаем, интересно, есть разные сообщества, которые мы активизируем, создаем для них площадки. Например, на фестивале «Печән базары» («Сенной базар») мы собираем татарских дизайнеров. На гала-концерте «Мин татарча сөйләшәм» («Я говорю по-татарски!») собираем альтернативных музыкантов. Отдельно создаем площадку для молодых ученых. У нас сформировалась татарская субкультура, именно татарская субкультура, молодежная среда. И для того, чтобы она превратилась в полноценную городскую культуру, не в самобытную, не в фольклорную, а именно в самодостаточную городскую культуру, нужны центры, клубы, формализованные организации. Вот сколько формализованных татарских организаций есть? В Казани-то их совсем мало.

Гала-концерт акции «Я говорю по-татарски»

Какие? Вы можете назвать?

— Мы, форум татарской молодежи, формализованная татарская организация. «Сәләт» — есть такая организация. Молодежная организация «Идель», но она работает при министерстве, это не совсем молодежная организация, не общественная. Поэтому я убежден и хочу, чтобы были такие центры. Естественно, мы мечтаем о таком центре, как «Смена», как «Штаб», чтобы был такой же креативный татарский центр, где вырабатывались бы какие-то решения, генерировались новые знания.

А что для этого надо, чтобы мечта ваша претворилась в жизнь?

— Нужны здание, площадка, поддержка. Нужно свободное молодежное пространство, однозначно.

Кстати, Молодежный центр же был. А НКЦ «Казань»?

— Да, хорошая площадка, мы ее тоже используем. Там, прямо в музее 1000-летия Казани мы проводим «Фабрику мысли». Но НКЦ «Казань» сам по себе самодостаточный центр, весь татарский мир через него проходит: там проходят заседания, выставки. Молодежи нужна своя отдельная площадка.

То есть вы хотите, чтобы вам отдельно дали здание и вы бы там развернулись?

— Мы это будем или несколько организаций... Я за, даже если у Ильнара, который задал вопрос, есть желание устроить клуб. Пожалуйста! У человека должно быть пространство, где он мог бы реализовать свои идеи.

Вы же назвали организации, клубы, может быть, они просто не так в интернете живут, как вы, или просто информации не хватает?

— Живут, но этого недостаточно. Сколько русскоязычных проектов в Казани? Татароязычных же в разы меньше, в этом плане мы очень проигрываем. Конечно же, это не битва, но конкуренцию мы проигрываем.

«ИЗ ЦЕНТРА НАМ ГОВОРЯТ: «ДАВАЙТЕ, РЕБЯТ, ВОТ СЕЙЧАС ВСЕ ПОМЕНЯЙТЕ РАЗОМ». НУ РАЗВЕ ЭТО ФЕДЕРАЛИЗМ? РАЗВЕ МОЖНО ДЕЙСТВОВАТЬ ТАК В ТАКОЙ ОГРОМНОЙ РАЗНОЙ СТРАНЕ?»

Форум существует уже много лет. Какие три его главных достижения вы назовете? Чего удалось добиться благодаря форуму? (Гузалия)

— Первое, что на ум приходит, — это сохранение института президентства. Я считаю, что мы очень хорошо поработали над этим.

То есть свою лепту внесли?

— Да. Первыми приняли обращение от имени всей татарской молодежи.

А куда это вы направили — президенту?

— Да, как я уже говорил, еще 6 лет назад, в 2010 году, мы внесли этот пункт в резолюцию. А 4 года назад (тогда наш форум прошел при участии Рустама Минниханова) мы уже начали говорить об этом публично, приняли открытое обращение, которое направили в Госдуму РФ и президенту России. После нас уже высказались конгресс татар и Госсовет.

То есть молодое поколение были первыми — пионерами? А скажите, вот по большому счету какая разница, как называется глава региона? Лишь бы хороший был руководитель.

— Я считаю, нет, не так.

Нет?

— Нет, не так, но вот какая разница, как улица, например, называется — Эсперанто или Назарбаева? Но люди же вышли и требовали: пусть называется, как и раньше, Эсперанто, а не Назарбаева.

Нет, вообще это странно, с Эсперанто это было очень оригинально, такую улицу еще поискать нужно. А почему Назарбаев? В честь чего? Это Казахстан, совсем другое государство, с чего вдруг?

— Тут мы тоже можем подискутировать. Мы дети суверенитета, мы избавлены от комплексов, нам кажется, что мы живем в самодостаточной республике, мы не делимся на русских или татар, у нас идентичность татарстанца, это очень сильная идентичность. «Мы татарстанцы», «Без булдырабыз» («Мы можем») — это наш общий девиз, не только татар. И в этом плане очень важны такие символичные вещи, как президент Татарстана, парламент Татарстана, Конституция Татарстана, республиканские законы — это, на мой взгляд, очень важные институты. Здесь дело даже не в названии, а в сути. Если мы выбрали название «президент», проголосовали за это на референдуме, то даже постановка вопроса некорректна. Из центра нам говорят: «Давайте, ребят, вот сейчас все поменяйте разом». Ну разве это федерализм, разве можно так действовать в такой огромной разной стране? Как может федеральный центр всех знать — под один манер расчесывать и Белгородскую область, и Кемерово, и Татарстан? Это невозможно, как бы вы ни хотели.

Ну пусть называют султаном?

— А зачем мы вообще как-то называть должны? Наше старшее поколение уже высказало свое мнение. Каждый регион пусть по-своему называет, что такого? Каждый регион! Татарстанцы сами знают, как правильно назвать. И в 90-х годах мы решили, что это будет президент.


— «Президент» — слово импортное, если уж мы говорим про историю, про традиции.

— Это не импорт, а универсальное слово, как айфон, например. Мой сын каждый телефон называет айфоном, я же ему не говорю, что надо придумать татарское слово, это бесполезно. (Смеется.) Татарстан в 90-х годах сделал свой выбор в сторону своей Конституции, своего президента, в сторону договорных отношений с федеральным центром.

Я была участником этих событий. Знаете, страшно было, когда под зелеными знаменами на площадь Свободы из Набережных Челнов приезжали и, условно говоря, шашками махали. Неприятно было. Как не впасть в другую крайность? Конечно, татары, русские, чуваши — все имеют права. Но как в национализм и в экстремизм не впасть?

— Хороший способ не впасть в экстремизм — когда у тебя есть общая гражданская идентичность. Русский ты или татарин, чуваш — мы все татарстанцы. Вот эта гражданская идентичность помогает нам вести диалог, общаться, жить вместе. В этом плане институт президентства и все остальное — это наш общий вопрос, без этнической привязки.

Но тем не менее вы же на свой форум русских, наверное, не приглашаете?

— Приглашаем.

Русскую молодежь?

— Мы приглашаем любую молодежь. К нам кумыки, ногайцы, крымские татары приезжают.

У крымских татар название татары, а ногайцы? Они тоже себя татарами считают?

— Кем они себя считают, нам неважно. Нам важно, что у нас общие проблемы.

Приедут русские, заявятся — и ради бога?

— Да, конечно, что такого? Мы недавно познакомились и начали работать с другими городскими сообществами. Есть такой ансамбль «Оберег», они проводят праздник духа — очень интересное мероприятие с сильной русской идентичностью. Нас на праздник пригласила Марья Леонтьева. Они установили сцену прямо возле церкви, где раньше был кукольный театр, и провели праздник. Она нас пригласила со словами «Мы тоже активно делаем городские мероприятия». Мне нравится, что с такими людьми у нас полное понимание, нет такого, что ты другой этничности. У нас общая среда, мы активизируемся.

Мы смотрим на другие мероприятия и говорим: «Вот дизайн-маркеты хорошо проходят, татарского такого нет, давайте сделаем!» Это дает нам силы работать. В Казани сейчас сложилась такая обстановка, она мне нравится. В Коране написано «Я полюбил вас разными народами, чтобы вы познавали друг друга». Мне кажется, в разности — сила, эта разность проявляется не в конфликтах, а в диалоге.


«ВЫ ГОВОРИТЕ, НЕТ СРЕДСТВ НА ТАТАРСКИЙ. МНЕ БОЛЬНО ЭТО СЛУШАТЬ»

Я считаю это правильно. Хорошо, первое завоевание — это институт президента. А второе?

— Второе завоевание количественное. Сейчас в мире насчитывается 114 татарских молодежных организаций, это результат нашей работы в том числе.

Третье — двуязычие. Двуязычие в городе — тоже можно считать нашим главным завоеванием. И очень много подзавоеваний, например то, что Универсиада заговорила на татарском языке, а в автобусах делают объявления остановок в том числе на татарском языке.

Это вашей инициативой было?

— Да. Началось все с того, что по всему городу развесили плакаты «500 дней до Универсиады». Помню, еду я в автобусе и вижу вывески одна за другой: «500 дней до Универсиады», «500 дней...», «500 дней...». И я представил, если бы это происходило где-нибудь в Барселоне, наверняка они написали бы и на каталонском, и на испанском, и на английском. Неужели у нас пожалели написать три буквы? В слове «көн» ( с татарского — «день» — прим. ред.) всего три буквы! Их везде по заборам пишут, не ленятся, а тут исполком или дирекция поленились написать три буквы. Это же стилистически сделать очень легко, тем более Татарстан позиционирует себя миру как открытый, современный регион. Билингвальность — это один из признаков толерантности, открытости региона. Так в Канаде, так в Испании, так в Великобритании, когда местная, локальная билингвальность соединяется с глобальной. Glocal — это фишка региона, это современно, а мы хотим показать Татарстан современным. Еще на это наложилась мысль... Я сразу вспомнил презентационный ролик о Казани, где говорилось что здесь сплетаются две религии, две культуры. Я думаю: а где вторая культура? Забыли, когда писали. И мне стало обидно. Я подумал, надо написать письмо, наверняка они просто забыли, там же тоже люди. Нам же надо сначала хорошо про всех думать. Написал письмо, никогда так быстро не писал. (Смеется.)

Кому написали?

— Леонову, я помню, Ильсуру Раисовичу Метшину написал и Бурганову Рафису Тимерхановичу — он тогда был министром. Всем троим написал. Кстати, Леонову нужно отдать должное, тогда из дирекции Универсиады мне товарищи сказали, что он вышел с письмом и говорит: «Они правильно говорят, у них аргументы обоснованны». И все аргументы, что я привел, они и перечислили. После этого пошел процесс. Пришел отрицательный ответ из исполкома Казани, с ним в плане двуязычия в городе у нас всегда всегда проблемы возникают, хотя мы с ними нормально работаем. Пришел ответ, что якобы это требование FISU: языками Универсиады является русский как язык принимающей страны, английский и французский как международные языки. Для меня это было шоком. Я, человек, знающий все международные принципы, знаю, что никогда ни одна международная организация не будет выступать против локальной культуры и языка. Это же для мировой общественности как красная тряпка: вдруг ты какие-то меньшинства обидишь. Мы опубликовали это письмо, а у нас татары живут по всему миру, и со всего мира в FISU посыпались письма: говорят, якобы у вас нет места локальным языкам? Писала наша татарская молодежь и на английском, и на французском, и на шведском... И из Иркутска, и из Швейцарии, и из Франции — отовсюду, где только живут татары. Как так, нет места локальным языкам? Татары же везде живут, и это очень большая сила, кстати. Иногда, может, мы эту силу и недооцениваем. Всего тогда в FISU было направлено более 30 писем. И через две недели они приехали в Казань и высказали свое мнение, что ни в коем случае не против локального татарского языка. Будет неверным говорить, что это сделали мы, нет, это сделала дирекция Универсиады, за это им большое спасибо. Но мы здорово поспособствовали. И так во многих вещах.

Мы каждый год вручаем антипремию «Тяжело с татарским» как мотивацию для соблюдения двуязычия в республике. В основном ее получают государственные структуры, которые по закону должны использовать два языка. Они должны хотя бы дать возможность реализовать наше право на получение информации на татарском языке. И мы не пишем так: «Давайте-ка пишите на татарском, или мы на вас напустим активистов». Нет, не так. Мы приводим им аргументы. Вот, например, у «Билайна» есть кол-центр на татарском языке. Нет ни на башкирском, ни на чувашском, ни на одном другом языке, только на русском и на татарском в Татарстане. Я их спросил, почему не сделали на татарском, хотя ни в какой национальной республике нет кол-центра на втором языке. И он говорит: когда я стал руководителем, начал спрашивать, вы использовали татарский язык как маркетинговое движение, а оправдывает ли это себя, давайте посмотрим, мы же деньги считаем. Оказывается, есть показатели коэффициента, которые показывают, как та или иная услуга удерживает клиентов. И коэффициент удержания клиентов татарского кол-центра чуть ли не в полтора раза выше. И он говорит: с таким коэффициентом я в жизни такую услугу не закрою! Это бизнесмены говорят, которые все на деньги переводят.


Но когда мы приводим аргументы, что татарский язык поможет расширить вашу аудиторию, то находятся такие люди, которые говорят: нет, мы федеральное агентство. Как будто федеральные законы не гарантируют существование государственных языков. Такие случаи тоже попадаются, их мы и номинируем на антипремию «Тяжело с татарским», это как мотивация.

Бывает и наоборот. Например, известный общественный деятель и журналист Римма Бикмухаметова обратила внимание, что в IKEA все вывески выполнены на русском языке. Подошла к стойке администратора, задала им этот вопрос. Они отослали ее в Москву. Она написала письмо, но из Москвы пришел отрицательный ответ, хотя в соседнем Башкортостане, например, все вывески в IKEA продублированы на башкирском языке. Тогда она нашла в интернете адрес основателя IKEA Ингвара Кампрада в Швеции. Написала ему письмо, перевела на шведский, вложила в конверт открытки с видами Казани и отправила ему. Он ответил: «Проблем нет!» И в течение всего двух недель все вывески в IKEA были продублированы на татарский язык! Вот он европейский менталитет — в Москве национальным языкам говорят «нет», а в Европе — «нет проблем».

А как она выглядит физически?

— Это большая картинка, где изображена буква Ә — первая буква татарского алфавита и логотип акции «Я говорю по-татарски!». В этом логотипе отражен весь принцип нашей работы — когда все татарское представляется не в виде чак-чака и тюбетейки, а в виде смайлика — символа XXI века. Смайлик этот в виде буквы Ә позитивный, современный.

На логотипе антипремии буква Ә не может поднять тяжелую гирю. Все журналисты ждут результатов антипремии. Это очень действенный инструмент, это тоже наша заслуга, я думаю.

— А где вы его предъявляете?

— В апреле на нашем самом большом мероприятии «Мин татарча сөйләшәм!» (Я говорю по-татарски!»).

— Кстати, когда вы будете продолжать это дело с министерствами, вы должны знать, что на татарский язык у них нет ни кадров, ни средств. Этот вопрос нужно решать отдельно.

— Что значит нет средств на татарский язык? Я вот этого не могу понять.

Надо держать специальные кадры переводчиков.

— Есть у нас кадры. В КФУ есть переводческий центр. Есть институт филологии и межкультурных коммуникаций. Можно договор составить, и они вам все переведут.

— Денег нет на это.

— Вы говорите, что нет средств на татарский. Мне больно это слушать.

— В министерстве нет средств на переводы. Специалисты говорят на бытовом татарском, но не в состоянии бумагу написать. Нет и единого центра, например переводческого отдела.

— Им нужен хотя бы один переводческий центр. Почему министерство юстиции и министерство финансов все свои нормативные документы переводят на татарский язык и у них не возникает с этим никаких проблем? Министерство финансов — это же не министерство образования или культуры, где татарский должен быть по определению.

Я их не оправдываю, но с этой стороны посмотрите — им сказали, что надо соблюдать закон о двуязычии, но не обеспечили инструментом для этого.

— Согласен. Есть такая проблема. Недавно нас пригласили в Институт госслужбы, где мы провели обучение для руководителей пресс-служб министерств. Мы рассказали о том, как вести на двух языках социальные сети, и обо всем остальном, не менее важном. Они согласились и попросили помочь им хотя бы с заголовками, надписями и афишами. Мы сказали «Конечно!» У нас есть пиар-группа, состоящая из волонтеров. Все они на практике учатся вести социальные сети, мы учимся вместе с ними. Можно сказать, что они на нас работают. Их 12 человек! 12 человек, которые пишут на русском, татарском, английском языках как минимум. Это молодые ребята, которые учатся на филологическом факультете, отделении международных отношений, они все занимаются пиаром для нас, хештеги ставят, переводят, видео снимают, тексты набирают за две секунды. Да, у них не все идеально, но только в одной организации пиар-команда из 12 человек! Двуязычных! Как нет кадров? Сколько у нас министерств? Штук 20, наверное? Так вот для 12 из них у меня уже есть люди, которые с удовольствием начнут работать там завтра же. (Смеется.)

По татарскому языку есть вопросы. Давайте их обсудим. «Каждый год ваша организация проводит акцию „Татар дозор“, в ходе которой ваши активисты врываются в магазины и кафе в центре города с требованием знания татарского языка. Если продавец может говорить по-татарски, то ему дают наклейку об этом, если нет, то его начинают оскорблять. Я владелец одного из таких магазинов. У меня просьба: пожалуйста, прекратите проводить эту жуткую акцию, ничего хорошего нет, когда обезумевшие деревенские парни с горящими глазами врываются среди бела дня в магазин, пугают клиентов, продавцов, крича на них: „Вы говорите по-татарски? Почему не говорите?“ И если продавцы отвечают, что не говорят, то те начинают кричать и говорить: „Езжайте в Рязань“. Помимо просьбы вопрос: на проведение этой акции ваша организация получает деньги, назовите сумму». (Ильдар Иванов)

— Такое невозможно.

Вы можете за каждого активиста голову на отсечение дать?

— Да, могу.

Квест «Татар дозор»

Люди такие разные. Откуда вы знаете, что они делают во время акции?

— Люди совершенно разные, да, но вы представьте — люди в футболке с задорным смайликом заходят и говорят: «Езжай в Рязань». Я думаю что тот, кто задавал вопрос, — это провокатор. Те, кто знаком с игрой «Татар дозор», хорошо знает, что у нас total control. Эта игра не заключается в том, чтобы врываться в магазины, она про Казань, про исторические места города. Например, в этом году участники квеста искали сокровища ханов, которые были брошены в озеро Кабан. Эта игра посвящена знанию Казани, просто на татарском языке. Мы учим обращать детей внимание на те же вещи, на которые обращаем сами: говорят ли люди в повседневной жизни на татарском языке, используют ли его в магазинах при предоставлении услуг. Например, если продавцы могут обслужить клиентов на татарском языке, участники дарят им подарки, на дверях оставляют наклейки с логотипом нашей акции. Сейчас активно вводится в оборот понятие халяль-френдли — дружелюбное отношение к мусульманам, например. Комитет по туризму, официальная организация, вводит понятие халяль-френдли для того, чтобы привлечь туристов, а мы — для того, чтобы привлечь татароязычных клиентов, прививать «татар-френдли». Наши же активисты не просто клеят наклейки и убегают, они спрашивают: «Хотите ли вы, чтобы мы наклеили вам тоже?! Люди будут знать, что здесь говорят по-татарски, повысится лояльность и т. п.». И почему я могу дать голову на отсечение за своих активистов? Потому что перед каждым квестом мы проводим инструктаж с руководителями этих команд, беседуем с самими участниками. Тут в вопросе пишут о деревенских ребятах. Участники у нас все казанские — либо студенты, либо школьники. Нет там деревенских ребят, хотя я и не комплексную на этот счет. По поводу «езжай в Рязань»... Все передвижение участников снимается на видео, в каждой команде есть человек, который ответственен за это. После мы все это просматриваем, на основании чего выявляем победителя — ставим плюсы и минусы, смотрим, насколько креативно они подошли к выполнению заданий квеста. Во время инструктажа я всегда говорю участникам: мы воспитанные и должны пропагандировать язык и культуру тоже воспитанно, красиво, людям должно быть интересно. С этого начинается и этим начинается наш «Татар дозор». Мы его проводим пять лет и ни разу такого случая не было.

— Тем, кто не умеет на говорить на татарском, дают наклейки. Что еще с ними делают?

— Раздают разговорник «Мои первые 150 слов на татарском», приглашают на гала-концерт акции «Мин татарча сөйләшәм».

— А эта игра когда проходит? Круглогодично?

— Нет, мы ее проводим за две недели до гала-концерта «Мин татарча сөйләшәм». Все участники квеста приходят на гала-концерт и ждут объявления победителя. Они получают различные подарки, к примеру, «Билайн» дарит каждому частнику смартфоны. Участвовал бы в акции, где кричат «Езжай в Рязань», «Билайн»? Нет, не участвовал бы никогда.


«МОЛОДЕЖЬ СЛУШАЕТ АНГЛИЙСКУЮ МУЗЫКУ, СМОТРИТ СЕРИАЛЫ, ЧИТАЕТ БЛОГИ В ИНТЕРНЕТЕ, А ГОВОРИТЬ НЕ МОЖЕТ! И ЭТО НЕ КОМПЛЕКСЫ. ЭТО ТОЖЕ МЕТОДИКА, ЭТО ТОЖЕ УЧИТЕЛЯ. ЭТО НЕ ТОЛЬКО ПРОБЛЕМА ТАТАРСКОГО ЯЗЫКА»

По татарскому языку целый шквал вопросов. «Насколько велик КПД развития языка от ваших мероприятий и в целом от государственных программ с их учебниками, выставками, программами? Ведь люди будут говорить на татарском, если это будет реально выгодно, скажем, при приеме на работу». (Заки Мухамметшин) «Какова тенденция по степени владения молодыми татарами родным языком, растет ли чисто владеющих или уменьшается? Какая часть молодых, родившихся в татарских семьях регионов РФ, владеют языком предков? Много ли тех, кто интересуется и знает культуру, традиции татар? В какой степени знают и применяют родной язык дети и молодежь Казани и других городов Татарстана? Участвуют ли они в работе ВФТМ?» (Р.Т.Н. ветеран комсомола)

— Да, анализируем, конечно.

А как? Каким образом?

— В общественных организациях нет такой жесткой методики исчисления КПД, но мы смотрим охват новостей в социальных сетях, насколько это интересно другим СМИ, насколько интересна та или иная тема. С каждым разом охват увеличивается, мы понимаем, как то или иное мероприятие влияет на самосознание. Чем занимается любая общественная организация? Она формирует общественное мнение. Это, можно сказать, главная функция общественных организаций. Но есть показатель качественный, а есть количественный, я про него уже говорил. Например, антипремия «Тяжело с татарским». Почти все номинированные на антипремию организации начали использовать в своей деятельности татарский язык.

А чтобы люди знали татарский язык? С этой точки зрения?

— Правительство Республики Татарстан татарам и тем, кто хочет изучить татарский язык, сделало подарок — школу «Ана теле», практически вся наша команда участвовала в создании контента этой онлайн-школы. И каждый год мы собираем тысячу заявок от желающих изучить язык. Это конкретная работа. Тысяча человек через интернет, через наши каналы — ни одна организация столько не собирает, потому что ни у кого нет столько связей.

Все ведь начинается в семье. Если в семье не будут стимулировать, не будут говорить, общество только не справится. С семьей вы как-то работаете с точки зрения языка, с точки зрения языка поощрения, чтобы в ней говорили на татарском?

— Как вы себе это представляете? Тут дело в популяризации, популяризацией мы занимаемся. А вот проводить рейды, заходить в дома и спрашивать: «У вас в семье говорят на татарском?!» Если честно, меня такие способы пугают. В деле популяризации, мне кажется, мы достаточно успешны. У нас есть собственный пример — наши многочисленные активисты, люди вокруг нас. Чего только стоят имена их детей! Моего сына, например, зовут Ризаетдин. Мне кажется, он один с таким именем.

А откуда вы его взяли?

— Был такой татарский деятель Ризаетдин Фахретдин — великий ученый, сильного характера человек. Когда мы с женой подбирали имена, начали вспоминать великих татарских людей. Наткнулись на биографию Ризаетдина Фахретдина. Он был большим ученым с тяжелой судьбой. В последние годы его жизни ему отключают свет, а он все равно продолжал писать свои труды при свете луны. В наши жизни не хватает таких настоящих, великих людей.

А как вашего сына называют при повседневной жизни — прямо так длинно?

— Да. Он выбегает во двор, и все дети его зовут Ризаетдином. У детей нет таких комлексов.

Фото из личного архива

«Как вы относитесь к тому, что татарскому языку практически насильно учат русских в школах? Не считаете ли, что тем самым зарождают негативное отношение не только к языку, но и к его носителям?» (Перельман) «Я знаю, что вы активно стараетесь помогать в развитии татарского языка. Хотелось бы подробнее узнать, есть ли на сегодняшний день новые методики, способные облегчить русскоязычному населению изучение татарского языка. На сегодня существующая методика обучения как в школах, так и вообще не способна пробудить любовь к татарскому языку». (Данил) «У вас есть рецепт, как сделать изучение татарского языка интересным и эффективным?» (Людмила) «Какие инновационные методы ваша организация использует для изучения и распространения татарского языка на территории РФ и за границей? Есть ли у вас программы поддержки подобных проектов, как вы помогаете людям (компаниям), которые хотели бы создать подобные программные продукты?» (Ильнур Батдалов)

— Конечно, работаем. Проблему по поводу методики обучения мы поднимаем даже больше самих русских. Сейчас команда педагогов-практиков, куда входят и наши активисты, пишут новые учебники. Это ребята практики. Проблема нынешних методик в том, что их писали не практики, а ученые-лингвисты.

Мне кажется, обучение должно проходить в игровой форме начиная с детского сада. Деловые игры, деловые общения...

— Я вообще ратую за то, чтобы все языки так обучались! Я, например, 10 обучался английскому языку и очень благодарен нашему педагогу, она очень хорошо нам его преподавала. Я не боюсь говорить на английском. Сейчас молодежь слушает английскую музыку — практически 90 процентов, смотрит сериалы, читает разные развлекательные интернет-блоги на английском языке, а говорить не может! И это не комплексы. Это же тоже методика, это же тоже учителя. Это не только проблема татарского языка. Это проблема всех языков, которые обучаются в России. Иностранцы всегда говорят, что такое ощущение, будто в России никто не разговаривает по-английски: «Идем по улице, обращаемся, а в ответ: «No, no, нет, не говорю». В этом плане с татарским языком дела обстоят даже лучше, чем с английским. И чем моложе люди, которых мы опрашивали, тем более они толерантны и открыты по отношению к татарскому языку. Например, среди русской молодежи в возрасте от 18 до 24 лет 6 процентов идеально знают татарский язык, 16 процентов — хорошо, 16 - 18 процентов — плохо знают.

А кто провел такое исследование?

— Академия наук в 2011 году. Сейчас уже подготовлены новые исследования.

Вы тестировали их или не знаете, на каком основании они все это считали?

— Мы посмотрели методики, там нет оснований не доверять. Они привлекли разные группы, это огромное исследование.

Недавно опубликовали языковой ландшафт Казани — всего 5 процентов вывесок в Казани выполнены на двух языках!

Чем выше возраст респондента, тем хуже его отношение и знание татарского языка. В возрастной категории с 24 до 35 лет примерно такие же цифры. Татарский язык русские знают, как минимум понимают. Каждый год перед акцией «Мин татарча сөйләшәм» мы раздаем подарки. Мы выходим на улицу и говорим: «Вы знаете по-татарски? Нет? Хотели бы изучить?» И аргументируем: «Если вы будете знать татарский, вам откроется 500-миллионная аудитория тюркского мира, вы сможете признаться в любви еще на одном языке, сможете стать президентом Татарстана, у вас поднимется уровень IQ потому, что у двуязычных быстрее работает мозг». (Смеется.) Я начинал волонтером и до сих пор выхожу на улицу с волонтерами, потому что мне интересно, что про нас знают. Это такая интересная полевая работа, так как такие организации часто теряют чувство реальности, считая, что про них все все знают, все думают, как они. А мы надеваем футболки, выходим, раздаем буклеты «Панорамное звучание» — там говорится про билингвальность. Пять лет назад многие люди говорили нет и просто уходили. Возможно, дело не в татарском языке, просто люди были более закрыты и агрессивны. Все-таки все международные события, которые прошли в Казани, научили нас открытости. Сейчас люди останавливаются и говорят: «Да? Татарский язык повышает IQ?» И буклеты разбирают. Я говорю им: «Наклейка только для тех, кто знает татарский язык». Начинают торговаться и отвечают: «Я знаю „Мин татарча сөйләшәм“, „Исәнмесез“, обещаю, сегодня еще выучу!» Среда в Казани очень комплиментарная. Поэтому все эти методики русского, английского, татарского языка надо срочно поменять. Некоторые люди начинают видеть проблемы с русским языком в татарском, хотя Татарстан показывает самые высокие баллы ЕГЭ по русскому языку. То есть мы по-русски говорим почти лучше всех в России.

Можно так сказать: проблема языков существует, это общая проблема как для русского, так и для татарского языка. В этом плане надо и государству менять методики, чтобы мы не искали причины друг в друге.

КПД в чем выражается? Многие не разговаривают по-татарски. Но, чтобы говорить, должна быть среда. Не должно быть так, что ты татарский язык слышишь только в семье или только на уроке татарского языка. Ты должен выйти из кабинета и увидеть афишу кино на двух языках. Окна нашего кабинета выходят на оперный театр. Почему нельзя в афише написать и на татарском языке? Я думаю, нет ничего плохого в том, чтобы рядом с «магазин» написать «кибет».

А разве нет?

— 5 процентов.

Правда? Я удивлена этой цифре.

— Мы не удивлены. Потому, что мы все это видим, мониторим. Более того, даже то, что есть, написано с великим множеством ошибок.

Недавняя история с паркоматами. Поставили новые знаки, где описывается, как надо платить за парковку, один из них был прикрыт пакетом. Мне стало интересно, я приподнял пакет: с одной стороны было написано по-русски, с другой — по-татарски. Я подумал: «Вот же, молодцы!» — и сфотографировал. Потом посмотрел на фотографию, а там вместо татарских букв какие-то иероглифы написаны. Я не знаю, что там произошло, наверное, ошибка системы. Мы и фотомарафон провели — татарский язык всегда используется по остаточному принципу. Например, мы недавно мониторили министерства. Я не говорю про маленькие таблички у входа в министерства, которые выполнены на двух языках. Они ставят огромные надписи из огромных букв. И везде они моноязычны. Министерства финансируются из бюджета, у них всегда есть деньги. Вот написано: «Государственный Совет»/«Дәүләт Советы». У вас не возникает чувства возмущения: «Ах, написали на татарском!» Все это воспринимается положительно. Ну так используй эту фишку, напиши на татарском языке.

Перед глазами стоит министерство экономики на Московской улице. У них огромными буквами написано «Министерство экономики». А если по верху пустят на татарском? Как будет по-татарски «Министерство экономики»?

— Икътисад министрлыгы.

Пусть напишут. Вот еще спрашивают: «Насколько глубоко ваша организация затрагивает историю татарского народа?» Мы недавно публиковали, что даже на слово «татарин» есть разные точки зрения у ученых. Насколько вам важны истоки, история?

— Очень важны. Идентичность как в первую очередь проявляется? Человек говорит: «Мои предки были татарами, значит, и я татарин». Если очень упростить, то это означает, что идентичтность в первую очередь идет через историю, через истоки своего народа. Поэтому мы обращаем на это большое внимание. В последнее время особенно хорошо сработались с Институтом истории. Недавно они выпустили видео «Истоки происхождения татар», распространили через наши ресурсы и получили рекордное количество просмотров. Только за первые три дня его посмотрели около 10 тысяч человек. Это значит, что к истории в обществе проявляется очень большой интерес. Свой лекторий также провели в музее государственности Республики Татарстан, первая «Фабрика мысли» была посвящена вопросам истории и прошла в музее 1000-летия Казани в НКЦ.

Там мы не просто даты вспоминали, а обсуждали процессы, которые нас волнуют, — когда молодежь забывает свою историю. Не только в школах, но и в интернете недостаточно таких лекториев, исторических клубов — мы работаем в этом плане. Мы выбираем, например, такие интересные темы: «Знаем ли мы основателей татарской республики?» «А кто рисовал границы нынешнего Татарстана?» Мы специально ставим вопросы: «Кого можно считать основателем Республики Татарстан?», «С кем ассоциируется основание Республики Татарстан?».

— Наверное, с Шаймиевым?

— В современнейшей истории, да. А 100 лет назад? Сами-то назвать никого не можем, что уж говорить о молодежи. Поэтому мы обсуждаем такие темы. Если есть у нас личности, то какие личности? Кого мы забыли? Тема исторической амнезии у нас проходит красной линией. Мы забываем, и память постепенно универсиализируется, стирается. Поэтому мы стараемся выпускать такие видео, выкладывать их в интернет, проводить лектории. Если помечтать, то я хотел бы, чтобы через два-три года у нас уже была пара постоянно действующих исторических клубов, где поднимались бы актуальные темы, проводились лекции с краеведами, различные экскурсии и так далее.

Для чего это нужно тем, кто приезжает из-за рубежа?

— История — это то, что нас объединяет.

Они рассказывают что-то новое о себе, как им живется, какие у них проблемы, обращаются ли они с проблемами к вам?

— Да, конечно обращаются. Начиная с того, что им не хватает книг, заканчивая тем, что они приглашают нас к себе. Мы едем, читаем там лекции или просто представляем форум.

Они говорят на татарском?

— Да. Многие говорят. Вообще, проблемы у них разные. Потому что татарский мир очень разнообразный и интересный. Если брать заграницу, то это разные волны миграции. Есть те, кто переехал до революции, например третье-четвертое поколение американских татар. По истории татар Китая вообще книги можно написать: они прошли такой тяжелый путь и среди миллиардного китайского народа сохранились. У меня есть друг из Финляндии — представитель четвертого поколения финских татар. Он сейчас работает в Татарстане, проходит здесь практику, хотя, казалось бы, учится в Хельсинки в очень хорошем вузе. Он очень полюбил Казань. Говорит, что хочет связать свою будущую жизнь с Казанью.

Много тех, кто высказывает мысль «хочу переехать»?

— Не просто высказывают, после форума целыми семьями к нам переезжают! Очень большая волна молодежи уехала учиться в разные страны. Это уже новая миграция, новая молодежь. Это другая молодежь, проблемы у них другие. Представители первой волны иммиграции привыкли жить обособленно, немного закрыто, они привыкли сами решать свои проблемы. Но все же почти вся молодежь считает своей исторической родиной Татарстан. Даже все тот же мой друг из Финляндии. Их прадеды в свое время переселились в Финляндию из Нижегородской области, Сергача, но исторической родиной они считают Татарстан.

Очень много людей в свое время уехали из Татарстана в Среднюю Азию и другие регионы. Сейчас очень тяжело вернуться обратно, на землю предков. Единственный вариант — это участие в государственной программе переселения, но по ней нереально попасть в Татарстан. Почему вы не поднимете этот вопрос? Ведь у многих людей еще бабушки/дедушки родились и жили в РТ, и вот теперь они не могут вернуться обратно. Нет никакой упрощенки либо госпомощи. Почему правительство РТ не делает ничего для возвращения? (Алим) Это государственная проблема, и даже Татарстан не в силах ответить. Вы знаете эту проблему? Свою лепту какую-то вносите?

— Мы очень хорошо знаем эту проблему. Вносим. Два года назад мы это вносили и в резолюцию, целых два выступления было посвящено этой теме. Мы просили, чтобы выделили отдельные квоты. Сейчас на российском уровне такой проблемы нет, татары воспринимаются как равноправные соотечественники. Более того, с 2016 года Татарстан участвует в федеральной программе по переселению. Татарстану выделена квота на 50 человек, каждый из которых может привести с собой еще 4 члена семьи. Итого получается 250 человек. Естественно, спрос опережает предложение, но для молодежи есть отличная возможность приезжать учиться к нам в вузы. Каждый год через всемирный конгресс татар мы собираем заявки. Есть те, кто уезжает работать в свои регионы, но многие остаются и работают в Татарстане, это очень полезные для Татарстана люди. Они хотят здесь чего-то добиться, порой они даже активнее, чем сами казанцы.

Первый Сенной базар

— Вот еще спрашивают про другой ваш проект. На протяжении последних трех лет форум проводит акцию «Печән базары» («Сенной базар»). Откуда появилась идея проведения этой акции, кто ее автор? И пройдет ли она в этом году? (Дина)

— В этом году «Сенной базар» пройдет 7 августа. Как я уже говорил, многие наши мероприятия сводятся к тому, что мы предоставляем площадку тем или иным сообществам. «Мин татарча сөйләшәм», где собираются татарские альтернативные музыканты, проходит на Баумана один раз в год и собирает по 4 - 5 тысяч человек. И второе большое сообщество, которым мы предоставляем площадку уже на «Печән базары», — это татарские дизайнеры, которые делают украшения, повседневную одежду, аксессуары из кожи, футболки, свитшоты, вещи для дома, для интерьера и т. д.

Около четырех лет назад мы сидели в моем кабинете, у нас как раз сформировалась новая казанская команда. И мы размышляем: давайте придумаем что-нибудь новое? Чем отличается у нас этот год? У нас есть проект «Мин татарча сөйләшәм», который направлен на язык, нужен еще один проект, направленный и на культуру.

В тот год исполнялось 100 лет со дня смерти Тукая. Мы посмотрели, проводились только официальные мероприятия: возле больницы Клячкина собирались люди, выступали официальные лица. А мы подумали: чтобы вспомнить Тукая, необязательно же повесить его портрет и на его фоне что-то говорить? Мы же молодежь, мы должны мыслить прогрессивно, как Тукай! И это будет самая большая дань его уважения. Пошла такая череда идей, мозговой штурм: «Давайте сделаем ярмарку, а где была ярмарка? На Сенном базаре». Это было такое общественное место в Казани. У нас в Казани нет места, где можно было бы попасть в реконструкцию прошлого времени. Есть реконструкции войн, да и то там нет нашей местной истории.

Реконструкция начала прошлого века

Сейчас очень много говорят об урбанистике, городских сообществах, сейчас это популярные слова, а тогда об этом вообще никто не говорил. И мы как-то интуитивно к этому пришли и пригласили татарских дизайнеров, подумали, пусть продают там свои вещи. Человек 10 дизайнеров в первый год пришло. Тогда дизайнеров, делающих вещи с татарским компонентом, было еще мало. Акцию мы провели ее на улице Парижской Коммуны, прямо на том же месте, где располагался 100 лет назад базар. Расставили на тротуаре столы, стулья, скинулись сами на все нужное и пустили клич: приходите, только оденьтесь в татарские наряды, но не те, что мы видим на сцене, — аляпистую одежду, а с креативом подойдите к этому, оденьтесь так, как одевалась городская знать того времени.

А одежду откуда взяли?

— Все по-разному. Кто-то в театре имени Камала взял, кто-то из сундука достал. Один парень надел шерстяные носки, сверху галоши, длинный черный плащ, черную тюбетейку и говорит, что он грузчик Сенного базара. Я очень долго смеялся. А девочки надели красивые платки, сшили изю (традиционное нагрудное украшениеприм. ред.). Некоторые из них приготовили пироги и прямо ходили в толпе торговали. Тогда нас ругали за то, что мы не вмещались на тротуар, выходили на проезжую часть. С нынешними порядками на оштрафовали бы на миллион, но тогда таких штрафов не было, слава богу (смеется), и представители УВД отнеслись к нам с пониманием. Тогда мы поставили свободный микрофон, организовали флешмоб, выпустили газету с публикациями ровно столетней давности — нашли в архивах газету «Аң» («Сознание»), перевели ее на современный татарский язык. И пошла популяризация. Был такой такой ажиотаж, мы не ожидали. После этого каждый год люди ждали этот праздник. На следующий год мы перешли на пешеходную зону — улицу Каюма Насыри. В прошлом году это превратилось уже в большой фестиваль. В этом году уже набралось около 70 участников только дизайн-маркета. Это те, которые делают аксессуары и повседневную стилизованную татарскую одежду. Среди них есть казанские, уфимские, московские, пермские дизайнеры, из Нижнего Новгорода и Самары. Можете представить, что в Перми человеку пришло в голову, что в его городе всем будет интересна повседневная одежда с татарским элементом? Я очень горжусь этими людьми, у которых вообще нет никаких комплексов насчет того, что «Ой, татарское это наше, местечковое, три татарина соберемся — вот это наше, и все». Нет, они считают, что всем в Перми будет интересна татарская одежда и делают из этого полноценный бизнес.

Фестиваль «Сенной базар-2016»

А вот сапоги расшитые, головные уборы — это же вообще красота!

— Да. Это уже высокое искусство. В прошлом году фестиваль посетили 7 тысяч человек. Мы сами не ожидали. Татары из Америки, Казахстана, Австралии специально подгадали свой отпуск так, чтобы попасть на «Сенной базар». Кого я только в прошлом году там не не встретил. Само по себе получилось такое пространство, где собралась современная, открытая молодежь. Я видел там очень много людей, с которыми мы дружим, — не обязательно татары, те, которым просто интересен данный формат. Были организованы лектории, конкурс граффити, квест, детская площадка, вкусный уголок и многое другое... Всего я насчитал 10 площадок, все современные форматы, которые проходят в Казани, были там представлены, но на татарском языке. Пришли букинисты, которые принесли свои самые редкие книги, которые только на блошином рынке можно найти, афиши столетней давности. Был развернут «Уку паркы» — «Парк чтения». Там же проходили батл молодых русскоязычных и татароязычных поэтов, поэтический слэм. В общем, чего только там не было! И все это молодежное пространство! Это надо видеть. В прошлом году нас поддержало министерство культуры РТ, мы выиграли грант.

7 тысяч... Это же огромное число! Это машины, проезжая часть, город...

— Сейчас мы это проводим на набережной озера Кабан.

Организационно кто на себя это берет? С кем вы работаете? С министерством или с исполкомом Казани? Это же сложная работа. У вас есть эти силы, да?

— Да, естественно. Мы проводим «Мин татарча тойлэшэм» уже 10 лет на Баумана. У нас есть опыт.

Значит, Сенной базар будет 7 августа? И участники форума тоже примут участие и у вас будет такое красивое завершение?

— Да, что-то вроде рефлексии, когда люди могут расслабиться, просто подойти и сказать: «Слушай, форум был очень плохой!» или «Было вау!» (Смеется.) Ну и купить что-нибудь, отдохнуть.

Министр культуры на «Сенном базаре-2015»

«РАБОТЫ ДАШИ НАМДАКОВА ОДНОЗНАЧНО СИЛЬНЫЕ. ЭТО ИСТОРИЯ ПРО ВЫСОКОЕ ИСКУССТВО. ПРОСТО В СЛУЧАЕ С БОЛГАРОМ МЕСТО НЕУДАЧНОЕ. ЯЗЫЧЕСТВО ТАМ НЕУМЕСТНО»

Несколько вопросов по поводу памятников. «Форум засветился в истории с памятником Екатерине II («Хранительница»). А за какие памятники вы ратуете?» (Гульнур Зарипова) «Почему не поднимается вопрос установления памятника защитникам Казани, павшим при взятии города Иваном Грозным?! Было бы справедливо установить памятник Екатерине II и памятник защитникам Казани. Если не научимся уважать своих предков и отцов, другие нас тем более не будут уважать...» (Алим)

— С памятниками бесполезно воевать. Мы — за общественные пространства. Живые, открытые пространства притягивают. Поэтому я с очень большим недоверием отношусь, когда хотят продвинуть какую-то идеологию через установку памятников. Как демократичный человек я воспринимаю Казань как территорию без символов царизма. Если бы мы жили в те времена, будучи обычными людьми, нам было бы очень трудно жить. Царизм — это система, которая в первую очередь думает об интересах империи, об интересах царей, но никак не о людях. Мне такие истории не по нраву.

Советский период — это ведь тоже империя.

— В меньшей степени. Потому что возникли советы. Народ сам формировал советы.

А репрессии, репрессивные машины?

— Страшная история.

Давайте про памятники. Вот «Хранительница» в Болгаре. Вы против нее выступали?

— Мы были однозначно против установки. Писали обращение, его подписали 3 тысячи человек. Болгар — это сакральное место для нас.

Шаймиев — наш национальный лидер — одобрил. Ему понравилось творчество скульптора, он пригласил его, одобрил этот макет, все сделали, как он хотел. Изготовили, оплатили. Как же вот так?

— Я считаю, что Минтимер Шарипович имеет право на это. Он, наверное, инициировал этот процесс. Понимаете, такого уровня человек... Естественно, если он спросит у окружения, нормальная ли это идея, ему ответят: «Да, идея супер!» Наша задача как общественной организации заключалась в том, чтобы донести мнение общественности. Я считаю, что в этом плане мы свою функцию выполнили. Мы приводили свои аргументы, и Минтимер Шарипович в очередной раз мудро поступил — он прислушался, не поставил.

Сейчас скульптуры этого же автора поставили возле Казанки. Они нормально смотрятся?

— Очень органично, красиво.

Но Хранительницу же сделали, она сейчас где-то лежит, бедняжка. Куда можно было бы ее органично поставить?

— Есть предложение поставить ее напротив железнодорожного вокзала. Мне кажется, там классно смотреться будет. Трехметровая, с постаментом, наверное, выше. Она и в Гайд-парке в Лондоне стояла. Даши Намдакова мы знали до того, как его популяризировали государственные деятели. Мы следили за ним как за человеком, который добавляет в свое творчество фольклорные элементы и делает это очень искусно. Я ходил на его выставку в Кремле. Работы у него сильные. Это история про высокое искусство. Просто в случае с Болгаром место неудачное. Место сакральное, связано с принятием ислама, язычество там неуместно. А эти скульптуры и город, урбанистика, горгульи... У меня в голове эта математика бьется. Казан — это общий тюркский символ. Может, многие люди не понимают, как это все связано. Но для меня как для татарина это смотрится органично. И меня не удивили те скульптуры, потому что они изначально были в проекте, я уже видел их на картинке.

«ПРЕДСТАВЬТЕ, В МОСКВЕ ПОСТАВИЛИ БЫ ПАМЯТНИК, ГДЕ ХАН УКАЗЫВАЕТ МАЛЬЧИКУ С БИБЛИЕЙ, КУДА ИДТИ, И ГОВОРИТ: «СТРОЙ МОСКВУ, МЫ ТЕБЕ РАЗРЕШАЕМ! МЫ ЯРЛЫК ДАЛИ»

А Екатерина чем не угодила?

— Озеро Кабан и Татарская слобода — это место для нас как Болгар. Мы и мероприятия там проводим, и дизайнеры начали переселяться в Татарскую слободу. После ее реставрации многие говорили о том, что теперь нужно заполнить ее содержанием, ведь здесь и татары не живут, и ремесленников нет. Татарская молодежь не стала много говорить об этом, а начала делать. Предприимчивая молодежь начала снимать здесь офисы — открыли звукозаписывающую студию, одни дизайнеры открыли концепт-бюро, другие, например Banu, начали проводить мастер-классы, открыли татарский кофе-шоп. Все эти ребята из нашей среды. Мы очень болезненно относимся к тому, что в содержательном плане происходит с Татарской слободой. И тут вот вам — получите Екатерину!

Чья это вообще идея была?

— В исполкоме придумали, но я не хочу персонализировать. И вот представьте: уже и проект памятника готов, постановление о том, чтобы поставить памятник основателю города Казани — хану на коне, есть. И до сих пор не ставят. Чего бояться-то правителей? Во всех европейских городах ставят памятники основателям городов, чтобы себя позиционировать. Да и красиво! За НКЦ как раз место есть. После Екатерины нам писали: «Мы лоббировали, сказали, что да, круто! Даже утвердили», — но вот нет памятника. Денег на него нет. А тут пошел тренд: давайте Екатерину и всех остальных царских особ! Почему-то логика такая, что это поднимет патриотизм. Как-то это связали. И вот уже и деньги нашлись, и озеро Кабан предложили облагородить... Но все проекты памятного знака, что я видел, от и до — дикое несоответствие. Несоответствие месту, несоответствие содержанию. С Екатериной уже связана мечеть Аль-Марджани, каждый уважающий себя экскурсовод говорит, что мечеть была построена по указу Екатерины. Это настоящее, живое, общественное пространство, за которое Екатерине II мы говорим спасибо. В то же время есть и галера, ее карета стоит. Но четвертый символ Екатерине в Казани?! Шаляпину, например, сколько символов в Казани? Один. Любой другой великий человек, который с Казанью от и до связан, внес весомый вклад в науку, писатели, ученые — даже если мы им всем по три памятника поставим, они все равно будут проигрывать Екатерине! Я посмотрел проекты, это совсем не стелы. Это такие символы, когда, к примеру, Екатерина указывает путь мальчику, который обнимает Коран. Можно аналогию провести — представьте, в Москве поставили бы памятник, где хан указывает дорогу мальчику с Библией и говорит: «Иди туда, строй Москву, мы тебе разрешаем, ярлык дали!» И тот обнимает Библию с ярлыком и идет. Зачем такие вещи делать, которые не соответствуют исторической памяти? Мы выразили свое мнение, я думаю, что стоит прислушаться.

Когда объявили голосование по поводу памятного знака Екатерине, то вопрос поставили так: «Екатерина так много всего сделала для татар, мусульман. Как вы считаете, нужно ли ей ставить памятник?» И мы на такую постановку вопроса вынуждены ответить: «Нет, не нужно». Сейчас, наверное, общественные слушания будут проводиться, но наше мнение — однозначно не нужно ставить. И мы адекватная организация, я считаю, что нужно прислушиваться к нашему мнению, у нас сложились прагматичные партнерские отношения с государственными органами, с государством, давайте бережно хранить эти отношения.

«ТАТАРСКИЙ ЯЗЫК, ОКАЗЫВАЕТСЯ, НАСИЛЬНО ИЗУЧАЕТСЯ. Я ТОЛЬКО ДВЕ ФОРМЫ ОБУЧЕНИЯ ЗНАЮ: ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ И ФАКУЛЬТАТИВНОЕ. НАСИЛЬНО Я ПРЕДСТАВЛЯЮ ТОЛЬКО 100 ЛЕТ НАЗАД»

Какие вопросы есть, которые вы хотели бы решить, но не можете? (Нигина Ахмадулина)

— Общественная организация — это инициативные люди, которые вместе собрались и по большому счету вообще никому ничем не обязаны. Есть вопросы, которые мы очень хотели бы решить, например Татарский университет. У нас нет учебного заведения, где можно получить высшее образование на татарском языке. Нет этого элемента. Татарский язык никогда не будет современным без этого. Татарский университет должен давать современное образование. Чтобы в его рамках можно было повышать квалификацию, там должны быть онлайн-обучение, дистанционные курсы, лектории. Что-то вроде открытого татарского университета. Пусть будет опять педагогический, но я не хотел бы, чтобы разговор о татарском университете ограничивался этим. Туда в первую очередь должны идти за знаниями, уже во вторую — из-за языка. Естественно, вуз мы организовать не можем. Мы на примере таких проектов, как «Фабрика мысли», пытаемся показать, что такие форматы успешны, что туда тянутся люди за знаниями, потому что содержание мощное. И им уже неважно, на каком языке они подаются — татарском или русском.

То есть физику, химию на татарском изучать? Не усложнит?

— Кибернетику, проектный менеджмент.

Татарский язык замкнутый. Мы не ограничим молодежь? Будут учиться бесплатно пять лет? А потом куда?

— В Чехии отучиваются наши ребята и возвращаются сюда первоклассными специалистами. Если есть хорошие знания, неважно, на каком языке их изучать. Я изучал математику, физику на татарском языке. Когда поступил в вуз по специальности «государственные и муниципальные управление», никто в группе не знал математику так, как я. Все просто ненавидели высшую математику, все эти матрицы. Еще и занятия ставили первым уроком в 8 утра. Первые два курса я всегда сидел на первой парте, я обожал математику, лучше всех ее сдавал. Математику я изучал на татарском языке, и что? Я не скажу, что у меня особый дар получать знания. То же самое и в физике, и в других науках. Неважно, на каком языке ты получаешь знания. В Чехии люди получают высшее образование на чешском языке. Каких только специальностей там нет.

— Все эти высокие дисциплины на татарском языке есть? Какой набор может быть?

— От содержания зависит. И не надо гнаться за цифрами.

Институт какой направленности должен быть? Или все дисциплины? У нас же есть строительный, химический.

— Мне кажется, это должна быть академия или университет, который включил бы в себя несколько специальностей. Только не надо представлять, что сейчас нужно здание с колоннами, пять лет учиться. Лучше начать с междисциплинарных лекций. Не надо стесняться. Набрать хотя бы 100 человек. Это не обязательно должен быть аналог КФУ на татарском языке. Мы не сможем сделать этого сразу. ЕГЭ нельзя сдавать на татарском языке. Совершенно дискриминационный закон! Представьте, 10 лет ребенок учится на татарском языке, а экзамен вынужден сдавать на русском. Хотят или не хотят они, но в 9-м классе педагоги и ученики полностью переходят на русский. После принятия этой нормы несколько лет назад татарские школы как таковы исчезли! Сколько бы мы об этом ни говорили, как бы школы ни называли, но татарских школ больше не существует. В Казани осталась одна татарская школа, в которой химию, физику и все остальные предметы преподают на татарском языке. Все перешли на русский из-за ЕГЭ. Как будто татар не существует.

Чтобы в вузе преподавать на татарском языке, должна быть преемственность. Если мы уже в школе это разрушили, то зачем это в вузе? К языку тоже должна быть предрасположенность.

— Это не в мозгу, это психологический момент. Надо открыться миру и понять, что чем больше ты открываешься, тем больше получаешь взамен. Это XXI век! В Финляндии второй государственный язык — шведский. Сколько шведов в Финляндии? 3 процента. Сколько татар в России? 7 процентов. Но вы можете представить, что в России второй государственный язык будет татарский? «Фейсбук» мне сегодня показал новость, которую я выложил в 2011 году: в Исландии 20 лет добивались, чтобы язык глухонемых стал государственным. И он стал! Парламент страны принял соответствующее постановление в 2011 году. Сейчас все исландцы будут знать глухонемой язык. И он будет повсеместно использоваться, и люди смогут этого требовать. Они уже до этого дошли! А мы все сидим и думаем, где мы можем использовать татарский язык.

Я видел постановку вопроса, что татарский язык, оказывается, насильно изучается. Я знаю только две формы изучения: обязательное и факультативное. Насильно я представляю только 100 лет назад. И то такого никогда не было.

Многие русскоязычные, которым не дается татарский язык, воспринимают его изучение как насильное. Ладно бы еще хорошо учили, время тратится, но как не знали, так не знают.

— Меня смущает, что про русский или английский так не говорят, хотя проблема та же: выхлоп нулевой, методика плохая. Почему про другие языки так ни слова не говорят? Надо задуматься. Значит, есть такое отношение. Знаете, я верю в наших людей, не думаю, что они хуже европейцев и не могут изучать много языков. Просто нужно преодолеть этот барьер. В мире есть много языков. Изучая язык, мы изучаем культуру. К примеру, аборигены из 10 человек живут в лесу рядом с тобой, ты ходишь в этот лес собирать ягоды, они же тоже живут своей жизнью. Я бы ради интереса изучил их язык! Не говоря о Татарстане. Мой товарищ из Финляндии знает финский, шведский, английский, татарский, немецкий, приехал сюда — изучил русский. Он знает 6 языков и говорит: «Я не полиглот, я изучил, чтобы знать, с кем я живу, с кем я работаю». Это для нас, как сейчас говорят, 80 level, а для них это норма. Нам бы такие ценности у европейцев перенять. Более того, без билингвальности, без двуязычия не будет Татарстана.

Многие спрашивают, не желаете ли вы поменять род деятельности и место работы. Ильгизар Зарипов интересуется: «Табрис, вы еще студентом попали на работу в ВКТ и продолжаете там работать. Нет желания поменять род деятельности, место работы? Умные люди говорят: когда засиживаешься на одном месте, мозги перестают генерировать идеи». «Как повышаете свою квалификацию, осуществляете свой личностный рост? По-моему, без этого невозможно долго оставаться адекватным лидером, а вы как считаете?» (Юлия Сергеевна)

— Нет, не хочу менять, хочу продолжать. Есть же такой афоризм: «Если ты работаешь на любимой работе, ты не будешь работать ни один день». Кажется, что это твое хобби, ты получаешь удовольствие. Я еще студентом пришел в отдел работы с районами Татарстана.

Вы целенаправленно пошли туда?

— Нет, тогда в мэрию набирали новую команду, а у меня специальность «государственное муниципальное управление», оставалось полгода до получения диплома. Я успешно прошел все тесты. Тогда человек, с которым мы проработали несколько лет, — начальник отдела по работе с общественными и религиозными организациями — мне сказал: «Хорошо, получишь диплом, приходи». Они отправили мои данные в конгресс татар, и вот я пришел в отдел, который курировал районы республики. За те два года, что там проработал, я по несколько раз побывал абсолютно во всех районах нашей республики. На какой бы еще работе я побывал во всех 43 районах? Это была совершенно другая работа, не такая, как сейчас. А на втором этаже в отделе по работе с молодежью всегда собирались креативные ребята, они постоянно что-то обсуждали, много шутили. Это были координаторы креативного движения «Узебез» («Сами»). И я втянулся, начал волонтерить в свободное время. Как-то влился, стал заместителем председателя форума, занимался организационными вопросами. Общественная организация — это постоянная смена квалификации. Каждый год ты осваиваешь новые профессии. Сейчас я, можно сказать, осваиваю профессию тренера: обучаю людей, как делать проекты. До этого я делал проекты и осваивал профессию организатора. Конечно же, ты видишь разные страны и совершенно разных людей.

По странам тоже удалось поездить?

— По районам Татарстана, в Финляндии был несколько раз, в Прибалтике, в Казахстане, в Узбекистане. Заграница — это, конечно, хорошо, но для меня важнее Поволжье, Урал, большие города, такие как Москва, Санкт-Петербург. Очень важно с ними работать. Там большое количество татар. Поэтому важно ездить по регионам. Я не хочу сказать, что одни татары более важны, другие — менее. Поездки дают сильное личное развитие, расширяют кругозор. Многие волонтеры день и ночь работают с нами. Я удивляюсь, спрашиваю у них: «Ради чего вы с нами?» Раньше к нам больше филологи приходили, сейчас есть и экологи, и юристы. Мне кажется, они именно за тем и приходят, чтобы расширить свой кругозор, увеличивают свой IQ. Ищут современное татарское.

Читаете «БИЗНЕС Online»? Каково ваше мнение? Что нравится, что не нравится? Может быть, есть какие-то предложения?

— Больше татарских тем.

Татарские темы пользуется популярностью...

— Потому что это про Татарстан. Это близко нам. «БИЗНЕС Online» я люблю за оперативность. Материалы не подаются по принципу «Чем легче, тем лучше» — сейчас ведь так пошло. Вы делаете long-тексты, интересный анализ. Иногда мне непонятно, как вы подбираете экспертов.