«Если немедленно не заняться изъятием сельхозземель у нерадивых собственников, для нас наступит крах», — говорит владелец сельхозпредприятия «Хаерби» Радик Вафин. О том, почему закупочные цены должно регулировать государство, зачем берет на работу заключенных и как сбылась его мечта стать председателем колхоза, он рассказал в интервью «БИЗНЕС Online».
Радик Вафин: «У нас сейчас тот, кто производит сельскохозяйственную продукцию, не зарабатывает. Зарабатывают оптовики и перекупщики. Ну еще переработчики»
«ЕДУ К НАЧАЛЬНИКУ КОЛОНИИ: «ДАЙТЕ МНЕ ЗАКЛЮЧЕННЫХ»
— Радик Кадырович, ваше сельхозпредприятие недавно подписало соглашение с АНО «Центр реабилитации и адаптации бывших заключенных» Азата Гайнутдинова. Не страшно ли приглашать на работу зэков?
— Эта программа как вливание донорской крови в сельское хозяйство. У меня уже с 2000 года работают поселенцы (тем, кому назначено отбывать наказание в колонии-поселении — прим. ред.). Конечно, среди сидельцев люди встречаются разные. Но я знаю, что среди них есть и хорошие ребята. Мы с осужденными, бывало, ударно до 9 - 10 часов вечера убирали картошку. Хотя руководство учреждения сомневалось: «Не будут работать», а они даже просят: «Радик абый, возьми нас на завтра». Я еду к начальнику колонии: «Дайте мне этих и этих заключенных». Человек один раз ошибся — от этого же никто не застрахован. Почему не попробовать помочь? У реабилитационного центра как раз существует специальная программа. Хочешь работать? Пожалуйста! Если заключенный еще не освободился, он через эту трудотерапию готовится к свободе не быть приспособленцем. Обществу от этого только плюс, да и хоть какая-то конкуренция в кадровом вопросе создается.
Дело в том, что у жителей Кирби большой выбор мест трудоустройства: это и аэропорт, и маслоэкстракционный завод, не считая тысяч организаций в Казани, до которой всего 25 километров. В результате работать доярками никто не идет. Хотя зарплата у них неплохая: некоторые получают до 30 тысяч рублей (заработок зависит от надоев). Как и скотниками, трактористами-механизаторами...
— Непрестижно?
— И непрестижно, и тяжело. Надо рано вставать, поздно ложиться. Дойка начинается уже в пять часов утра. Значит, надо подняться в четыре. И так каждый день без выходных. Из 16 механизаторов только половина местные. С доярками ситуация еще хуже: из 12 лишь четверо своих деревенских. Если люди моего возраста еще работают на земле, то молодежь от физического труда сейчас отучена напрочь. Специалистов катастрофически не хватает. Да и откуда им взяться? Востребованным в деревне профессиям — токарь, сварщик, кузнец, тракторист, дояр — нигде не обучают. Поэтому мы, можно сказать, берем механизаторов с улицы, да и тех проблема удержать. Приходится привлекать кадры со стороны — из Марийской Республики, Чувашии. Работаем даже с иностранцами — жителями ближнего зарубежья. Они обосновываются и здесь живут. Наше хозяйство многим известно, зарплату мы платим ежемесячно. Стараемся создать своим работникам все условия. Недавно вот приехала семья из Марий Эл — сразу выделили им жилье.
— А вы участвуете в программе «Жилье для молодой семьи», по которой молодым специалистам выделяют деньги на строительство дома?
— Да, мы участвуем в этой программе, я уже 10 молодым специалистам построил дома, а они пять лет отрабатывают и увольняются из хозяйства. Из 10 остались только двое — обидно. Им же государство безвозмездно выделяет средства! Если в семье два человека — свыше 800 тысяч, на семью из трех человек — миллион рублей с лишним, а кто с высшим образованием, после института, получает еще и разовую, в 200 тысяч рублей, субсидию. И в течение года или полутора лет 5 - 10 тысяч рублей плюс к зарплате каждый месяц. Но молодежь все равно не хочет работать в сельской местности. Только недавно у меня уволился механизатор. Тоже дом построил, получал не меньше 30 тысяч рублей при среднемесячной зарплате по хозяйству в 17,4 тысячи...
«Животноводство – это тот же банк»
— То есть эта программа неэффективна?
— В ней надо немного поменять методику. С будущими специалистами надо начинать работать уже с института, с первого курса составлять контракт. Пожалуйста — будущий агроном может учиться за счет конкретного хозяйства или государства, но потом должен отработать определенный срок в сельском хозяйстве, и пяти лет явно мало. Надо увеличить этот срок как минимум двое, чтобы прикрепить специалиста к земле.
«10 ЛЕТ ВОЮЕМ ЗА ЗЕМЛЮ»
— Кроме кадрового голода, что вас больше всего тревожит?
— Самый больной вопрос, конечно, земельный.
— Нет свободной земли?
— Ее вообще нет! У нас же паевая земля. Паи были распределены между колхозниками и проданы-перепроданы: один пай два года назад стоил 150 тысяч рублей. В пригород стремятся все, выкупили даже старые дома. Сейчас в деревне 420 дворов — больше тысячи человек населения. В результате из 549 пайщиков сегодня у меня в аренде земля лишь 99 человек, да и те продлили договор только на год. Придет богатый покупатель, думаете, они не продадут ему землю? Запросто. Особенно если бабуля — первоначальный владелец — умерла и права перешли ее сыну или внуку. Они живут в городе и думают, что все едят нефть и газ: хлеб сегодня никто не ест — он невкусный. Это, конечно, шутка, но горькая.
— У новых владельцев паев свои виды на эту землю?
— Вид у них только один — строительство. Недавно прямо в середине поля взяли 14 гектаров земли сельскохозяйственного назначения и перевели ее под индивидуальное жилищное строительство.
— А почему вы у них эти паи не купили?
— Это же огромные средства. У меня таких нет.
— Выходит, остальные паи вы просто обрабатываете на свой страх и риск?
— Именно. Сижу как на пороховой бочке. Чтобы прокормить 1,5 тысячи поголовья, мне нужно не менее 4 - 4,2 тысячи гектаров пашни, а у меня документально оформлено 1,38 тысячи гектаров в аренду на 49 лет, да и по ним то и дело возникают судебные тяжбы. К примеру, я с 1997 года судился с пайщиками за поливные участки — отсудил только в этом году. Это значимые сельскохозяйственные земли, на которых стоят поливные агрегаты стоимостью 3,5 миллиона рублей: без полива овощи не вырастишь.
Другой пример — меня по этому поводу уже критиковали и в СМИ: люди отделили свой пай, на котором я посеял многолетние травы. Меня обвинили в том, что я якобы не плачу за аренду этой земли. Но я предоставил все документы, и газета, напечатавшая со слов моих оппонентов непроверенную информацию, опубликовала опровержение. По закону я имею право получать с этого участка урожай еще в течение трех лет. Я просто не стал судиться дальше — надоело. Хотя не скрою — жалко: я в этот участок вложил столько денег и труда! Как бы то ни было, землю мы потеряли, а сейчас с другой стороны отделяют 25 гектаров — на них у меня тоже посеяна многолетка. Я из-за этого страха даже нормальный севооборот не могу вести, а без него растениеводство не работает. Второй год подряд одну и ту же культуру на поле не посеешь — их надо чередовать.
«Первое, что необходимо для успешной работы в сельском хозяйстве, — это любить землю»
— И какой же выход?
— Закон необходимо ужесточить. Если это земли сельскохозяйственного назначения, они должны служить сельскому хозяйству, а у многих нынешних владельцев они пустуют — заросли бурьяном.
— Но механизм изъятия неиспользуемых сельхозземель уже существует...
— По закону их могут отобрать только через три года. Нерадивые владельцы с легкостью обходят это препятствие. Ближе к концу этого срока переоформляют землю, скажем, на дядю, и трехгодичный срок начинается заново... Эти изменения назрели. И если немедленно этим не заняться, для нас наступит крах, а кончина хозяйства станет крахом и для деревни. Если не для всей, то для половины, которая трудится у нас, — точно. Есть такая статистика: каждый день в России уничтожается одна деревня.
«ЗАКУПОЧНАЯ ЦЕНА НА МОЛОКО ВСЕ НИЖЕ, А ЕГО СТОИМОСТЬ В МАГАЗИНАХ ВСЕ ВЫШЕ»
— На каких видах деятельности специализируется ваше хозяйство?
— Около 40 процентов у нас занимает животноводство, и по 30 процентов приходится на растениеводство и овощеводство. В последнее время я больше внимания стал уделять животноводству: оно кормит меня круглый год. Растениеводство дает выхлоп один раз в году, когда созрел урожай, а молоко приносит живые деньги каждый день. В этом году мы по сравнению с предыдущим реализуем на 2 тонны больше молока в месяц. У нас дойное стадо из 530 голов.
— Куда вы сдаете молоко?
— Оптовикам — пока по 19,5 рублей за литр. Это еще не самая низкая цена.
— Почему не на молокозаводы?
— Они неплатежеспособны.
— То есть вы делаете ставку на молочное животноводство?
— Делаем. Хотя у нас сейчас тот, кто производит сельскохозяйственную продукцию, не зарабатывает. Зарабатывают оптовики и перекупщики, ну еще переработчики.
— Каким образом?
— Судите сами. В 2000 году рожь стоила 3,4 рубля, в прошлом году — около 5 рублей, в этом — 10 рублей. Разве это цена? А с молоком ситуация вообще парадоксальная. Закупочная цена литра молока в декабре 2013 года составляла 20 рублей, в декабре 2015 года уже 19 рублей. Сегодня его цена доходит в среднем до 17,5 рублей.
— Почему закупочные цены все ниже, хотя в магазинах молоко все дороже?
— Никто за этот вопрос не берется — кому это нужно? Да и горожане не возмущаются, покупая в магазинах дорогое молоко. Для сравнения, в 2006 году литр молока стоил 14 рублей, то есть его стоимость за последние 10 лет увеличилась лишь на 4 - 5 рублей. Почему даже у населения не осталось коров? Потому что их невыгодно содержать. У частников оптовики закупали молоко вообще по 10 - 15 рублей за литр, а корма дорогие, поэтому скот и пустили под нож.
— А как, по вашему мнению, должно быть?
— Необходим четкий механизм — устанавливать закупочные цены должно правительство. Как это так: на все цены растут, а у нас они падают? Летом, когда коровы выходят на так называемый зеленый конвейер, надои становятся выше, а стоимость молока — ниже. Зимой литр стоил 20 рублей, а летом снижается до 15 рублей. Работникам зарплату ведь не убавишь... Раньше были приемлемые закупочные цены: за 7 копеек покупали литр бензина и за 21 копейку продавали литр молока, а сейчас все наоборот: за цену литра молока даже пол-литра дизтоплива не купишь. Если закупочные цены поднять до нормального уровня, можно будет прожить.
— Сейчас многие производители молочной продукции используют сухое молоко и пальмовое масло. Почему так происходит?
— Пальмовое масло и сухое молоко дешевы по сравнению с натуральными продуктами. Если, к примеру, литр молока стоит около 20 рублей, то килограмм сухого молока — вдвое дешевле — 10 рублей. Поэтому переработчики используют его, а получившийся продукт продают под видом настоящего — по 50 рублей. Кто его в магазине проверит? Зато выгода налицо. С «пальмой» та же история.
— Необходимо ужесточить контроль?
— Однозначно нужен контроль за переработчиками: откуда они берут сырье?
«ЖИВОТНОВОДСТВО — ЭТО ТОТ ЖЕ БАНК»
— А мясное животноводство развивать выгодно?
— На мясо всегда есть стабильный спрос. Животноводство — это тот же банк. Раньше мы сдавали мясо на мясокомбинаты. Сейчас их нет, поэтому отдаем закупщикам из Чувашии и Марий Эл.
«Цены на технику растут как на дрожжах. Судите сами: в 2000 году трактор «МТЗ» стоил 200 тысяч рублей, а сегодня он оценивается уже в 1,2 миллиона»
— А как же агропромпарк «Казань»?
— Туда можно поставлять только мясо упитанных коров. У нас среди 1,5 тысяч поголовья есть разные — такое мясо можно сдавать только на переработку, поэтому и приходится отдавать его перекупщикам. Планируем сами заняться переработкой. Цепочка должна быть непрерывной: сырьевая база — переработка — сбыт.
— Как решаете проблему с кормами?
— Сено, солома, фураж у нас свои. Мы ничего не закупаем, еще и соседям продаем. На имеющихся площадях заготавливаем корма с запасом на 1,5 года вперед. Как говорится, запас карман не тянет. Никто не знает, каким будет следующий год.
— Да и цены могут вырасти...
— Такая предусмотрительность приходит с опытом. Я ведь работаю в хозяйстве уже 20 лет. Кстати, мы уделяем большое внимание растениеводству в том числе и потому, что нам надо содержать животных.
«НИЖЕ 30 ЦЕНТНЕРОВ С ГЕКТАРА НЕ СОБИРАЕМ»
— Сколько вы выращиваете зерна?
— 4 - 4,5 тысячи тонн — с расчетом на то, чтобы себе в закрома заложить и излишек продать. В среднем продаем тысячу и более тонн высокорепродуктивных семян. Это очень хорошо. Мы занимаемся ими с 1998 года — в ассоциацию элитных семян входят 78 хозяйств республики. К примеру, покупаем тонну семян у селекционеров и размножаем. Хотя это чрезвычайно кропотливое занятие — каждый сорт, а у нас их 10, надо высадить отдельно, соблюдать между ними дистанцию, чтобы сохранить 100-процентную чистоту... Зато высокоурожайные сорта востребованы. Среди них есть высокобелковые для кормления животноводства и с высоким содержанием клейковины для хлебопечения. Мы выращиваем оба вида.
«Программа центра реабилитации и адаптации Азата Гайнутдинова (на фото справа) как вливание донорской крови в сельское хозяйство»
— Иначе говоря, элитными семенами заниматься есть смысл?
— Безусловно. Раньше мы получали урожай по 13 - 14 центнеров зерна с гектара, а сейчас только за счет обновления семян ниже 30 центнеров с гектара не собираем.
— Излишек продаете за пределы Татарстана?
— В основном за пределы и берут, например Чувашия. Последние два-три года в этой республике, по-моему, возрождается сельское хозяйство. Нынче они купили у нас около 400 тонн семян, а наши хозяйства берут всего лишь по тонне-полторы-три. Там, кстати, хорошо развиваются и личные подсобные хозяйства. Что в Чувашии, что в Марий Эл у каждого сельского жителя свой огород, они поставили себе ангары-хранилища. Вплотную занимаются капустой, картофелем, свеклой и уже заинтересовались бахчевыми культурами...
— Вы тоже не забыли про овощи?
— Наше хозяйство прежде относилось к «Татплодовощпрому». С тех пор мы продолжаем выращивать овощи. В основном делаем упор на капусту — она пользуется хорошим спросом. Выращиваем ее до 1,5 тысяч тонн. Картофеля — в районе 700 - 800 тонн, около 100 тонн свеклы и моркови, 50 - 60 тонн лука.
— Как обстоит дело с их реализацией?
— Овощи мы в основном поставляем по контракту в систему УФСИН. Они забирают у нас процентов 30 капусты и практически под 90 процентов картошки, свеклы и моркови. Благодаря этому мы уже четвертый год сводим концы с концами — живем без кредитов. Остатки овощей продаем по деревням и в агропромпарке «Казань». Там можно было бы продавать и больше, но у нас в хозяйстве нет нормального сервиса — возможности красиво упаковать товар для покупателя.
— А чего же не сделаете?
— Пока тяжеловато со свободными средствами — не можем себе позволить. И храним овощи еще мало, хотя в прошлом году отремонтировали овощехранилище по программе 30 на 70 (из 3,33 миллиона потраченных на капремонт рублей 1 миллион был выделен из бюджета РТ). Бросать это дело в любом случае не намерены. Мы выращиваем овощи всего на 65 гектарах, но они приносят нам 12 - 15 миллионов ежегодной выручки. Хотя, конечно, урожайность год на год не приходится. Прошлый год, например, был удачным, а в позапрошлом году цены на овощную продукцию сильно упали, и сбыта было мало.
— А как обстоит дело с техникой? Насколько это затратная статья?
«Возмещается 30 процентов затрат на ремонт ферм: мы каждый год ремонтируем по одной»
— Основные средства у нас и уходят на содержание машинно-тракторного парка. Цены на технику растут как на дрожжах. Судите сами: в 2000 году трактор «МТЗ» стоил 200 тысяч рублей, а сегодня он оценивается уже в 1,2 миллиона. Зерновой комбайн стоит около 6 миллионов. Даже с учетом возврата 40 процентов — по программе «60 на 40» эту часть стоимости техники нам возмещает государство — за него нужно заплатить огромную сумму. У нас ни одной единицы старой техники не осталось, мы обновили ее два года назад. Помимо упомянутой программы «60 на 40», есть хорошая программа у «Росагролизинга» — по ней можно взять технику с рассрочкой платежа до 10 лет. Ведь сколько продукции ни производи, денег всегда не хватает.
— Ваше хозяйство рентабельно?
— Вполне. Рентабельность у нас составляет 12 - 14 процентов. Наш ежегодный товарооборот — 75 миллионов рублей. Сами себя обеспечиваем, ни от кого не зависим. Наш президент с высокой трибуны недавно сказал: «Не надо заниматься приписками». Я никогда не был сторонником подобного. Медали мне не нужны, и в Госдуму я не собираюсь.
«КАК СЕЛЬХОЗПРЕДПРИЯТИЕ НЕ НАЗОВИ, ЭТО ТОТ ЖЕ КОЛХОЗ»
— А как вы связали свою жизнь с сельским хозяйством?
— В 1981 году я закончил 10 классов в школе-интернате в Казани — в нашей деревне Кирби тогда была только восьмилетка. Между прочим, хороший интернат. Там и знания хорошие получишь, и самовыживаемости научишься. Начал в своей деревне работать водителем. Это были совсем другие времена — ни хороших дорог, ни теплых мастерских, как сейчас: мы ремонтировали машины прямо на улице. В то же время даже к бригадиру относились с величайшим уважением. Главный инженер воспринимался чуть ли не как министр, про директора вообще не говорю. Я успел поработать 8 месяцев и ушел в армию. Там было время для раздумий — я не хотел всю жизнь оставаться чернорабочим. Поставил перед собой цель стать председателем колхоза. Вернувшись из армии, закончил сельхозинститут, пойдя по стопам брата (он у меня, ныне покойный, был и директором совхоза, и секретарем райкома, и руководителем лаишевской «Сельхозхимии»). Потихоньку двигался к намеченному — четыре года проработал в соседней деревне Сингели главным агрономом, а потом меня заметил глава района Анатолий Иванович Демидов, назначил сюда председателем колхоза. Я достиг своей цели.
— Ныне вы и руководитель, и собственник хозяйства?
— Учредителей у ООО «Хаерби» трое, но я основной владелец. Я принял хозяйство — 2,8 тысячи гектаров пашни и 841 голову крупного рогатого скота (КРС) — от предшественника в августе 1995 года. Из кормов на все поголовье была одна силосная траншея: сена и соломы не было вообще. Работникам хозяйства — а в нем тогда трудились 232 человека — 8 месяцев не выдавали зарплату. Это были тяжелые времена. Шел развал страны. Денег не было, производства толком тоже. По всей стране шел спад. Отношения людей также проходили проверку на прочность. Преступный мир почувствовал себя вольготно, кто только тогда в хозяйство не наведывался. Бывало, нам даже ферму приходилось охранять с ружьем.
— Неужели крали животных?
— Крали. И технику воровали. Как-то напали с ножами, охранников чуть не поубивали. Эти времена, Аллага шокер, прошли. Спасибо тем людям, кто понял трудность момента и выдержал этот период — они работали на каком-то энтузиазме. Хотя многие тогда от нас ушли. Несмотря на это, мы работаем и даже расширяемся: увеличиваем и поголовье, и посевные площади. Сегодня у нас 1,5 тысячи голов КРС, к прежним 3,7 тысячам гектаров мы нынче добавили еще 830 — два примерно равноценных участка в соседних деревнях. Число рабочих за счет оптимизации уменьшилось до 132 человек. Я убедился, какие бы перемены не происходили и как бы ни менялись названия, в конечном итоге это остался тот же самый колхоз: система работы та же.
«Как это так: на все цены растут, а у нас они падают?»
«ЕДИНСТВЕННЫЙ МИНИСТР, К КОТОРОМУ МОЖНО ПОПАСТЬ НА ПРИЕМ»
— Общий язык с министерством сельского хозяйства республики находите?
— Конечно. Это же координирующий сельское хозяйство орган. Там и с хорошими специалистами можно пообщаться — посоветоваться по животноводству, растениеводству и прочее. Они разрабатывают все программы.
— А как у вас складываются отношения лично с Маратом Ахметовым?
— Я работал при трех министрах. Ахметов — единственный министр, к которому можно попасть на прием. Если увидит тебя в приемной, обязательно пригласит, выслушает и постарается помочь, потому что сам трудился на земле, причем уже в 25 лет руководил хозяйством — был самым молодым председателем колхоза. Стоит ли говорить, что он очень грамотен в вопросах сельского хозяйства. Марат Готович возглавил министерство в 1998 году. Мы с ним как раз проводили республиканский семинар с участием президента — тогда еще Шаймиева. Так и познакомились. Кстати, именно с приходом Ахметова активизировалась выдача субсидий хозяйствам республики. Конечно, многое для этого сделал и президент Рустам Минниханов. Мы, сельхозпроизводители, им за это благодарны.
— Будете сожалеть, если Ахметов уйдет в Госдуму?
— Это будет невосполнимая утрата для сельского хозяйства республики.
«ЕСЛИ БЫ ПРОДУКТОВОЕ ЭМБАРГО ВВЕЛИ ЛЕТ 10 НАЗАД...»
— Что вы можете сказать о господдержке? Насколько равномерно выделяются средства? Фермеры, к примеру, жалуются, что все субсидии отдают крупным агрохолдингам.
— Я бы не сказал. Если кому-то кажется, что холдинг получает больше, так у него и площадей гораздо больше. У фермера, допустим, 50 гектаров, а у холдинга — все 500. И поголовье — 5 тысяч против фермерских 25 голов, хотя субсидии дают и на такое количество. К примеру, начинающим фермерам выделяют сразу по 1,5 миллиона рублей, дают землю. Еще можно получить грант до 5 миллионов. Разве это мало? По поводу господдержки грех жаловаться. Как я уже говорил, мы тоже получаем и положенные субсидии на гектар пашни, и субсидии как производители животноводческой продукции, а также по программе «60 на 40» на закупку сельхозтехники. Приобретение элитных семян, а тонна их стоит 50 - 60 тысяч, тоже субсидируется — из республиканского бюджета. Еще возмещается 30 процентов затрат на ремонт ферм: мы каждый год ремонтируем по одной. Есть программа и по механическим мастерским, и даже по силосным траншеям. Эти программы доступны для всех.
«Специалистов катастрофически не хватает. Да и откуда им взяться?»
— Нужно просто уметь ими пользоваться?
— Ну конечно. Кто принесет их тебе на блюдечке? На то ты и руководитель. Я считаю, сельское хозяйство сейчас поддерживают даже намного больше, чем другие отрасли. Спасибо. Если еще существующие госпрограммы немного скорректировать, будущее у сельского хозяйства будет. Тем более что и продуктовое эмбарго открывает новые возможности. Если бы его ввели лет 10 назад, сельское производство точно ушло бы далеко вперед, и мы сейчас жили бы по-другому.
— Жалеете, что упущено время?
— Да. Народ уже обленился: ищет, где бы поменьше работать и побольше получать. Быстро и легко его сознание не изменишь...
«15 ЛЕТ БЫЛ В ДЕРЕВНЕ БАТЫРОМ»
— У вас есть увлечения?
— Я еще с шестого класса начал заниматься борьбой и занимался до 42 лет. Все пять лет учебы входил в сборную сельхозинститута. Потом на 15 лет здесь, в деревне, стал батыром. Но когда занял руководящую должность, мне шепнули, что уже несолидно бороться. Да и смотреть на тебя, дескать, надоело: каждый год побеждаешь. Я бросил борьбу, увлекся охотой. Хожу на кабана, лося — заяц уже не интересен, а за два последних года приобщился и к зимней рыбалке.
«Еще одно мое увлечение — лошади. Я с детства неравнодушен к этим животным»
— Кто пробудил интерес?
— Директор рыбзавода Петр Михайлович Кузнецов. Раньше я каждые субботу-воскресенье ездил в Ташкирмень половить рыбу и поесть ухи — она там отменная. Так незаметно для себя стал заядлым рыбаком.
Еще одно мое увлечение — лошади. У нас их 60 голов. Я с детства неравнодушен к этим животным. И хотя наши скакуны участвуют пока только в скачках местного уровня, я рассчитываю увеличить их число до 100.
— И традиционный вопрос «БИЗНЕС Online»: три секрета успешного бизнеса.
— Первое, что необходимо для успешной работы в сельском хозяйстве, — это любить землю. Она и наша кормилица, и поилица. Второе — ты должен любить свою профессию. И третье — это внимательное отношение к людям, которые тебя окружают.
Визитная карточка компании
ООО «Хаерби»
Год создания: 2002.
Направления работы: молочное и мясное животноводство, выращивание зерновых и овощей, производство репродуктивных семян.
Количество сотрудников: 132.
Основной владелец: Радик Вафин.
Оборот (2015): более 70 млн. рублей.
Визитная карточка руководителя (учредителя):
Вафин Радик Кадырович — руководитель ООО «Хаерби».
Родился 31 января 1964 года в деревне Кирби Лаишевского района.
Образование: Казанский сельхозинститут (1988), специальность «ученый-агроном».
Трудовая деятельность:
1981 - 1982 — совхоз «Кирбинский», водитель.
1989 - 1990 — РАПО Аксубаевского района, заместитель председателя.
1990 - 1994 — совхоз «Новый» Лаишевского района, главный агроном.
С 1995 года по настоящее время — руководитель ООО «Хаерби».
Кандидат сельскохозяйственных наук, заслуженный работник сельского хозяйства РТ.
Семейное положение: женат, трое детей.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 72
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.