КОГДА СОЦИАЛЬНЫЕ ОБРУЧИ ОСЛАБЕВАЮТ, В ЧЕЛОВЕКЕ ПРОРЫВАЮТСЯ ЖИВОТНЫЕ ИНСТИНКТЫ.
Среди лесов, унылых и заброшенных,
Пусть остается хлеб в полях нескошенным!
Мы ждем гостей незваных и непрошенных,
Мы ждем гостей!
Пускай гниют колосья перезрелые!
Они придут на нивы пожелтелые,
И не сносить вам, честные и смелые,
Своих голов!
Они растопчут нивы золотистые,
Они разроют кладбище тенистое,
Потом развяжет их уста нечистые
Кровавый хмель!
Они ворвутся в избы почернелые,
Зажгут пожар — хмельные, озверелые...
Не остановят их седины старца белые,
Ни детский плач!
Осип Мандельштам. 1906
 |
| Дикая жестокость в полной мере проявилась в боснийском конфликте, во время войны в Косово |
Несмотря на расширение ареала того, что мы называем цивилизацией, дикость продолжает существовать рядом с нами. Создается впечатление, что цивилизация не столько замещает варварство, сколько сосуществует с ним. Возникают параллельные миры: с одной стороны — облагороженный образ жизни, с другой — антимир со своими ценностями, героями, организациями. Об одном из секторов этого антимира — теневой экономике — я уже писал в предыдущих статьях.
Антимир — это принятые узким кругом нормы или же безнормность в нестабильном обществе, когда социальные обручи ослабевают и в человеке прорываются животные инстинкты. Такое происходит в толпе, на игрищах среди фанатов, во время бунтов и революций, где забывают о каких-либо манерах и даже в интеллигентном человеке просыпается зверь. Дикая жестокость в полной мере проявилась в боснийском конфликте, во время войны в Косово. Ее мы наблюдаем в арабских странах, где исламские заповеди оказались пустыми фразами, а достижения цивилизации стали орудием взаимного уничтожения мусульманами друг друга. Наша цивилизованность как тонкая оболочка прикрывает дикость.
СУЩЕСТВУЕТ РАСХОЖИЙ СТЕРЕОТИП О ЖЕСТОКОСТИ ТАТАР
Есть много жестоких людей, которые лишь чересчур трусливы для жестокости.
Фридрих Ницше
Цивилизация нами рассматривается как данность. В силу этого мы многие современные представления переносим на прошлое, романтизируем или же, наоборот, демонизируем исторические события. Происходит аберрация прошлого. Возьмем пример. Существует расхожий стереотип о жестокости татар. Вокруг него появились страшные небылицы — до сегодняшнего дня в книгах публикуют страшные картинки, где татары на вертеле поджаривают людей. Этот миф был порожден страхом от нашествия Бату-хана на Европу. Папа Иннокетий IV в 1234 году писал, что татары — «посланники Сатаны и прислужники Тартаруса». Он объявил крестовый поход против них. С тех пор стало общим местом противопоставлять татар цивилизации и представлять их дикими.
 |
| Статуя Бату-хана в Монголии |
«Жестокость» татар, о которой так любят вспоминать к месту и не к месту, не выходила за рамки своей эпохи и всегда ограничивалась «Великой Ясой» (кодексом законов) Чингисхана. Жестокость не поощрялась татарами. Сыновья Чингисхана Джучи и Угэдэй отличались добротой и терпимостью, а Чагатай был человеком строгим, исполнительным и даже жестким, поэтому он получил должность «хранителя Ясы» — что-то вроде прокурора. Бату-хан, по сведениям летописцев, осуждал излишнюю жестокость среднеазиатской кампании, хотя и был требовательным к своим воинам.
 |
| Чингисхан |
Террор был одним из средств ведения любой войны во все времена без исключения. Если читать о походах викингов, то просто охватывает ужас, они, по выражению летописцев, «свирепствовали как волки». Они уводили скот, неистовствовали в грабежах и убийствах, никогда не щадили ни священников, ни монахов, ни монахинь. Сокке, «великий» викинг, прибыл в Халогаланд на небольшой остров Ульфей. «Здесь, — сказал он товарищам, — мы получим славную добычу, потому что здесь живет богач; сделаем нападение на двор с огнем и мечом; все имение нам достанется, а дома и всех жителей сожжем». Ульфейский поселенец, на которого напали, спросил вождя викингов, за что он так обходится с ним. «Мы, викинги, — отвечал Сокке, — не спрашиваем, за что, если хотим иметь чью-либо жизнь и имущество». Свои походы викинги прославляли в сагах. Рагнар Лодброк, умирая, пел песню: «Мы поражали мечами в пятьдесят одной битве. Сомневаюсь, есть ли между людьми король славнее меня. С молодых лет я проливал кровь и желал такой смерти. Валькирии, посланницы Одина, называют мое имя, манят меня; иду пировать с богами на почетном месте. Часы моей жизни на исходе, но умру с улыбкой». Он был пойман и умер как разбойник, при этом пел песню о своей жестокости с улыбкой на устах.
Когда татары во главе с Мусой Джалилем в тюрьме «Моабит» (по свидетельству очевидца патера Юрытко) умирали с улыбкой, то у них было на то основание. Ни один из татарских легионеров не стал воевать на стороне фашистов. Муса Джалиль писал:
Если кровь твоя за Родину лилась,
Ты в народе не умрешь, джигит.
Кровь предателя струится в грязь,
Кровь отважного в сердцах горит.
Это совсем другая сага, нежели у викингов. Сотни и тысячи песен сложены о грабежах викингов. Их коварство и жестокость не знали предела, но мы о шведах, норвежцах и датчанах судим по иным подвигам. Почему же о татарах судят по лживым мифам?!
 |
| Перед приговором (татарский поэт Муса Джалиль в берлинской тюрьме «Моабит» в 1944 году) |
ВИДИМО, КАЗАНЦАМ СЛЕДОВАЛО ВЫЙТИ К РУССКОМУ ЦАРЮ С ХЛЕБОМ И СОЛЬЮ,
ДА С КЛЮЧАМИ ОТ ГОРОДА
Средневековье, вообще, не было гуманной эпохой. Миролюбие не считалось достоинством. Крестовые походы, ужасы 30-летней войны, превратившей Европу в пустыню, инквизиция с извращенной жестокостью! А чего стоят походы конквистадоров в Южную Америку за золотом инков, ацтеков и мая, после чего исчезли целые страны и цивилизации. Жестокость покорения Казани или христианизации татар были вне всяких пределов. Хорошо известна ария Варлаама о взятии Казани в опере Модеста Мусорского «Борис Годунов»:
Завопили, загалдели зли татарове,
Благим матом заливалися.
Полегло татаровей тьма-тьмущая,
Полегло их сорок тысячей
Да три тысячи.
Так во городе было во Казани!... Э!
В этой песне злыми оказались защитники города, а вовсе не Иван Грозный. Видимо, казанцам следовало выйти к русскому царю с хлебом и солью, да с ключами от города, да с готовыми кандалами на руках и ногах.
Трудно сравниться по своей нелепой, неоправданной, безграничной, садистской жестокости с Иваном Грозным, который, как писал Василий Ключевский, имея в виду Новгород, «ничего не расследовав, по одному подозрению, так, зря, бесчеловечно и безбожно разгромил большой древний город с целою областью, как никогда не громили никакого русского города татары». В результате в Великом Новгороде из 6 тыс. дворов осталась только 1 тысяча. В Москве Иван Грозный распоясался и перешел к настоящему террору. «Опалы, ссылки, казни заподозренных лиц, — пишет другой выдающийся историк Сергей Платонов, — насилия опричников над «изменниками», чрезвычайная распущенность Грозного, жестокого, истязавшего своих подданных во время оргий, — все это приводило Москву в трепет и робкое смирение перед тираном».
Походы Петра I мирными не назовешь, он любил лично пытать с пристрастием. Знаменитый Суворов в 1783 году вырезал ногайский народ (верного союзника Москвы с золотоордынских времен) по якобы военной целесообразности, о чем не любят вспоминать историки, но не забыли ногайцы.
РУССКИЕ ВСЛЕД ЗА ЭТИМ САМЫМ «ИГОМ» СОЗДАЛИ ВЕЛИКОЕ ГОСУДАРСТВО
Карл Маркс считал, что душа русского народа была «подавлена, растлена и иссушена» татаро-монгольским игом, но факты говорят о другом: русские вслед за этим самым «игом» создали великое государство. Этого нельзя было сделать с «растленной и иссушенной» душой. Больше правды в словах Петра Савицкого, который писал: «Чингис, его полководцы и преемники совершали много жестокостей. Все же, смею утверждать, дух экспансии кочевников был более терпимый и человечный, чем дух европейского колониализма. Этому есть не тысячи, а миллионы доказательств. Одни испанцы в Америке чего только не делали! А португальцы! А англичане и в Ост- и Вест-Индии! Чего стоит одно опустошение Африки и торговля — в течение веков — черными рабами! Отмечу, что Золотая Орда сохранила дух терпимости даже после того, как «царь Узбек обасурманился». В лоне Монгольской державы сложилась новая Русь. Едва ли не этим определилась и определяется вся дальнейшая судьба человечества».
Как бы русские не открещивались от татар, в Европе, которой Россия подражала всегда и во всем, русских считали вчерашними татарами. «Нравы русских, вопреки всем претензиям этого полуварварского племени, еще очень жестоки и надолго останутся жестокими, — писал маркиз Астольф де Кюстин. — Ведь немногим более 100 лет тому назад они были настоящими татарами. И под внешним лоском европейской элегантности большинство этих выскочек цивилизации сохраняет медвежью шкуру — они лишь надели ее мехом внутрь. Но достаточно их чуть-чуть поскрести — и вы увидите, как шерсть вылезает наружу и топорщится».
 |
| Петр I |
Европейская антитатарская традиция была продолжена в России причем с оттенком русофобии. «Западничество» и было выражением этого направления. Как пишет Валерий Захаров, «первым русским русофобом, возненавидевшим Московскую Русь, стал Петр Великий. Для дворянства, подхватившего заразу, признаком bon ton’a стало отречение от всего русского. Голоса славянофилов, восставших против дворянской русофобии, потонули в общем крике антирусской озлобленности; славянофилам была создана, как потом Достоевскому и Лескову, репутация ретроградов». Ложь стала привычным взглядом, ведь мифы всегда более живучи, чем правда.
БЛАГОРОДНЫЕ ЖЕСТЫ РЫЦАРЯ И ВИСЕЛИЦЫ С ПОВЕШЕННЫМИ ОТНОСИЛИСЬ К ЧЕМУ-ТО БЫТОВОМУ
Напрасный труд — нет, их не вразумишь, —
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация — для них фетиш,
Но недоступна им ее идея.
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
Федор Тютчев. Май 1867
Мы много слышали о рыцарской доблести и чести. В этом много романтики. Если же заглянуть за кулисы куртуазности, вглядеться на бытовые реалистические рисунки конца средневековья (ХV века), то вокруг рыцарских замков можно заметить оборванных слуг, тяжкий труд крестьян и обязательно виселицы как элемент пейзажа. Повешенные и распятые на колесе выглядят как нечто само собой разумеющееся, то, что можно видеть изо дня в день, вроде гнезда аиста или колокольни. На этом фоне резвятся и играют дети, с малолетства воспринимая жестокость как норму. Благородные жесты рыцаря и виселицы с повешенными относились к чему-то бытовому, ибо жестокость была обязательным элементом средневековой культуры.
Не на пустом же месте появился миф о жестокости злых и диких татар? Ее истоки известны, но виноваты в этом не татары, а «доблестные» рыцари. «Черную легенду» о татарах придумали тамплиеры. Во время крестовых походов изголодавшиеся рыцари занимались людоедством, поджаривая на кострах детей. В 1099 году они в Иерусалиме не оставили в живых даже грудных младенцев. Крестоносцы убивали не только евреев и мусульман, но также и своих христиан, и просто мирных граждан. Они предавали всех и вся.
«Когда в 1260 году монголы-христиане пошли в Палестину освобождать от мусульман «Гроб Господень», — пишет Лев Гумилев, — тамошние тамплиеры (орден крестоносцев, защищавший христианские святыни) пропустили мамелюков в тыл уставшим монголам, а те начали истреблять сирийских и армянских христиан. Тамплиеры не выступили на их защиту. Они бежали сначала на Кипр, а потом уехали в Европу. В Европе возмутились таким предательством, но тамплиеры все грехи свалили на монголов и оправдались в общественном мнении. Со временем семена лжи проросли в либеральной историографии, дав особо бурные всходы в ХVIII веке, когда усиление России Европа стала рассматривать как возрождение Монгольского улуса. Итак, с легкой руки предателей-тамплиеров европейская историография начала чернить татар, монголов и русских, противопоставляя этим «диким азиатам» благочестивый и цивилизованный Запад. Так и закрепилась «черная легенда» сначала в Западной Европе, а потом и у нас в России, ибо реальность всегда воспринимается труднее, чем миф».
А современные татары по сей день несут этот крест, потому что о нашей истории в основном писали европейские и русские авторы, которые объективностью (за редким исключением) не страдали, их рукой водила предвзятость. К сожалению, до сих пор устоявшиеся стереотипы переходят из уст в уста. А некоторые современные политики требуют от татар покаяния. За что каяться? За то, что средние века были такими, какими они были?
ИСТОРИКИ НАЗЫВАЮТ НЕМЫСЛИМЫЕ ЦИФРЫ И НЕ ЗАМЕЧАЮТ ОЧЕВИДНЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ
История — это непрерывная череда жестоких войн и кровавых режимов. Александр Македонский истреблял целые города за сопротивление, Цезарь в Галлие был не менее жесток, чем Македонский. Наполеона трудно назвать ангелом, хотя он жил в просвещенную эпоху. Американцы истребили десятки народов целого континента, а затем все это описали в романах и фильмах о гордых индейцах и смелых ковбоях. Сегодня дети на разных континентах играют в Чингачгука и охотников за скальпами. Позорная страница истории превратилась в бесконечный голливудский сериал. Европейская романтика воспевала любовные похождения, а американская — колониальную политику.
Историки порой сами не замечают тех противоречий, которые содержатся в их трудах. Московское издательство «Вече» выпустило книгу «100 диктаторов», где есть такие строки: «Последним из крупных городов Средней Азии, чье население оказало героическое сопротивление монгольским войскам, был Мерв. Он был взят в 1221 году... Ибн-аль-Асир говорит о 700 000 убитых, в то время как Джувейни, превосходя его в этом страшном подсчете, сообщает, что некий Из ад-дин Нассаба в сопровождении нескольких других провел тринадцать дней и тринадцать ночей, считая людей, убитых в городе. Учитывая только тех, чьи тела были в самом деле найдены, и не считая тех, кто был убит в гротах и пещерах, в деревнях и пустынных местах, насчитали более 1,3 миллиона убитых».
После таких строк в жилах стынет кровь, а сердце переполняется гневом по поводу жестокости татаро-монгол. Но вот незадача, в средние века в принципе не существовало таких больших городов, где бы жили 700 тыс. жителей, в те времена город в 50 тыс. человек считался очень большим. Например, в Великом Новгороде в XIII веке все население составляло чуть более 14 тыс. человек. Но самое интересное заключается в другом — уже в следующем году Мерв восстал, и его пришлось повторно брать приступом. И, наконец, еще через 2 года город выставил для борьбы с татаро-монголами отряд в 10 тыс. человек. Значит, там никого и не истребляли, ведь десятитысячное войско может выставить население примерно в 40 - 50 тыс. человек — максимально возможная численность города для средних веков. Количество убитых в 700 тыс. или 1,3 млн. человек оказывается чистой фантазией мусульманского автора, ненавидящего «неверных татар». Ибн-аль-Асир пишет: «Собрав шелку [целую] гору, они поджигают его; так [они] уничтожали и другие вещи». Гораздо легче поверить в обратное — в то, что татары грабили город, чтобы добыть шелк, который был ценнее золота, чем в то, что они его жгли. Ради шелка шли войны, создавались союзы государств, работали дипломаты и купцы, отыскивая пути их доставки. У воинов шелк служил для защиты от стрел и средством гигиены. У них бы рука не поднялась сжигать то, что им сберегало жизнь и обеспечивало достаток.
Историки описывают победы немногочисленных войск татаро-монгол над огромными армиями китайцев, азиатов, арабов, иранцев и при этом их называют варварами, описывают массовые злодеяния, называя немыслимые цифры, и не замечают очевидных противоречий. Генерал Михаил Иванин перечисляет миллионы якобы перебитых жителей Средней Азии, а затем с удивлением сам же и добавляет: «Оазис Хивы едва ли мог весь иметь 2 миллиона жителей, а по счетам восточных писателей в одном Ургенче убито 2 400 000!» Тем не менее он старательно описывает подобные небылицы, не вникая в суть военной стратегии и тактики, международной дипломатии Чингисхана. Он просто удивляется слабости китайской империи, хорезмского султана Мухаммеда, русских князей, которые собирают превосходящие в несколько раз силы и оказываются побитыми «варварами», которые берут укрепленные города, обходят каким-то таинственным образом Великую Китайскую cтену, небольшими силами в несколько десятков тысяч воинов избивают население целого Китая, где в то время насчитывалось по меньшей мере 59 млн. человек. Как же они это могли сделать? У них же не было оружия массового поражения, и крематориев тоже не было. При этом пушки и ракеты китайцев оказывались почему-то «малоэффективными» против «варварской» конницы. И почему после столь жестокой войны знаменитый китайский советник, философ, поэт и астролог Элюй Чу-цай перешел на службу к Чингисхану и в качестве канцлера верой и правдой служил в течение 20 лет? А все его налоговые послабления, сделанные согласно закону 1236 года для китайского, а впоследствии и русского населения (налог брали не подушную, как с татар, а с «дыма», жилища), были встречены с пониманием со стороны татаро-монгол, которые посчитали, что такая система послужит более быстрому восстановлению экономики. Зачем это им было нужно? Они же варвары, разрушители, избивающие всех подряд. Свидетельства в источниках написаны конкретными людьми, часто из стана противников. От них нельзя ждать объективного мнения, хотя их ненависть к завоевателям понять можно... Кому могут понравиться завоеватели?
 |
| Александр Македонский |
ГИЛЬОТИНУ ПРИДУМАЛИ ПРОСВЕЩЕННЫЕ ФРАНЦУЗЫ,
А ПЕЧИ БУХЕНВАЛЬДА ИЗОБРЕЛ НЕМЕЦКИЙ «ЗЛОЙ ГЕНИЙ», А НЕ ТАТАРЫ
Европейские, а вслед за ними русские историки по заказу политиков распространили мифы о диких татарах, списав на них свои ошибки. Трудно найти более жестокий эксперимент по формированию тотальной ненависти к какому-либо народу, как это сделали с татарами. Это было сделано со всей европейской добросовестностью, тем более что цитаты из разных летописей легко подобрать практически любые, ведь разные свидетели придерживались разных взглядов. Например, секретарь при египетском султане Эльмелик-Эннасаре Ибн Фадлаллах ал-Омари весьма похвально отзывался о татарах Золотой Орды: «Тюрки этих стран, говорю я, [один] из лучших родов Тюркских по своей добросовестности, храбрости, избеганию обмана, совершенству своих станов, красоте фигур и благородству своих характеров». Такие источники предпочитают не цитировать.
Человеческая жизнь мало ценилась не только в средние века, но и позже в эпоху Просвещения. Начало современной цивилизации было обозначено серией революций, которые не обходились без террора. При якобинской диктатуре гильотина не простаивала. Сама идея государственного террора порождена режимом Робеспьера. Он, казнив Дантона, похоронил веру в революционные идеалы равноправия и справедливости. С этим может сравниться только гражданская война в России и репрессии 1937 года, тем не менее Французскую революцию называют «Великой». «Красный террор» во время Октябрьской революции унес миллионы человеческих жизней, что по масштабам далеко превосходит жертвы всех татаро-монгольских нашествий на всех концах Евразии за три сотни лет, но тогда жестокость и даже каннибализм 20-х годов обобщенно называют гражданской войной или даже еще мягче — событиями 20-х годов. Когда во время Второй мировой войны маршал Жуков брал Кенигсберг, он без всякой военной надобности, исключительно ради того чтобы угодить Сталину похоронил под стенами города десятки тысяч отборных советских солдат. В таких случаях Чингисхан вел на штурм осажденных крепостей пленных, но далеко не лучших воинов. Это было не гуманно, но чем гуманнее сталинские лагеря — прототип фашистских концлагерей, в которых был похоронен весь цвет российского общества? Чингисхан, по крайней мере, берег своих и даже вражеских воинов, церковников, ремесленников. Его войска и государственные службы были заполнены бывшими пленными — людьми знания. Сталин же в первую очередь уничтожал талантливых, работоспособных, рассылая разнарядки на поиск «врагов народа». Мы эту жестокость называем событиями 30-х годов, не обвиняя конкретный народ.
Гильотину придумали просвещенные французы, а печи Бухенвальда изобрел немецкий «злой гений», а не татары. На Хиросиму бомбу сбросили образованные американцы. Но мы эти народы оцениваем по другим достижениям, мы их не называем дикими, хотя их изобретения были варварскими по сути и иезуитскими по характеру — они достижения цивилизации использовали для массового, тотального уничтожения населения.
История никогда не страдала гуманизмом. Народ, который не сопротивлялся или не завоевывал чужие территории, просто выпадал из истории.
Для татар жестокость никогда не была принципом, ибо, опираясь на него, невозможно было создать грандиозную империю, просуществовавшую более 300 лет на громадной территории, где жили сотни народов с различными культурами и традициями. У немногочисленных татар и монгол не хватило бы людей для размещения войск в гарнизонах. Не жестокая сила определяла прочность империи. На чем же держалась Золотая Орда? И почему она все же распалась? Это тема следующей статьи.
Где днесь апостолы святые,
Которых древле чтил народ
За сан и ризы золотые?
Когда им наступил черед,
За ворот сгреб их черт, и вот
Тиароносцев отвезли
Туда, где всех забвенье ждет:
Взметает ветер прах с земли.
Где властелины Византии?
Где королей французских род,
В сравненье с коими другие
Владетели корон — не в счет?
Все новые из года в год
Монастыри при них росли,
Но кто теперь их след найдет?
Взметает ветер прах с земли.
Франсуа Вийон
Продолжение следует
Читайте также:
Рафаэль Хакимов: «Крымский вопрос разбередил старые раны и пробудил новые амбиции»
Рафаэль Хакимов: «Сегодня от историков требуют обоснования близости тюрков. К этому подтолкнул Крым»
Рафаэль Хакимов: «Существуют трудные вопросы истории, которые нельзя замалчивать»
Рафаэль Хакимов: «Пора вспомнить призыв Исмаила Гаспринского к солидарности тюрков»
Рафаэль Хакимов: «Само по себе двуязычие не является причиной ассимиляции»
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 45
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.