Почему неповторенный подвиг россиян откровенно замалчиваем в год его 400-летия?

СМУТНОСТИ СМУТНОГО ВРЕМЕНИ 

События времен пика и конца Смутного времени – уникальнейшие, незабываемые и поучительные в истории нашей Родины. Такой катастрофы государства не было ни до, ни после. Приходилось России быть под чужой властью. Но тогда было всего лишь внешнее управление русскими княжествами из Орды. А в Смутное время междуцарствования польско-литовские люди захватили царственный город Москву и сидели в ней 25 месяцев - с 21 сентября 1610 по 26 октября 1612 года. 

Москву пришлось осаждать и штурмовать - видано ли! - своему народу. И народ ее освободил. Однако этот неповторенный подвиг россиян откровенно замалчиваем в год его 400-летия. Удивительна эта тишина! В чем дело? Напрашиваются два объяснения.

Во-первых, власть Московского государства того времени («Управляющие бояре»/Семибоярщина) была и беспомощной, и предательской. Страну от приглашенных этой властью польско-литовских интервентов и от самой этой власти спас народ. А в наше время, видимо, нежелательно акцентировать народные инициативы. 

Во-вторых, не горели таким желанием и историки XIX и XX веков, сбивая акценты в оценке подвига народа, вплоть до предательского сокрытия истинных героев, истинных спасителей Отечества. И если беспристрастно вглядеться в события 400-летней давности, не придется ли еще раз переписывать учебники и даже дополнять памятники нашим признанным героям? 

«ГЕРМОГЕН КАК ЗАЩИТНИК ПРАВОСЛАВНОЙ ВЕРЫ…» 

О четырех таких сбитых акцентах в оценке событий Смутного времени и пойдет речь. 

Сегодня рассмотрим первый миф - преувеличение роли нашего земляка Гермогена в освобождении Москвы и тем самым принижение роли лидера Первого ополчения Прокофия Петровича Ляпунова. 

Дореволюционные писатели старательно завышали роль всероссийского патриарха Гермогена в организации борьбы против поляков. Историк Москвы Иван Забелин называл патриарха «первым стремителем» национального движения, «произнесшим первое слово» в защиту родины. Крупнейший специалист по истории Смуты Сергей Платонов вообще уверял, что Гермоген в своих действиях оставался даже одиноким, что он «открыл глаза русским людям на иноземный обман и своею твердостью спас государство от окончательного порабощения». Превозносили роль патриарха и писатели XX века. Да и сегодня Гермогена называют «идеологом народной борьбы за национальную свободу» (проф. И.П. Ермолаев // Звезда Поволжья, 8-14.112012.). 

Гермоген на фризе выдающегося памятника «Тысячелетие России» в Великом Новгороде (слева – Алексей Адашев, справа – Михаил Романов)

Авторы, поднимавшие Гермогена даже до «главы приверженцев общеземского дела», находились, надо полагать, под влиянием «Рукописи Филарета», в которой автор отвел стартовую роль в подъеме национального ополчения – что, в общем-то, не удивительно – своему предшественнику на патриаршем посту: «Великий же патриарх, святейший Ермоген, узре сию настоящую беду, и тако созывает народ…и посылает писания во грады Российския державы на подтвержение людем, дабы царьствующий град исхитили от рук иноплеменнич; а наипач посылает до страны Рязанския, во град Переславль, к воеводе и властелю Рязанские земли Прокофью Ляпунову и молит его дабы не дал на расхищение и вечное падение царьствующаго града Москвы». 

Роль этих «писаний» Гермогена к православному народу стала общепризнанной. И здесь интересны три момента. 

Во-первых, ни одного патриаршего воззвания с призывом к восстанию против оккупантов до сих пор не найдено. 

Во-вторых, даже если бы от Гермогена и были грамоты по городам, то это пока еще только призывы. А само дело потребовало сношения воевод российских земель между собой, сбора людей, вооружения, денег, разработки стратегии действий и т.п. И эту конкретную работу кто-то же организовал. И этот кто-то проглядывает уже даже в «Рукописи Филарета»: с чего бы иначе всероссийскому пастырю обращать свои мольбы о помощи в далекий от Москвы Переславль Рязанский, к его воеводе и властителю думному дворянину Прокофью Петровичу Ляпунову, который отнюдь не отвечал в Московском государстве за его охрану? 

В-третьих, центральные памятники общерусского летописания первой трети XVII века -  «Новый Летописец» и «Летопись о мятежах…», хронологически рисующие картину событий Смутного времени, показывают Гермогена как защитника православной веры, но не как поднимающего народ на военный отпор интервентам. 

Так, в августе 1610 года пришли к Гермогену московские бояре и возвестили ему, что избрали на Московское государство польского королевича Владислава. Патриарх же Гермоген им говорил: «Аще будет креститься и будет в православной християнской вере, и аз вас благословляю; аще будет не креститься…да не буди на вас наше благословление». 

ЗАБЫТЫЙ ГЕРОЙ 

Материалы летописей подтверждаются и дополняются государственными грамотами времен междуцарствования. 

В последних числах декабря в грамоте от российских духовных и светских людей польскому королю Сигизмунду III сообщалось, что «…смиренный Ермоген патриарх Московский и всеа Русии и… весь освященный собор … отпустили к вам Великому государю бити челом и молити (послов – С.С.)…чтобы вы… дали на все великие и преславные Государства Российского Царствия сына своего… королевича Владислава Жигимонтовича.…И мы, богомольцы ваши,… сына вашего, Государя нашего,… на Российские государства ожидаем со многою радостью и с сердечным желаньем». 

Итак, в 1610 году патриарх не агитировал массы против интервентов. Как видим, отнюдь не «решительно воспротивился патриарх Гермоген» возведению на русский престол польского королевича, как в этом уверяет и официальный сайт Московского патриархата. Даже сам польский король в грамоте именуется еще и как «Король Московского государства». 

Но уже в ноябре-декабре против польских оккупантов начал подниматься народ. О ключевой роли в начавшемся движении не патриарха Гермогена, а именно рязанца Ляпунова,  который успел связаться со многими северскими, замосковными и поволжскими городами, так или иначе, сообщают современники. 

Инициатор и организатор в 1610 году борьбы за независимость России рязанский воевода думный дворянин Прокофий Петрович Ляпунов

Так, управляющие бояре в январе 1611 года доносят своему Сигизмунду III и его сыну Владиславу - новому Всеа Русии Самодержцу: А ныне, Государи, Прокофей Ляпунов, по вражью действу, не хотя видеть в Московском Государстве успокоения, и своим злохитрым умыслом Резанцев… прельстил, а иных своим заговором устрастил…и со всею Резанью от вас… отложился, и вашего Государского Повеления сам ни в чем не слушает и слушати не велит и в городы, которые были вам… послушны, воевод и голов с ратными людьми от себя посылает, и городы и места заседает, и в городах дворян и детей боярских прельщает, а простых людей устращивает и своею смутою от вашей Государской милости их отводит, а ваши Государские денежные доходы и хлеб всякой збирает к себе». 

Впоследствии Пожарский, изъясняя в июньской грамоте в великороссийские города положение дел в стране, скажет о том же. 

Практически то же самое сообщает и симпатизирующий Гермогену автор «Нового Летописца»: «На Резани ж Прокофей Ляпунов, слышав про такое утеснение Московскому государству, и нача ссылатись со всеми городами Московского государства, чтобы им стать заодно, как бы помочь Московскому государству. Бог же положи всем людем [эту] мысль(а не Гермоген! – С.С.),и начаша присылати к Прокофью [людей] и во всех городах збиратися. В Колуге собрася князь Дмитрей Тимофеевич Трубецкой да Иван Заруцкой, на Резани Прокофей Ляпунов, в Володимере князь Василей Масальской, Ортемей Измайлов, в Суздале - Ондрей Просовецкой, на Костроме - князь Федор Волконской, в Ярославле - Иван Волынской, на Романове - князь Федор Козловской з братьею.И все соединеся в едину мысль, что всем померети за православную християнскую веру». То есть сами провинциальные ополченцы! 

«Владиславу не царствовать, если не крестится в нашу веру» - условие Гермогена управляющим боярам 

«ГЕРМОГЕН НЕ БЫЛ ИНИЦИАТОРОМ ВОССТАНИЯ ПРОТИВ СЕМИБОЯРЩИНЫ» 

Оккупанты и московские изменники заволновались. Стали просить управляющих бояр «к Прокофью послати, чтобы он к Москве не збирался».То есть и здесь – без патриарха, прямой контакт с Ляпуновым. Бояре, однако, пошли к патриарху. А он им: «А к Прокофью Ляпунову стану писати: [если]будет королевич на Московское государство и креститься в православную християнскую веру, благословляю ево служить, а будет королевич не крестится в православную християнскую веру и Литвы из Московского государства не выведет, и я их благословляю и разрешаю, кои крест целовали королевичю, итти под Московское государство и померети всем за православную християнскую веру». То есть Гермоген ставит условие, он все еще верит хорошему Царю всеа Русии из Польши! 

Наконец, в марте Ляпунов и всех городов воеводы собрались и пришли под Москву. Захватчики испугались и послали управляющих бояр к Гермогену уговаривать остановить Ляпунова. «Бояре же приидоша к патриарху. Той же Михайло Салтыков нача ему говорити: «что де ты писал еси к ним, чтоб они шли под Москву, а ныне ты ж к ним пиши, чтоб они воротились вспять». Патриарх же им рече: «яз де к ним не писывал, а ныне к ним стану писати; будет ты, изменник Михайло Салтыков, с Литовскими людьми из Москвы выдешь вон, и я им не велю ходити к Москве, а будет вам сидеть в Москве, и я их всех благословлю помереть за православную веру».

 Цензорская обработка слов Гермогена на примере 12-томной «Истории Русской Церкви» 

Таким образом, сам Гермоген отрицает наличие своих грамот с призывом военного ополчения на Москву. Интересно, что автору «Нового Летописца» Ляпунов явно не симпатичен: «Сие же Прокофей Ляпунов не по своей мере вознесеся и гордость взя... Приходяху бо к нему на поклонение и стояху у него у избы многое время, [он] никакова человека к себе не пущаше и многокоризными словесами многих поношаше, х казаком жесточь имеяше». И, однако, он, в отличие от уймы историков, традиционно вырезающих слова Гермогена («Я де к ним не писал»), привел их. 

В повести «Словеса дней и царей и святителей московских, еже есть в России» писатель князь Иван Хворостинин, расточая всяческие похвалы патриарху, приводит следующие слова ему Гермогена : «Рассказывают про меня смутьяны наши, что я призываю воинов и воодушевляю их противоборствовать этому враждебному и иноверному войску, которое, нарушив клятву, владеет нами вопреки словам своим. Но я ничего такого никогда вам не говорил, ведь вы свидетели моих слов. И одно я только вам повторял: «Облачитесь в оружие божье, в пост и в молитвы. Кто научен грамоте, псалмами пусть вооружается…». Далее в том же духе. 

В «Новой повести о славном Российском царстве, о страданиях святейшего Гермогена и новых изменниках», составленной в самый разгар событий, московские патриоты «предупреждали, что не следует ждать от патриарха прямого наказа о выступлении. «Что стали, что оплошали? - писали они. - Али того ждете, чтобы вам сам великий тот столп (Гермоген) своими устами повелел дерзнуть на врагов? Сами ведаете, его ли то дело повелевать на кровь дерзнути». Приведенное воззвание московских патриотов подтверждает, что Гермоген не был инициатором восстания против семибоярщины и не только не рассылал грамот, но и на словах не призывал к оружию и кровопролитию». 

Есть свидетельство и aрхиепископa Архангельского собора Кремля Арсения, современника Гермогена: «Некоторые говорили восстание городов и народа произошло по совету патриарха Гермогена, хотя истину ведает Господь, потому что сам он отрицал это». 

НЕ ИСКРА, НО ФЛАГ 

При всем этом надо понимать, что хоть Гермоген и не был искрой Первого ополчения, но, конечно же, был его флагом. И если мы не имеем непосредственно его грамот к народу этого времени, то в грамотах городов друг к другу его имя используется. Иногда лукаво. Так, еще в январе в Москве послам нижегородским «сказывали, что приказывал с ними в Нижний к вам Святейший Гермоген Патриарх Московский и всея Русии речью; а письма… не привезли, что де у него писати некому, дьяки и подъячие и всякие дворовые люди поиманы, а двор его весь разграблен».И это еще до того, как к нему приставили приставов (в марте). А вот в августе, будучи уже даже в заточении (с июня), Гермоген как-то умудрился выпустить грамоту. Но не на тему защиты государства, а «с повелением написать в Казань и другие города, чтоб отнюдь не упрочивали Царства сыну Маринкиному; а стояли б все за веру, не щадя живота своего …да и к Казанскому войску, чтоб они стояли крепко о вере». То есть для патриарха и тогда главное – защита крестьянской веры. 

О ведущей роли Ляпунова в организации отпора «латинянам» без упоминания при этом Гермогена говорят и сами интервенты в своих воспоминаниях. И конечно же, обращает на себя внимание и тот факт, что командир гарнизона Московского кремля полковник Гонсевский организовал убийство не Гермогена, а Ляпунова. Впрочем, Гонсевский пытался устранить и Гермогена. Он предъявил Боярской думе подложную «смутную грамоту» патриарха. Однако «улики же, предъявленные Гонсевским, никого не могли убедить. Гермоген категорически отверг обвинения. Все это предопределило исход разбирательства в Боярской думе». 

Изложенное показывает, что авторитет Гермогена в поднятии народа на защиту державы явно преувеличен.  Организаторская роль в этой борьбе принадлежала не ему, а Ляпунову, который не только воссоединил возникшие местные ополчения во всеобщее национальное войско, но и возглавил государственную деятельность созданного тогда «Совета всей Земли». 

Все это дает нам право поставить Прокофья Петровича Ляпунова в передний ряд забытых героев нашего Отечества. Российские историки настолько постарались, что Ляпунова «забыли» даже в родной Рязани: нет там ни памятника ему, ни - хотя бы как в Москве - улицы его имени.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции