«Европейский человек перестает встраиваться в систему и делает это сознательно»

Актриса Алена Старостина в спектакле «театра post» «Мы уже здесь» (фото Рамиса Назмиева)

«СУЩЕСТВУЕТ ДРУГОЙ ТЕАТР, ТАМ ЛЮДИ ГОВОРЯТ ПО-ДРУГОМУ»

— Алена, ваша актерская биография начиналась так гладко — главная питерская театральная премия «Золотой софит» в номинации «Дебют», роли в спектаклях вашего учителя Льва Додина в МДТ. И вдруг такой разворот к экспериментальному театру. А ведь могли сейчас сниматься в больших сериалах, для обложки журнала Maxim.

— Я занимаюсь тем, что мне действительно интересно на данном этапе моей жизни. Интересно играть пьесы Паши Пряжко, интересно пытаться понять его тексты, мне интересно находиться рядом с этими людьми. Я считаю, что актерская профессия — это только по любви, либо тебе нравится, чем ты занимаешься, с кем ты этим занимаешься, либо нет.

В МДТ в какой-то момент я почувствовала, что мне стало неинтересно. Очень хотела играть у Додина в «Трех сестрах», но этот спектакль случился уже без меня... Поняла, что мне хочется выйти «за рамки», выйти из театра и увидеть, почувствовать что-то совсем другое. А существует другой театр, там люди говорят по-другому, они произносят слова как-то иначе, чем в спектаклях Льва Абрамовича Додина. В МДТ это было невозможно сделать, это замкнутая система, в которой ты существуешь. Да, она впускает в себя очень многое из сегодняшнего дня. Но в то же время это замкнутая, я не хочу говорить законсервированная, но довольно консервативная система. Мне захотелось эксперимента.

— Вообще, как уходят из такого театра-дома, как додинский? У вас был разговор с самим Львом Абрамовичем?

— Да, это было очень тяжело. К сожалению, тогда Лев Абрамович был болен, его не было в театре, и был разговор только с директором. Так сложилось, но я думаю, что так надо было, чтобы у нас не произошло этого разговора. Хотя, думаю, он еще случится, мы поговорим.

Уход был сложным. Это не было секундным решением, оно принималось на протяжении где-то полугода. Так сложились и жизненные обстоятельства... В этот год я вообще ничего не делала, жила в Москве и на улицу вышла раз 10, может быть, не понимала, что делать дальше, чего я хочу.

— То есть вы уходили из МДТ в никуда?

— Да, у меня ничего не было. Были однокурсники, был Дима Волкострелов, с которым мы до этого начали репетировать пьесу Ивана Вырыпаева «Июль», с которой отчасти и начался «театр post». То есть спектакль «Июль» готовился не за месяц и не за два, это такая долгая работа, к которой мы приходили, репетировали, уходили, оставляли на полгода, потом опять начинали. Но год у меня фактически не было работы.

— И все-таки, что самое важное заложил в вас как в актрису Додин-педагог?

— Самые главные вещи: ответственность перед материалом, уважение к тексту, к автору. Мне кажется, что это самое главное вообще. Я не говорю о профессии, каких-то технических вещах. Если мы уважаем автора и материал, то, с чем мы работаем, прислушиваемся к нему, тогда из этого может что-то получиться. А если мы не обращаем внимание и начинаем выдумывать какую-то свою историю... Это возможно, конечно, я не спорю. Можно фантазировать и что-то придумать, но в первую очередь должно быть уважение к тексту.

Лев Додин

«ОЧЕНЬ МНОГИЕ ВЕЩИ ДЕЛАЮ НА ЧУВСТВЕННОМ УРОВНЕ»

— Глядя за вашей героиней в спектакле «Мы уже здесь», которая за час не произносит ни слова, вспомнил, как в одной передаче Римаса Туминаса спросили: как он считает, актер, который играет Телегина в его спектакле «Дядя Ваня» Вахтанговского театра, понимает, зачем он в одной из сцен бросает себе ложки за спину? Туминас подумал и ответил: думаю, да. А вы понимаете, зачем час сидите на стуле, периодически складывая-раскладывая футболку?

— Да, хотя, наверное, это будет сложно сформулировать. Я вообще очень многие вещи делаю на чувственном уровне, и очень долгое время не могу сформулировать. Думаю, что после какого-то времени, этот спектакль был выпущен совсем недавно, смогу как-то высказаться. Для себя в первую очередь. Но чувственно понимаю, для чего и что я там делаю.

— То есть вопросов к режиссеру Дмитрию Волкострелову у вас нет?

— Нет. Для меня вообще нахождение на сцене — это не вопрос к режиссеру. У меня никогда не возникало вопросов ни к одному из режиссеров. Я считаю, что это очень личные вопросы, вопросы к себе. Для себя как актрисы, для себя как человека — мое нахождение на сцене, зачем, что я здесь делаю... Ты либо это чувствуешь и понимаешь, слышишь режиссера, либо нет. Если нет — работы нет. Тогда и отношения у вас не выстроятся, и спектакль не получится.

— При этом театр Волкострелова — это режиссерский театр, и вся слава достается именно постановщику.

— Вы спрашиваете об актерских амбициях, есть ли они у меня? Не могу сказать, что я очень хочу, чтобы меня узнавали на улицах и говорили: это Алена Старостина. Нет, мне хочется заниматься любимым делом, и чтобы мне было хорошо. Мне кажется, каждому человеку хочется, чтобы ему было хорошо (улыбается). Мне хорошо.

Но мне интересно поработать и с кем-то другим. Но опять же, если я почувствую, что мне с этим человеком хорошо, если он меня понимает, если я его понимаю и чувствую, что он хочет. Я работала с Константином Богомоловым, мы делали с ним «Короля Лира» в «Приюте комедианта». Я играла Эдмонда. Было хорошо, мне было очень интересно его слушать.

— Этот спектакль стал едва ли не главной сенсацией театрального сезона, тем не менее в «Приюте комедианта» он больше не идет.

— Может быть, его восстановят. Но это под большим вопросом. А вообще да, мы его не играли уже очень давно. Хотя было хорошо.

Старостина — лауреат высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит» в номинации «Лучший дебют» за роль Аделы в спектакле МДТ «Дом Бернарды Альбы»

«ОЧЕНЬ ДАВНО НЕ БЫЛА В МДТ»

— У вас всегда была любовь к экспериментальному театру или был какой-то момент, какая-то встреча...

— Я была в МДТ и не понимала вообще ничего, ничего не видела даже. А потом первый раз попала в «Театр.doc» в 2008 или 2009 году и поняла, что на сцене люди могут говорить по-другому, что они могут быть совсем другие, могут играть совсем по-другому. Сидеть на стуле и существовать в каком-то другом измерении. Я в первый раз это поняла, увидела, услышала. Услышала совершенно другую речь. Это было очень интересным опытом.

Тогда же посмотрела спектакль «Тонкие и благородные газы», по-моему, ученицы Алвиса Херманиса. Актеры там сидели, полчаса смотрели телевизор и что-то говорили друг другу на своем языке, который мы, естественно, не понимали. Это было так удивительно, это был какой-то выход в открытый космос для нас, учеников Льва Абрамовича. И потом, конечно, пьесы Паши Пряжко. Тот год в Москве, я уверена, прошел не зря.

— Несмотря на то, что вы сидели в четырех стенах?

— Да, вышла несколько раз. Но был «Театр.doc», были «Тонкие и благородные газы» и знакомство с Пашей Пряжко, репетиции с Волкостреловым. Появился спектакль «Запертая дверь». А в итоге «театр post».

— А сейчас вы часто ходите в театр?

— Я стараюсь ходить, но не могу ходить часто.

— Что больше всего запомнилось из последних походов в Москве или Петербурге?

— Последняя работа Жени Сафоновой — это такой питерский режиссер, она сделала спектакль по «Братьям Карамазовым» все в том же «Приюте комедианта». Это были сильные впечатления, очень сильные. Я такого в театре давно не видела и не испытывала, а может быть, и никогда. Это было очень сложно. И эмоционально, и интеллектуально. Очень интересная работа.

— Как же все питерские гранды режиссуры?

— Вы про МДТ? Очень давно не была. Пока не хочется (улыбается).

— А Могучий, Фокин, Бутусов? Кажется, что с последним вы должны быть на одной волне или нет?

— Я не знаю, с ним лично не знакома. Но смотрела «Три сестры» Бутусова в театре имени Ленсовета, хотя боялась, что мне будет сложно высидеть эти пять часов. Я вообще человек, которому достаточно сложно выдержать большое количество часов в театре. Но нет, мне было интересно. До этого, мне кажется, я не видела ничего подобного. Не могу сказать, что это 100 процентов мой театр, но мне было очень интересно. Интересно наблюдать за актерами, за тем, как они существуют. Когда смотрю некоторые спектакли, не понимаю, как такое возможно сделать...

— Со знаком плюс или минус?

— Плюс. Минусы — их можно понять, а вот плюсы непонятны, непостижимы. Всегда хочется их разгадать.

Сцена из спектакля «театра post» «Мы уже здесь» (фото Рамиса Назмиева)

«МОЖЕТ БЫТЬ, Я ЖИВУ В ТАКОМ МИКРОКОСМОСЕ...»

— Каковы ваши впечатления от первого опыта общения с казанским зрителем? Как он принял «Мы уже здесь»?

— Пока сложно сказать. Я очень волновалась. Но мне показалось, что зрителю было интересно. Несмотря на то, что было тяжело, мне кажется, непривычно зрителям, но интересно. Они пытались что-то понять, услышать. И реакций было даже больше, чем в Питере. В игровых каких-то ситуациях, в которых много юмора, мне показалось, что они более чувствительные.

Конечно, еще было очень много людей, что всегда для нас большая неожиданность. Мы сыграли этот спектакль всего два раза в Петербурге, это наш третий показ. Совсем другое пространство, другой воздух, что ли, чем в Петербурге.

— О чем этот грустный спектакль про брошенных на Марсе землянах-колонистах? О всеобщем отчуждении в современном нам мире?

— Спектакль, на самом деле, не может быть о чем-то одном. Мне кажется, он обо всем, что мы чувствуем и видим, что мы переживаем, о людях, которые... Я читала книгу философа Михаила Маяцкого «Курорт Европа». Она о том, что европейский человек перестает встраиваться в систему и делает это сознательно. Человек перестает работать на заводе и начинает ценить свое время, проводить его, занимаясь тем, чем он хочет, перестает работать на государство. Поэтому большие производства переносятся в основном в Азию. Там продолжают работать, а Европа становится таким курортом, где человек начинает заниматься тем, что он любит: спать сколько угодно, рожать детей или не рожать детей. Начинает жить уже для себя, не для кого-то, не производить что-то, а наоборот. Это становится таким местом, куда мы приезжаем и наслаждаемся благами цивилизации.

— Речь об обществе потребления или чем-то еще?

— Нет. Нельзя ставить оценки, мне как раз кажется, что наше общество уходит от потребления. Ну мне хочется так думать, и у меня иногда есть такое ощущение. Мне кажется, что сейчас очень много людей занимаются не потреблением вещей, а потреблением информации, начинают перерабатывать себя, становятся какими-то другими, образовываются.

Или, может быть, я живу в таком микрокосмосе, в котором мы как раз стараемся заниматься другими вещами. Хотя материальные какие-то вещи важны, все равно они важны, но нужно заниматься и чем-то другим.

Сцена из спектакля «театра post» «Мы уже здесь» (фото Рамиса Назмиева)

«ЭТО БЫЛО ПОХОЖЕ НА ПЕРФОРМАНСЫ МАРИНЫ АБРАМОВИЧ»

— Расскажите о вашем новом интересном опыте в «Театре.doc» под названием «Молчание на заданную тему». Вы, правда, одна на сцене и за все время не произносите ни слова?

— Да. Я пришла к тому, что молчать на сцене для меня интереснее иногда, чем что-то говорить. В МДТ совершенно по-другому строится работа — молчать на сцене... Да, ты можешь молчать, но чтобы актер вышел и молчал на заданную тему, я думаю, что еще такого не было

Как это молчать на заданную тему? Пишется вопрос, в Москве его придумывал автор проекта Всеволод Лисовский, в Питере — Волкострелов. Но как сказал Леша Юдников, который в Москве играет этот спектакль: на этот раз не было молчания, для зрителей это было очень тяжело, они не смогли молчать, они выходили и начинали писать на стене, что не возбраняется...

В принципе, я могу делать все что угодно во время этого спектакля. В какой-то момент я ушла, мне стало немного страшно, потому что почувствовала — зрители приближаются. Это такой перформанс. Семен Александровский, наш друг и наш однокурсник, сказал, что в какой-то момент, на секунду, это было похоже на перформансы Марины Абрамович. Очень много было молодых людей, и для них молчать — это очень тяжело. Они привыкли писать сообщения, писать комменты какие-то в Facebook и все время находиться в общении, пусть и невербальном. Как раз вербальное для них гораздо сложнее, чем письменное. Они стали выходить, писать что-то на стене, общаться друг с другом и отвечать на вопросы, в какой-то момент стали передавать приветы друг другу, передавать мелки, и все невербально. Но этот процесс происходил, и эта волна в какой-то момент меня захлестнула, они пытались и меня включить в этот процесс, стало страшно и немного тяжело.

— Это разовый проект?

— Я как раз надеюсь, что это будет продолжаться, потому что мне интересно это в развитии. Мне кажется, что этот опыт нужно продолжать. Потому что в следующий раз мне интересно попробовать перестать коммуницировать со зрителями, отключить эту коммуникацию.

— Как это возможно сделать?

— Вот мне интересно как.

— То есть интересно ставить такую актерскую задачу, которую, может, даже нереально выполнить?

— Да, перестать быть актрисой на сцене. Потому что все равно на сцене я актриса. Вот сижу, час молчу, вы здесь зрители, а я все равно актриса и как-то взаимодействую с вами, происходит обмен, я представляю какую-то историю. А как перестать быть актрисой Аленой, а быть просто Аленой? Это так сложно для меня (смеется). Не уверена, что это сейчас могу. Вот такие вещи мне интересны.

«Иногда час того, что я делала молча в спектакле «Мы уже здесь», гораздо важнее и интереснее, чем час один на один с текстом «Июль» (фото Рамиса Назмиева)

«ЛЮДИ НЕ ПРИХОДЯТ В БОЛЬШИНСТВЕ СВОЕМ В ТЕАТР РАБОТАТЬ»

— А что-то вспоминаете из того, что играли в МДТ, с особой теплотой? Все-таки это были не последние спектакли — «Московский хор», «Бесплодные усилия любви». Или для вас это давно пройденный этап?

— Я бы не назвала это пройденным этапом. Может быть, я бы хотела опять что-то попробовать. Но столько еще интересного есть в театре, что можно пробовать, а времени мало, надо идти вперед.

— Почему у вас до сих пор не складывается роман с кино? Хотя есть мнение, что «додинские» актеры часто не могут себя найти в кинематографе просто потому, что для них там отсутствует достойный материал.

— Конечно, с нашим кино сложно найти достойный материал. Но все равно что-то есть, просто не случилось встретить людей, наверное, я не думала об этом, пока училась. Может, надо было уже тогда подумать, с кем-то познакомиться, как-то заинтересовать саму себя. Но я была настолько в учебе, настолько в нашей аудитории, настолько замкнутая и сама по себе, что, мне кажется, было упущено время. Но, надеюсь, все еще случится.

— Не вызывает чувства легкой зависти то, что кто-то из ваших однокурсников уже стал Данилой Козловским, Елизаветой Боярской?

— Зависти нет. Я думаю, каждый занимается тем, что ему близко, и тем, что ему нравится. Ничто не приходит просто так. Если у кого-то из наших ребят есть связь с кино, это прекрасно, это замечательно, я понимаю, что им это нравится, что они от этого получают огромное удовольствие. Паша Чинарев, например, актер МХТ имени Чехова и «театра post», который много снимается сейчас, получает от этого заряд энергии, получает огромное удовольствие от самого процесса съемок. Я же еще не почувствовала вкуса. Кино — это совсем другая профессия, этому тоже надо учиться и учиться, и с опытом приходит какое-то знание.

— Как вы относитесь к тем спорам, которые ведутся вокруг спектаклей «театра post»?

— Да, это сложно, трудно, нужно подключаться, работать. Люди не приходят в большинстве своем в театр работать, они приходят развлекаться, отдыхать, а чтобы подключиться и поработать... У нас есть спектакль, мы с Димой [Волкостреловым] делали его в ТЮЗе имени Брянцева, я там не как актриса, а ассистент режиссера. По Сэмюэлю Бэккету, короткие пьесы, написал музыку Дмитрий Власик. Так вот в начале спектакля, когда в темноте звучит музыка, иногда со зрителями происходят удивительные вещи. Они начинают возмущаться, начинают разговаривать, хотя понятно, что звучит музыка, просто нет света. Зрителю очень сложно остаться наедине с самим собой и с музыкой.

Хотя я ставлю себя на их место, вот если бы была простым зрителем, пришла, выключили свет, и играет музыка. И полчаса я должна слушать эту музыку. Думаю, что мне было бы очень тяжело наедине с собой... Но я бы попробовала.

— Вам не жалко зрителя, вы подвергаете его таким испытаниям...

— Нет (улыбается). Он всегда имеет право уйти, я как раз за это, если людям тяжело, если им не нравится что-то, то они могут уйти. Они свободны и могут делать все что хотят и могут уйти. Я думаю, что правильно уйти и не мучать себя. Просто не обязательно при этом мешать другим людям.

— Для вас как актрисы главный спектакль «театра post» — это «Июль»?

— Я не могу сказать, что это мой главный спектакль. Мне очень нравится «Мы уже здесь».

— Но с точки зрения возможности проявить свой актерский талант?

— Мне кажется, будет не совсем верно говорить про актерский талант. Чем больше человек говорит слов, чем больше на него направлено света, чем дольше он стоит на сцене — в этом и заключается его актерский талант? Мне кажется, это не совсем верно. Все очень важно. И иногда час того, что я делала молча в спектакле «Мы уже здесь», гораздо важнее и интереснее, чем час один на один с текстом «Июль».

Конечно, этот текст очень сложный, откровенный, иногда все складывается непросто в этом спектакле, с этим текстом и, может быть, приходится открывать не совсем приятные вещи для себя. Ты один на сцене где-то около часа. Даже просто физически это непросто... Не знаю, после «Мы уже здесь» тут в Казани... мне очень сложно дался этот спектакль. И даже после «Июля» порой бывает не так тяжело, как сейчас.

— Чем объясняете такое состояние? Может быть, это просто магнитные бури?

— Может быть (смеется).