Сергей Переслегин
Сергей Переслегин (фото: urbanab.ru)

КТО ПЕРВЫМ СДЕЛАЕТ БАЗУ НА МАРСЕ, СМОЖЕТ ПОЛУЧАТЬ НЕМЕРЕНУЮ СЕРВИТУТНУЮ РЕНТУ

— Какой режим придет на смену глобализации?

— Первой схемой и самой простой, которая предполагалась, была схема глокализации. А именно: вместо одного единого глобального мира делается четыре-пять глобальных миров, между собой соединенных. Мир доллара, мир юаня, вероятно — мир евро, может быть — мир какого-нибудь динара. Три-четыре-пять базовых мировых валют, сложные отношения между ними, возможность игр двух валют против третьей, но тем не менее все они все равно остаются мировыми.

— А мир рубля предполагается?

— Вот с рублем-то есть проблема. Россия имеет вторую в мире армию, вторые в мире ядерные силы и является первым в мире экспортером углеводородов. Ей нельзя не дать своей сферы влияния. Но Россия же у нас «страна-изгой» — Мальчиш-Плохиш, Империя Зла, вероломно захватившая кусок демократической Украины. Ей нельзя дать сферу влияния! В этом противоречие.

США нуждаются в войне с Россией. В войне ограниченной — без ядерного оружия, которая закончится сменой режима и получением Россией сферы влияния, но из рук США — как вассал. Всех бы это полностью устроило. И это был план войны, которая должна была состояться летом прошлого года. Но поскольку время уже ушло, скорее всего, эта версия постглобального мира зачеркнута. Типа не срослось.

Вторая модель постглобального мира тоже была сделана и тоже уже зачеркнута, с моей точки зрения, еще до «украинского кризиса». Это «европейская версия», которая долгое время считалась и, боюсь, до сих пор считается в экспертном сообществе основной. Называется она «сервитутный экоколониализм». Ее идеология: миру угрожает экологическая катастрофа, мы у себя в Европе с ней боремся, у нас возобновляемые источники энергии, чистые производства, а все, кто делает грязные производства, должны нам за это платить. Экологическая рента становится рентой развития или сервитутной рентой. В этой логике строятся проекты безуглеродных городов, чистого развития, смарт сити, смарт хаус, электромобили, гибриды и т. д.

Но выяснилось, что Америка не может ратифицировать Киотский протокол, потому что у нее много угольных электростанций и закрыть их она не может. Слаборазвитые страны, показывая на пример США, платить (в рамках Киотского соглашения — прим. авт.) тоже отказались. В итоге, я думаю, эта модель тоже тихо развалилась.

И дальше у нас осталось две основные модели. Это космоколониализм и инфраколониализм.

Космоколониализмом сейчас заняты Штаты, отчасти Россия, и, как ни странно, почему-то в это дело все время влезает Голландия. Идея проекта, конечно, не в том, что вы начинаете таскать гелий-3 с Луны или алмазы с пояса астероидов — это все равно будет дороже, чем найти их на Земле, а в том, чтобы создать на другой планете — неважно, Марс это, Луна или спутники, — самообеспечивающиеся колонии, для чего вам потребуется коренным образом преобразовать свою экономическую систему.

Малый атом, ядерная энергетика, замкнутые циклы по всем форматам производства, автоматические роботизированные горные комплексы, которые находят все, что вам нужно на этом Марсе, и начинают на месте все «выплавлять» (как вы понимаете, безнадежно доставлять грузы с Земли в этой ситуации!), замкнутая система биологического цикла, абсолютно чистая и полностью использующая все отходы... Это принципиальный шаг в развитии. Страна, которая этот шаг делает, начинает получать немереную сервитутную ренту. Потому что если вы можете в рамках России сделать базу на Марсе (а вы понимаете, сколько там всего лежит), то уж добывать нефть из шельфа для вас вообще не проблема. Это можно будет сделать на уровне мелкого бизнеса.

Повышается капитализация всей вашей территории, вы становитесь фактически неуничтожимы в ядерном конфликте, потому что спокойно поставите два десятка ракет в поясе астероидов и вежливо сообщите вероятным противникам: «Ребята, в крайнем случае битую ничью мы вам сделаем по-любому». Единственный недостаток этой сильной конструкции под названием «космоколониализм» в том, что она немерено дорогая.

— Какие здесь сейчас позиции у США, России, других стран?

— Никто к этому до конца не готов, но все об этом думают. НАСА несколько последних лет объявляет международные конкурсы на создание программы колонизации Марса. Причем в варианте «нам нужны не общие идеи, а конкретные оперативные решения». Голландия проводит эксперимент «Марс-1». Россия начала заявлять, что падающий «Прогресс» (российский космический грузовой корабль «Прогресс М-27М», стартовавший к МКС 28 апреля 2015 года, в ходе нештатного разделения с ракетой-носителем сошедший с орбиты и сгоревший в верхних слоях атмосферы 8 мая — прим. авт.) и кризис в Роскосмосе угрожают национальной безопасности, с этим придется что-то срочно делать: космодром нужно достраивать и т. д.

Евросоюз вообще не имеет шансов. Один космодром в Куру — далекий и очень неудобный — для них не решает никаких задач. Китай имеет свои космодромы и наработки — правда, в основном уровня наших 70-х годов, но тем не менее шевелится. США и Россия имеют свои наработки, включая большие ракеты, включая ракеты с ядерными двигателями. Плюс у России очень большие наработки в быстрых реакторах — у американцев, да и вообще ни у кого больше их нет.

«У АФРИКИ ЕСТЬ РЕАЛЬНАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ЧЕРЕЗ 100 ЛЕТ СТАТЬ САМЫМ РАЗВИТЫМ КОНТИНЕНТОМ МИРА»

Наконец, самый вероятный проект следующего режима — это работа с инфраструктурами. Здесь утверждается, что некоторые инфраструктуры должны принадлежать не отдельной территории, а всему человечеству. Это, кстати, требует не только полной перестройки экономической модели мира, но и полного изменения мировых законов. Должен появиться такой субъект права, как Человечество. Не ООН, не международная организация, а именно Человечество. Инфраструктура в инфраструктурных проектах понимается чрезвычайно широко. Это не только дороги, мосты, трубопроводы, но и большие электростанции, всякая компьютерная сеть, спутниковая навигация, связь, вся инфраструктура ближнего космоса, включая космодромы, и т. д.

Эта модель предполагает резкое ограничение боевых действий, потому что повреждение инфраструктуры автоматически сделает того, кто ее повредит, изгоем. Много чего еще меняется. Принимая такое решение, колониальные метрополии владеют инфраструктурами на колониальных территориях (то есть инфраструктуры принадлежат им, а не этим территориям), но зато обязаны их содержать. Прибыль колониальных держав здесь образуется за счет логистики и прямой платы за инфраструктуру. Прибыль колоний в том, что эти инфраструктуры становятся для них «коридорами развития», вокруг которых они начинают преобразовывать свою экономику. В итоге возникает реальная возможность через 100 лет иметь самым развитым континентом мира Африку.

— Почему Африку?

— А попробуйте сейчас в Европе поменять существующую железнодорожную колею на нормальную (в силу различных причин ширина колеи на разных железных дорогах в разных странах мира различна, что создает определенные препятствия для транспортировки грузов и перевозки пассажиров — прим. авт.). Там же огромное количество дорог, это невероятно долгая и дорогая работа, это никогда не пройдет. Инженеры пытались делать эффективные широкие колеи в Европе с 1800-х годов. И ни разу не удалось этот проект реализовать (последним был Гитлер).

А в Африке у вас не то 9, не то 11 стандартных железнодорожных колей, причем ни одна из них слова доброго не стоит — это все нужно снимать и строить заново. А если вы строите заново, вы можете с самого начала делать то, что я назвал инфраструктурным коридором: дорога, железная дорога, сети, спутниковая связь, образовательные и социальные центры вдоль дороги. То есть дорогу вы делаете «коридором развития».

И если вы делаете пять таких дорог через всю Африку, у вас возникает зона самой лучшей инфраструктурной связности в мире. Понятно, что капитал устремится туда сразу. Тем более что эти дороги находятся не в собственности африканских политиков, а в собственности Человечества, то есть тех, кто их построил. А это вменяемые люди, с которыми можно вести переговоры. Дальше я могу только процитировать хороший фантастический рассказ 60-х годов: «Но у нас на Земле тоже есть свои неприятности: например неравенство. В то время как развитые страны Африки и Океании путешествуют по всему космосу на своих космических яхтах, отсталые племена Европы и Северной Америки продолжают пить виски с содовой, как и их предки в далеком XX веке».

Такой вариант вполне возможен, но это триллионные вложения. Однако и реальная возможность вытащить ситуацию из сегодняшней стагнации. Сделать неосвоенные территории источником дохода.

При таком сценарии очевидно, что борьба пойдет за неосвоенные территории. В первую очередь за Африку и Россию. Почему Россия — тоже понятно. У нас практически отсутствует капиллярная сеть дорог, в отличие от Европы, а это означает, что, вложившись в нее, можно получить большую прибыль. С базовыми дорогами у нас все хорошо. Для России точки роста — это сверхскоростные магистрали, капиллярные дороги, и нам обязательно нужен сверхзвуковой самолет. А еще инфраструктура Северного морского пути. Не возможность проходить там корабликами атомными, это и сейчас не проблема, а полное изменение всей инфраструктуры Севера. Даже создание на Севере отдельного федерального округа. Для России это колоссальные возможности.

Я думаю, что Россия сейчас будет работать в этой логике. Хотя вариант космоколониализма тоже всегда есть, его отвергать — не по-русски.

«САНКЦИИ — ЭТО АНТИЕВРОПЕЙСКАЯ ПРОГРАММА, К КОТОРОЙ СЕЙЧАС ПРИСОЕДИНИЛСЯ И ОБИЖЕННЫЙ ПУТИН»

— А что выберет Америка?

— Войну за глокализацию, с моей точки зрения, они уже проиграли, потому что решили ее не вести (кстати, одобряю и поддерживаю, потому что глокализация — это не решение, а всего лишь попытка оттянуть сегодняшние проблемы на следующий 20-летний срок). Европу уже однозначно с ее экологическим проектом будут прижимать. Здесь важно также понимать, что Америка санкциями воюет не с Россией, а с Европой. И спокойно тем самым ее проект гробит. Американцы ведь не идиоты, они прекрасно видят, что «кошмарные» санкции вообще никак не действуют на Россию. Россия на рост цен в полтора-два раза никак не реагирует, раз в шесть — мы бы заметили. А вот для Европы, которая жила в условиях более устойчивой экономики, кризис оказался гораздо более заметным. В Финляндии загубили очень интересные проекты вокруг Nokia, Франция и Германия тоже существенно пострадали в результате санкций. Так что санкции — это антиевропейская программа, к которой сейчас присоединился и обиженный на ситуацию с празднованием Победы Путин. Не приехав на 9 Мая, европейцы сделали очень большую ошибку. Теперь возможность дальнейших связей России с рядом стран Европы порушена на ближайшее поколение: «У нас другие интересы» ©.

Космоколониализм все рассматривают как очень подходящий выход, но есть страх. Все-таки мы живем уже не в конце XIX и не в начале XX века, когда можно было быть уверенными в том, что, если задача поставлена, ее обязательно кто-нибудь решит. Для космо-, как, впрочем, и для инфраколониализма, нужно коренное изменение мировой финансовой системы, длинные деньги. Потому что эти проекты не дадут ни прибыли, ни отдачи капитала через 4, 10 и даже через 20 лет. Это вопрос о том, что вы вкладываетесь на 100 и 120 лет, после чего получаете колоссальный шаг развития. Но вам нужен финансовый инструмент, который эти 100 лет позволял бы прожить. А сейчас его в мире нет.

— Что необходимо для того, чтобы появился этот финансовый инструмент и чтобы он работал?

— Помимо длинных денег нужна межукладная биржа, которая будет работать в ситуации, когда, например, я хочу что-то купить, но не знаю, что мне нужно, а вы можете даже не знать, что у вас есть, что продать. Задача такой биржи: понять, что я хочу купить, и найти того, кто это что-то может продать. Найти у меня некое ноу-хау и превратить его в товар, который может быть продан. То есть если раньше биржа сводила понятные для людей категории, то теперь она торгует локальными площадками. Это очень интересный тип бизнеса. И в современных условиях он возможен.

Но чтобы такая биржа работала, нужны сложные деньги. Потому что в мире простых денег такая биржа всегда будет проигрывать обычной бирже, которая не рискует своими сделками, в отличие от межукладной биржи, у которой фактически венчурный тип сделки — может получиться, а может и не получиться. Но если у вас сложные деньги разных типов, в том числе длинные деньги сервитутных рент, то биржа в этот момент становится очень востребованной. Поясню. Простые деньги — это деньги, которые вы можете свободно конвертировать и свободно считать в виде чисел. А сложные деньги могут иметь много компонентов. И некоторые из этих компонентов скалярные (это, например, валюта баланса), а некоторые — векторные (проектные деньги, имеющие направление на определенное изменение мира). То есть для накопления используются одни деньги, так называемые длинные или сервитутные, а для расчетов — совершенно другие. Это коренная ломка финансовой системы. Вместо этого была в свое время идея сделать деривативы. Но деривативная экономика, поскольку не имеет выраженного материального носителя, обладает способностью отрываться от реала и поэтому не работать.

В ИЖЕВСКЕ ЕСТЬ «РОБОГРАД» С ПОМОЩЬЮ КОТОРОГО УДМУРТЫ ХОТЯТ СТАРТАНУТЬ ВПЕРЕД

— Как вы считаете, возможен ли для России шестой технологический уклад?

— Для России есть только одно решение. В условиях жесткого противоречия между четвертым и пятым укладом только шестой уклад может позволить нам встать в управляющую позицию. У России еще достаточно пассионарности, поэтому шестой уклад для нас — выход. В том числе и в отношении санкций Запада.

Мы хотим сразу из середины четвертого уклада перескочить в шестой, миновав пятый, и сказать: извините, вы не заметили, но мы опять сверхдержава. Ничего личного, но имейте в виду. Такой шанс есть, у России уже было три опыта таких преобразований: 1860-й, 1930-й и 1960-й годы. Но, как и все шансы, он может не реализоваться.

Сейчас в России кризис. Значит, только два сценария. Правый: кризис ликвидируется централизованно элитами. Шансы на его реализацию малы. Левый: кризис купируется с помощью создания новых организованностей — контрэлит. Шансы на это чудовищно малы. А если не сыграл ни тот ни другой сценарий, кризис не разрешен. Тогда страна превращается из субъекта в объект. Пример — Украина. У нее был очень интересный левый проект, но она не смогла его реализовать по ряду внутренних причин (ни Америка, ни Россия никакого отношения к этому не имеют). Они неправильно определили главное противоречие и не смогли достроить проект. Сейчас у них могут быть шансы как у системы городов, как у конфедерации, но как у страны — уже нет. В этом смысле Россия тоже вполне может заплатить такую же цену. Риски не выиграть высоки.

— При каких условиях Россия сможет перепрыгнуть из четвертого в шестой уклад? И когда, на ваш взгляд, это могло бы произойти?

— Когда — я могу сказать вполне точно. По кондратьевским циклам (по системе цикличности, которая сейчас для России более или менее работает) — не позднее 2021 года. Скорее, период до 2018-го. Когда должно появиться четкое понимание, что мы это делаем и у нас уже получается.

Условия — для начала то, что мы называем правовыми офшорами или правовыми дефолтами. Разрушение системы нормативного пространства, которое не дает возможности никаких технических и технологических действий. Это необходимое условие, с этого придется начинать.

Все остальное у нас есть: хорошее высшее образование (даже и сейчас оно хорошее), есть люди, которые могут много чего изобрести и создать, есть бизнесмены, которые уже заинтересованы в робототехнике и занимаются этими проектами. Например, в Ижевске делается проект «Робоград», с помощью которого удмурты хотят стать не только оружейным центром мира, но и первым робототехническим градом. Отмечу, что у нас, в отличие от Запада, есть понимание, какие проблемы в этой сфере не решены. Они, как я наблюдаю, вообще не видят гуманитарных и социальных проблем робототехники, мы же их видим очень хорошо.

«ДЛЯ АМЕРИКАНЦЕВ РОБОТОТЕХНИКА РЕШАЕТ КОМПЛЕКС РАБСТВА, ДЛЯ ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ — МНОГИЕ ЧИСТО ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ ВОПРОСЫ»

— А нужна миру робототехника? Готово человечество к этому?

— В 2007 - 2008 годах был сделан ряд прогнозов на будущее и выделен так называемый мейнстрим. Это нано-, био-, инфо- и природопользование. Робототехника оказалась удобной и инвестиционно привлекательной точкой сборки мейнстрима. Не факт, что нет других. Но эту точку уже нашли, а остальные еще искать надо. И мир готов сейчас в это вкладывать деньги.

Кроме того, за счет постиндустриализма и общества потребления в мире в течение 40 лет не шло развитие сферы производства — все поняли, что дальше вытаскивать что-то новое из существующего производства нельзя. Отсюда все современные прогностические центры на следующее 20-летие указывают как базовое направление развития только и исключительно средства производства группы А. Сейчас понимание группы А — это новая энергетика, робототехника, облачные технологии, аддитивные производства.

К такому мнению пришли и мы — группа «Знаниевый реактор», и McKinsey, и MIT (Massachusetts Institute of Technology). Причем интересно не то, что прогноз у нас одинаковый, а то, что наши коллеги строят свой анализ на совершенно других основаниях, а прогнозы все равно сходятся.

Кто-то из умных людей на Западе сказал: следующее, что появится вслед за роботом-пылесосом, будет робот-дворецкий. И он совершенно прав. Но здесь возникает очень важный социальный момент. Как мы помним, мир слуг был разрушен с Первой мировой войной. После этого оказалось, что не хватает рабочей силы, потому что любая другая работа для бывших слуг оказалась более привлекательной. В результате исчезла очень сложная система сословной стратификации в больших семьях, что в корне изменило систему коммуникации. Теперь, когда у вас будет робот-дворецкий, он должен будет отдавать распоряжения роботам-пылесосам, роботам-полотерам и т. д. И у вас совершенно неожиданно начнут формироваться, с одной стороны, абсолютно архаичные, но с другой — очень любопытные структуры двойной цивилизации «человек — машина», при этом находящиеся в очень сложной системе взаимных сословных отношений. Это совсем другой мир, чем мы привыкли видеть. Причем, заметьте, для американцев это решает комплекс рабства, для всех остальных — многие чисто хозяйственные вопросы. В целом для человечества это возможность соотнести себя с другим разумом. Хоть и нами сделанным, но другим. В этом плане я очень многого жду от робототехнического прогресса, хотя у него очень много как плюсов, так и минусов.

«ПОСКОЛЬКУ ИНОПЛАНЕТЯН МЫ ТАК И НЕ ВСТРЕТИЛИ, МЫ БОЛЬШЕ НЕ МОЖЕМ РАЗВИВАТЬ СВОЕ МЫШЛЕНИЕ»

— А возможность соотнести себя с другим разумом что даст человечеству?

— Будучи созданными по образу и подобию Творца и обладая свободой воли, мы можем двигаться дальше вперед, только сами выполнив акт соответствующего творчества по созданию того, кто будет обладать свободой воли и своим независимым разумом. Комплекс творца — сам по себе проблема: когда вы совершаете акт творения, как вы соотносите себя с Богом в этот момент? Но, не сделав этого экзистенциального шага, мы не можем двигаться дальше.

Второй момент: поскольку инопланетян мы, к сожалению, так и не встретили, мы больше не можем развивать свое мышление, поскольку на уровне Земли оно и так очень круто и решает все наши проблемы. И лишь столкнувшись с другим мышлением, у нас возникнет потребность сделать следующий шаг развития. Роботы будут иметь мышление, созданное нами, но оно будет другое, не как у нас. Так, робот может спокойно работать с big data («большие данные» — прим. авт.), мы не можем с ними работать. Но зато мы умеем отличать важное от неважного, а робот не знает как. Естественно, будет человеко-машинная система, где робот и человек будут соединяться в мышлении. Но будет ли необходимость для них пытаться понять, как это мы различаем важное и неважное, а для нас — как это они работают с большими данными? Это рефлексивное зеркало. И нам придется развиваться.

А все остальное: ну могли бы обойтись и без этой инвестиционной ниши, обходились же без нее долгое время. Хотя она, безусловно, очень привлекательна.

— Какие гуманитарные проблемы, связанные с робототехникой, придется решать человечеству?

Про сложные социальные отношения мы уже говорили. Тут нужно ответить на вопрос: уверены ли мы, что нам нужна сложная иерархия слуг и сложная система коммуникации с ними у себя дома, готовы ли мы жить фактически все время на виду у наших роботов?

Второй момент. Роботы будут говорить на естественных языках. Вы его программируете, даете ему распоряжения, он их выполняет, как-то их понимая. Понятно, что робот самообучающийся — может, сразу будет понимать не все, но потом будет. Так вот общение с роботами приведет к невероятно быстрому прогрессу естественных языков, начнется процесс коэволюции. Естественный язык начнет обретать структуру искусственного с его однозначностью, и наоборот — искусственный язык начнет меняться в сторону естественного с его эмоциональностью. А люди — это вообще-то язык, который многозначен. И если возникает язык, на котором невозможны разночтения, это здорово изменит наше мышление. Причем, я позволю себе заметить, далеко не в позитивную сторону — мышление таким образом упрощается.

Наконец, с повсеместным распространением робототехники миллиард людей вылетит с работы. Я имею в виду не тех, кто занят в сельском хозяйстве и простой добывающей промышленности, а «золотой» миллиард, включая нас с вами. То, что мы делаем, роботы смогут делать лучше и быстрее. Имея, с одной стороны, сознание, а с другой — возможность работать с большими данными, они будут неплохими экспертами, инженерами и т. п. Конечно, останется работа для гениев — для тех, кто прокладывает новые пути. Гениев всегда будет мало. Будут гении-роботы, гении-люди — хватать не будет ни тех ни других. Но что делать с «высвобожденным» миллиардом? Да, они будут получать свои деньги за счет тех или иных форм ренты (земельный сервитут, нанотехнологический и т. д.), но работы у них не будет. А чем их занять — это еще надо придумать. Это очень сложная социальная задачка. И лишних людей, и задач будет много. Это только то, что видно сразу, потому что лежит на поверхности...

Читайте также:

«История с малайзийским «Боингом» была провокацией, рассчитанной на начало войны США и России». Четыре модели будущего после глобализации по версии главного футуролога страны Сергея Переслегина. Часть 1-я