На презентации фильма «Война непрощенных»
(фото: prav.tatarstan.ru)

ШАЙМИЕВ ПОБЛАГОДАРИЛ ЗА РАБОТУ НАД ФИЛЬМОМ

Скажу честно, о легионе «Идель-Урал» я раньше мало что знал, поэтому у меня было полушоковое состояние, когда впервые познакомился со своим текстом. Меня просили быть отстраненным, и это давалось тяжелее всего. Я пытался сопротивляться, пытался спорить с режиссером Денисом Красильниковым. Убеждал его, что не могу все это читать просто, безотносительно. А он стоял на том, что текст должен подаваться сухо. И так до самого конца — даже стихи Джалиля в конце фильма. Но стихи мы переписали в финале. Я сказал, что уж стихи-то прочитаю так, как чувствую. После всего того, что мы видели, где мы побывали... я уже не мог не вложить в текст свои эмоции. И в этом Денис со мной согласился. Это финальный закадровый текст.

С самого начала работы над фильмом мне было очень тяжело, потому что давно уже не практикую как актер. Да и сам актерский текст отличается от дикторского ведения. Мы же репетируем по несколько месяцев, и текст входит в спектакль через действие, через смысловые потоки, а здесь приходилось просто зубрить, чего я не умею. Поэтому уже даже не помню свою первую реплику, помню только, о чем это все было. Начальная сцена снималась на нашем казанском вокзале. Первые же тексты меня потрясли. И это еще мягко сказано. Та правда, о которой мы совершенно ничего не знали, эти слова, эта информация... она настроила на очень серьезный лад.

Красильников сначала выслал мне рабочий вариант сценария, а потом он приехал к нам, и мы записали весь закадровый текст. После этого он уехал, прислал мне новый вариант текста, и я его уже сам начитывал — без него. Это была импровизация перед выпуском, потому что, естественно, была масса консультаций, уточнений — это же не госзаказ, кино снималось на деньги спонсора. Спонсор смотрел, представительство Татарстана в Москве смотрело, еще кто-то смотрел и каждый просил что-то убрать, что-то добавить.

Но, несмотря на все правки и пожелания, у Дениса получилось сделать такой фильм, какой он хотел. То, что мы видели в Москве, — это очень серьезная работа. И если первые варианты монтажа оставляли все-таки некое неудовлетворение, то окончательный вариант производит сильное впечатление.

На днях мне позвонил Минтимер Шарипович Шаймиев. Поблагодарил, отметил мое присутствие в фильме. Было очень приятно, потому что я крайне самокритичен. Но то, что позвонил Шаймиев, — это дорогого стоит. Потому что Минтимер Шарипович — человек со вкусом. Он прекрасно знает театр, он разбирается в искусстве. Он поблагодарил меня не просто за участие в фильме, а оценил с профессиональной точки зрения. И его оценка — это не просто знак уважения. Тем более что благодаря Минтимеру Шариповичу было столько сделано в 90-х. В 1994 году в Татарстане по его инициативе, и это известный факт, всех пленных уравняли в статусе с участниками Великой Отечественной войны. Они ведь до того даже участниками не считались, не получали пенсию.

БЫВШИЕ ВОЕННОПЛЕННЫЕ ДО СИХ ПОР ЖИВУТ В ПЛЕНУ СВОЕГО ПРОШЛОГО

Без меня вся работа над фильмом заняла 8 месяцев. Со мной — 15 дней, не больше, и это с учетом озвучки. Съемочная группа была небольшой: режиссер Денис Красильников, оператор Рафик Галеев, я и Лейсан Ситдикова — она выступала в качестве администратора. И все. Такая маленькая группа создала этот серьезный фильм.

Мы снимали во многих местах. В Витебске, в Подольске, потом мы поехали в Берлин, в Париж, в Ле-Пюи. Очень много съемок было в Польше — в Седльце, в Радоме. Очень большая экспедиция была. Такова география этой истории. Насмотрелись мы многого. По сути, это история европейского антифашистского сопротивления, в котором активно участвовали татары.

Больше всего поражали люди, которые нас встречали там. Те же поляки, те же французы... Среди французов редко кто говорил на английском языке, мы искали переводчиков. Но поражало их гостеприимство, их отклик. На любую просьбу они сразу же с радостью отзывались. Никаких препон совершенно не было. А в каком идеальном порядке кладбища советских воинов в Польше!

Мы снимали и в той камере, где казнили джалильцев, где принял свою мученическую смерть и сам поэт. Это невозможно передать словами... Там работает охранником один студент-турок, и он сказал, что устроился на эту должность только по одной причине — потому что здесь был Муса Джалиль и его товарищи.

К сожалению, с оставшимся в живых легионером «Идель-Урала» Гайнаном Юсуповым мне не удалось лично пообщаться: эту часть фильма снимали без меня. Съемочная группа ездила в деревню, где он сейчас живет, точнее, жил, он совсем недавно покинул этот мир, они брали интервью, снимали его быт. Жаль, что мне не удалось увидеть его. Хотя не думаю, что у меня к нему были бы какие-то вопросы. Для меня существует некая дистанция. Я прекрасно понимаю, что все вопросы к этим людям бессмысленны, потому что они, по-моему, до сих пор пребывают в каком-то особом замкнутом состоянии. Шутка ли — плен, подполье, Сопротивление, возвращение на родину, сталинские лагеря, косые взгляды односельчан... Как все это может уместиться в одной человеческой жизни...

У нас был в театре, ныне уже покойный, Захар Бадриевич, осветитель. Он очень много лет работал, и вдруг я совершенно случайно узнал, что тот был в плену. Он никогда не рассказывал о войне. НИКОГДА. Мы пытались спрашивать, но он всегда уходил от ответа. На празднование 9 Мая, когда мы чествовали ветеранов, он приходил, но все равно — ни слова. Не знаю, как он туда попал, как ему удалось выбраться из плена, как сложилась его судьба, правда, в легионе он не был.

Кадр из фильма «Моабитская тетрадь», 1968
Кадр из фильма «Моабитская тетрадь» (1968)

ВЕСЬ ЛЕНФИЛЬМ ПРИХОДИЛ СМОТРЕТЬ, КАК МОЙ ОТЕЦ ИГРАЛ ПРЕДАТЕЛЯ

Перед началом работы над «Войной непрощенных» я не стал специально пересматривать фильм 1968 года «Моабитская тетрадь», где мой отец сыграл Шафи Алмаза. Все сцены того фильма и так знаю наизусть. Но именно «Моабитская тетрадь» подвигла меня принять участие в съемках.

До начала съемок я не был знаком с Денисом Красильниковым. Меня ему порекомендовал автор книги «Легион: «Идель-Урал» историк Искандер Гилязов, сын драматурга Аяза Гилязова. Наши отцы были друзьями. И в детстве мы росли вместе с Искандером, ездили к ним на дачу. Когда Денис позвонил, я сначала отказывался. Я же не актер, не диктор, да и времени у меня мало. Но то, что отец когда-то играл Шафи Алмаза, сыграло свою роль. Я понял, что должен это сделать.

«Война непрощенных» получилась достаточно сжатой картиной — информации было очень много, а экранного времени мало. Если обо всех и о каждом рассказывать подробно — 40 минут не хватит. Но о Шафи Алмазе, естественно, говорится в ленте. Это была очень важная фигура. Он занимался отбором, вербовкой легионеров. Еще в 20-х годах он эмигрировал в Германию. И даже этот дедушка, который остался в живых, вспоминает, что к нему приезжал Шафи Алмаз. Он беседовал с каждым. Он работал на вермахт, на фашистскую Германию. Убеждал пленных, что после того, как Гитлер завоюет Советский Союз, у татар будет свое государство — Идель-Урал. Это была давняя мечта народа. Ведь до революции татары были в униженном положении, поэтому поверили, пошли за Лениным. В 1918 году с этой мечтой пришлось расстаться. А Шафи Алмаз бил на национальные чувства, сплачивал татар, активно участвовал в создании культурной программы, чтобы татары и башкиры как-то объединялись. Иными словами, мой отец играл предателя.

В «Моабитской тетради» сына Шафи Алмаза играл юный тогда Ильдар Хайруллин. И он рассказывал, как они с моим отцом ездили на съемки на Ленфильм. Когда снимали сцены с отцом, вся киностудия собиралась, чтобы посмотреть, как он играет. Потому что он сумел создать персонаж, который не имел ничего общего со штампованным образом врага народа. У него получился очень человечный герой. И я много думал: почему-то ведь отец согласился на эту роль. Казалось бы, в 60-е годы сыграть такого человека — это геройский поступок. Но отец не был членом компартии, он не был коммунистом. Это не значит, что он был антисоветчик или еще что-то, но у него были какие-то свои свободные взгляды на жизнь. Творчество есть творчество, остальное — не важно. Он не испугался. Я думаю, что эту роль предлагали многим, но выбрали именно его.

ВОЙНА ОПРАВДЫВАЕТ ВСЕ

После работы над «Войной непрощенных», после этой экспедиции, после этого опыта я понял, что про войну мы все мало что знаем. И, может быть, лучше и не знать. Потому что когда начинаешь узнавать какие-то подробности, о которых открыто не говорят, понимаешь, что войну просто невозможно понять. Она непостижима. И ее невозможно воспроизвести в искусстве. Это все будет не то. У нас очень любят снимать фильмы о войне, очень любят ставить спектакли на эту тему, особенно в преддверии Дня Победы, но я не сторонник этого. Тем более после знакомства с историей Волжско-татарского легиона. Я понял, что очень сложно понять, кто в войне был на самом деле побежден, а кто победил. У войны совершенно свои законы, своя логика, свои приоритеты. Там смещаются абсолютно все моральные критерии, они просто перестают работать. Полностью. Война оправдывает все: жестокость и даже каннибализм. Военнопленные были вынуждены поедать умерших своих товарищей, но как по-другому выжить? Все это не умещается в нормальные человеческие понятия. Поэтому как можно что-то ставить о войне? Именно поэтому я не планирую ни в каком виде переносить «Войну непрощенных» на театральную сцену.

У нас были спектакли о войне, был прекрасный спектакль о джалильцах «Монлы бер жыр» («У совести вариантов нет») Марселя Салимжанова. Режиссер придумал ход, который строился на лейтмотиве песни, которую пели джалильцы перед казнью в камере Плетцензее. Мы не знаем, как было на самом деле, но это очень поэтично, ведь искусство не должно следовать жизненной правде, у искусства свои законы. Представьте, 11 человек, а их казнили с интервалом в 3 минуты, они все вместе пели перед смертью. И с каждым новым взмахом гильотины хор становился на один голос тише. Этот момент был кульминационным в спектакле.

Наверное, государство обязано пропагандировать подвиг людей, но все же есть вещи, о которых многим лучше не знать. С другой стороны, я считаю, что засекречивать архивы тоже не стоит. То, что многое засекречено до сих пор, то, что есть списки, в которых находятся люди, незаслуженно приравненные к предателям и врагам народа, — это ужасно. Пора бы уже изменить что-то в этом вопросе. А архивы очень важны для родственников, которые интересуются тем, что стало с их близкими, но им не дают возможности узнать правду.

Фильм «Война непрощенных», который, надеюсь, скоро можно будет увидеть на одном из федеральных каналов, — это мощнейшее высказывание Дениса Красильникова. Думаю, не могло быть иначе. Он взялся за работу совершенно по собственной инициативе, абсолютно искренне. Его никто не толкал, никто не просил. И это его чувство неспокойства, оно восхищает. Откуда этот порыв, зачем ему это надо было? Я не знаю, насколько реально сейчас рассекретить архивы по легионерам, я не знаю, реабилитируют ли их, но в фильме приводятся такие неоспоримые факты, такие детали, от которых волосы встают дыбом, но которые доказывают — эти люди, татары, не были предателями.

Фарид Бикчантаев