Диана Сафарова, фонд «Живой город»: «Какой-то нефтяной компании за нами нет»

Диана Сафарова

«МЫ НАДЕЕМСЯ СТАТЬ РЕНТАБЕЛЬНЫМИ ДЛЯ САМИХ СЕБЯ»

— Диана, ваше имя сейчас ассоциируется с активно себя проявляющим в последнее время фондом поддержки современного искусства «Живой город». Есть какая-то конечная долгосрочная цель деятельности этой структуры?

— Когда мы создавали фонд, у нас стояла сверхзадача — это создание новой культурной среды. То есть Казань и республика в целом развиты в различных сферах, возьмите, к примеру, наши колоссальные спортивные достижения. А что касается культуры, не могу сказать о какой-то отсталости, но не хватает того, что есть во многих странах Европы с точки зрения развития современного искусства. Очень хочется, чтобы у нас в регионе, в городе это начало развиваться.

Насколько я знаю, начинают появляться уже новые группы людей, которые тоже хотят делать подобное тому, что продвигает «Живой город», но со своим направлением. И это здорово, чем больше таких мест будет, тем лучше. Зрители должны знать не только какие-то уже, скажем так, заштампованные, традиционные вещи в том же театре, но и что-то новое, современное и интересное.

— Вы и ваши коллеги по «Живому городу» заявляете, что режиссерские лаборатории и экспериментальные спектакли, которыми вы занимаетесь, не составляют конкуренции традиционным репертуарным театрам. Но руководство некоторых из таких культурных институций откровенно напрягается из-за того, что придется делить государственные средства, идущие, например, по линии минкульта РТ, еще и с вами.

— Мы действительно ни с кем не соперничаем, а наоборот, стремимся к совместной работе. Наши проекты на какой-то огромный бюджет и не претендуют, а наши спектакли бесплатны для публики. Нас поддерживает министерство культуры республики исключительно на грантовой основе. Какие-то проекты мы реализуем своими силами, какие-то спектакли вообще не требуют никакого бюджета. Мы сейчас осваиваем не театральное пространство, и, условно говоря, если есть площадка, актеры, волонтеры, можно поставить спектакль и без денег. У нас очень много администраторов, много актеров, готовых работать на волонтерской основе. Как таковых у нас инвесторов нет, но постоянно появляются люди, которые хотят оказать ту или иную помощь. А какой-то нефтяной компании за нами нет. Все честно, все открыто.

Не знаю, почему в нас кто-то видит соперников. Я считаю, что театр должен быть разным. Как бы общество ни относилось к современной культуре, к современному искусству, оно все равно должно быть, тем более в таком бурно развивающемся городе, как Казань.

— Кстати, у «Живого города» нет желания окончательно скооперироваться с государством и стать бюджетной организацией?

— Нет, такой задачи нет. Если таковыми станем, нам будут диктовать, что можно, а что нельзя. Мы хотим рассказывать о тех проблемах, которые есть сегодня в обществе. А вообще, современная культура уже подразумевает тех, кому она нравится, и тех, кто против нее.

— Пока вы в начале пути, только открыли собственную камерную площадку «Угол». Не думаете, что скоро будет тесно в этих рамках и захочется больших площадок?

— Конечно, захочется. Нам хочется выйти на мировой уровень, и мы уже работаем с иностранцами. После успешно проведенных лабораторий в прошлом году деятельностью фонда «Живой город» заинтересовался швейцарский совет по культуре, общественный фонд «Про Гельвеция», и уже на следующей неделе будут показы эскизов спектаклей в рамках лаборатории «Город АРТ-подготовка», где с актерами будут работать в том числе и швейцарские режиссеры. Так же нами заинтересовалось посольство Германии в лице культурного отдела, и сейчас мы ведем активные переговоры о сотрудничестве.

Возвращаясь к вопросу о новых площадках, конечно, хотелось бы развиваться. Поскольку на содержание того же «Угла» нужны какие-то средства. И мы, наверное, какие-то спектакли будем делать платными для зрителей. Но это будут символические деньги, чтобы просто была возможность оплачивать заработную плату администраторам и так далее. Но мы надеемся стать рентабельными для самих себя, выйти на самоокупаемость.

У СВИЯЖСКА МОЖЕТ ПОЯВИТЬСЯ ТЕАТРАЛЬНАЯ ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТЬ

— Как вообще происходит подготовка к режиссерским лабораториям? Как вы договариваетесь с постановщиками, кто определяет место для представления эскиза спектакля и прочее...

— Мы всегда с режиссерами до их приезда обговариваем какие-то детали, чтобы, к примеру, к их приезду была выбрана площадка. Например, сейчас для одного из спектаклей мы выбрали Казанское художественное училище имени Фешина. Режиссеру очень понравилось, но там все было разгромлено, мы вывезли оттуда два «КАМАЗа» мусора. И сейчас площадка, в принципе, готова.

Мы также заранее узнаем, какой нужен будет реквизит, музыка. То есть все то, что будет нужно, чтобы режиссер сразу мог начать работать с актерами. Сейчас как раз занимаемся подбором реквизита. У швейцарцев, кстати, меньше требований, тем более они будут ставить спектакль в театральном пространстве. А вот режиссер Юлия Ауг выбрала не театральную площадку.

— Адепты классического театра скажут: ну как можно поставить спектакль за 10 дней, это же будет какая-то халтура!

— Давайте все-таки скажем, что это будет эскиз спектакля, в котором даже допускается, что актеры будут читать текст. Это еще не совсем спектакль, он не совсем доработан. После показа он будет вынесен на зрительский суд — это голосование, которое определит, стоит ли его вообще ставить. Зритель выбирает между несколькими вариантами: оставить все как есть — спектакль полноценный, не нужно дорабатывать, он уже жизнеспособен; продолжить работу — задумка, идея, некоторые средства воплощения хороши, но нужно дорабатывать; и «забыть как страшный сон» — думаю, можно не комментировать (смеется). По результатам голосования зрителей как раз и решается судьба будущего спектакля.

Наверное, действительно нельзя поставить полноценный спектакль за 10 дней, но некоторые режиссеры еще и начинают заморачиваться по поводу реквизитов, мучить администраторов вместо того, чтобы работать с актерами. Была у нас такая одна постановка, в итоге спектакль получился сырой. Но я не могу назвать наши эскизы читкой пьесы, нет — это фундамент будущего спектакля.

— Что же дальше происходит со спектаклями, которые были поставлены в рамках лабораторий «Живого города»? Ведь зритель их не видит.

— У нас уже есть поставленные спектакли, которые нравятся зрителям. Например, постановки Григория Цнобиладзе — вербатим, который мы делали в Свияжске, и «Прекрасное далеко» по пьесе Данилы Привалова. Последний ставили на площадке перед заброшенным ангаром, то есть действо происходило на улице, это был трехчасовой спектакль, поставленный всего за четыре дня с независимой казанской актерской труппой.

Кстати, на спектакль в Свияжске мы дали объявление, и к нам приехало несколько актеров из Москвы и из других городов. Но нам интереснее работать с нашими актерами, чтобы спектакль продолжал жить, поэтому лучше его начинать и продолжать с одними и теми же артистами. И те спектакли, которые на зрительском голосовании получили хорошие отзывы, мы выиграли на них грант, и репетиции будут продолжаться, просто до этого у нас не было площадки для репетиций. Сейчас она есть. Спектакль-вербатим Цнобиладзе уже готов, его осталось лишь пару раз отрепетировать, и можно ставить.

— Он войдет в репертуар «Угла»?

— Нет, там своя специфика. Это спектакль, который будет показываться именно в Свияжске (директор музея «Остров-град Свияжск» Артем Силкин — один из учредителей «Живого города» — прим. ред.), поскольку в его основе лежит не драматургия, а рассказы местных жителей. Он был поставлен в разваленном здании бывшего ДК. Постановка имела большой успех как у местных жителей, так и у туристов. И, если Свияжск пожелает, в принципе... Мы привозим актеров, и они будут играть. На этом могут и актеры зарабатывать, и Свияжск может получить новую достопримечательность.

Диана Сафарова и Артем Силкин

— Пожалуй, главная интрига нынешней «АРТ-подготовки» — это эскиз спектакля, в котором вы выступите в качестве актрисы в дуэте с Романом Ерыгиным. У пьесы интригующее название «История медведей панда, рассказанная саксофонистом, у которого есть подружка во Франкфурте»...

— Да, это будет как раз постановка Юлии Ауг, которую мы будем показывать на площадке художественного училища 12 июня. Пока режиссер велела актерам учить пьесу, чтобы не зависеть от текста. Вся ее основная работа шла в Москве. А здесь Ауг будет работать непосредственно с нами.

Когда я училась в театральном институте, все обучение проходило в таком же формате. То есть в течение месяца мы проходим какую-то тему, а к концу месяца должны подготовить показ, причем от каждого режиссера по два-три этюда. Это должна была быть полная режиссерская композиция. Естественно, мне будет сложно, но нужно подключить все резервы и работать.

— Назовите читателям «БИЗНЕС Online» главную причину, по которой им надо прийти на спектакль с вашим участием 12 июня?

— Боже мой, даже не знаю. На самом деле, я очень боюсь. Не надо, не приходите (смеется).

«В МОЕЙ ГРУППЕ ОКОНЧИЛИ ГИТИС ЧЕТЫРЕ ТАТАРСТАНЦА»

— Расскажите, как вы попали в ГИТИС. Это какое по счету ваше высшее образование?

— Второе высшее, первое образование я получила еще в КФЭИ. Но вообще, творческая деятельность началась со школы, я пела в вокально-джазовой студии, и мы часто выступали. Но на тот момент не рискнула получать режиссерское образование. Не знаю почему, то ли я испугалась, то ли не понимала, куда и к кому идти, то ли не хватало уверенности.

— И как же на горизонте появился престижный столичный театральный вуз?

— Когда я плотно начала работать с голосом, стала ведущей на телевидении, у меня начались проблемы, так как не было профессиональной постановки голоса. Меня стали приглашать вести мероприятия, и после одного из них просто с утра встала и не смогла ничего говорить. Тогда и поняла, что в любой профессии, кем бы ты ни был, надо получать профессиональное образование.

В тот же год я познакомилась с Дмитрием Александровичем Тумановым — директором фестиваля «Созвездие-Йолдызлык», и пошла к нему работать. Меня настолько захватил фестиваль, насколько это уникальное явление, в мире, наверное, даже аналогов нет, когда государство поддерживает творчески одаренных детей, а потом они поступают в столичные театральные вузы, им оплачивают обучение, а они развиваются и становятся артистами.

Отработав полгода, сама стала мечтать о ГИТИСе. И Дмитрий Александрович тогда поддержал мое желание и фактически стал готовить ко вступительным экзаменам. Параллельно я начала восстанавливать вокал, плотно занялась хореографией. А на «Йолдызлык» каждый год приезжает профессура из Москвы. Например, Михаил Борисов (профессор и заведующий кафедрой режиссуры Театрального института им. Щукина, завкафедрой эстрадного искусства РУТИ-ГИТИС — прим. ред.) Когда я поступила, он выпускал курс, где учились выпускники «Созвездия» Ирида Хусаинова, Владимир Шнитко, Рузиль Гатин. На сегодня это известные состоявшиеся артисты.

— Вы сдавали экзамены в ГИТИС так же, как об этом обычно рассказывают очевидцы? Толпы абитуриентов, несколько дней ждешь своей очереди...

— Нет, наши казанцы приезжают отдельно на третий тур, то есть ты не показываешься мастеру, потому что у нас есть возможность показаться ему до того, как приехать в Москву. Так было и у нас. А уже потом мы всем коллективом, 10 - 15 человек, поехали в столицу.

— Понятно, что в ГИТИС поступают дети — лауреаты «Созвездия». Но наверняка найдется тот, кто скажет, что Сафарова, конечно, поступила по блату.

— Почему? Я ведь прослушивалась наравне со всеми. Помимо конкурса «Йолдызлык» Борисов параллельно назначает день прослушивания, на который могут прийти все желающие. И я точно так же пришла и прослушивалась на общих основаниях. И когда я пришла, Михаил Борисович сразу сказал: тебе не надо на актерское отделение, мы этому научим, надо поступать на режиссуру. Это было в 2009 году.

— После чего вы жили пять лет в Москве или на два города?

— На два города, так как на тот момент я уже работала, у меня родился ребенок. Поэтому меня изначально интересовало заочное образование. В год моего поступления Борисов как раз набирал студентов к себе на заочный курс. Но как таковое заочное образование в театре практически невозможно, мы периодически приезжали на месяц. То есть месяц отучимся, потом отдыхаем, потом опять приезжаем. Получали задание, которое должны были сделать самостоятельно. Так что обучение происходило и в Казани, и в Москве.

— В ГИТИСе чувствовали эту ауру чего-то необыкновенного, что вот это сокровенное место, здесь учились все звезды, постигали азы мастерства?

— Конечно, особенно на первых курсах. Это было что-то невообразимое. Я помню, когда поступила, вообще этому не верила. И мне Дмитрий Александрович Туманов, помню, тогда сказал: «Сафарова, если бросишь, я тебе этого не прощу!» Ответила: «Дмитрий Александрович, разве ГИТИС можно бросить?»

А наш мастер Михаил Борисович Борисов сказал в напутственной речи: «Вы сейчас вступили в совершенно другой мир, и на самом деле не все из вас смогут здесь учиться. Те люди, кто рожден для этого, они доучатся. А кому это не надо, пусть работают в другой, «в своей» профессии. Вы это сами позже поймете». Так и произошло.

— Многие из вашей группы не доучились до конца

— Да, процентов 15 точно. Сначала нас было человек 35, кажется. Кто-то ушел с курса уже после первого семестра. Всякое было. Кого-то отчислили из-за «нехороших вещей», были просто неуспевающие.

Из Татарстана нас приехало поступать 10 человек, поступили 6, а доучились всего 4: я, Айдар Сулейманов, Искандер Нуризянов (сейчас работает в «Театре на Булаке», могу смело назвать его ведущим актером театра) и Стас Иванкевич.

— Айдар Сулейманов, который представлял Татарстан на «Тюрквидении»?

— Да, мы учились вместе. На самом деле еще был Дима Александров, но на тот момент он уже давно жил в Москве, работал и работает в основном составе шоу-балета «Тодес». Тоже из Казани, но поступал отдельно. Вообще, у нас был очень интересный курс, были люди из всех концов страны. Москвичей только несколько человек . Остальные все — приезжие.

«ДА ОНА САМА КОГО ХОЧЕШЬ НАПУГАЕТ»

— В результате свой дипломный спектакль «Маугли» в качестве режиссера вы поставили в набережночелнинском театре «Мастеровые». Почему автоград и почему Киплинг?

— Я уже рассказывала про режиссера Георгия Цнобиладзе. Так вот, мы с ним уже были знакомы по нашим лабораториям, и на тот момент он был главным режиссером «Мастеровых». Я помню, что советовалась с ним по диплому. Цнобиладзе мне говорил: возьми и ставь, прочти пьесу и, если зацепит, ставь. Я тогда не совсем понимала, чего хочу, хотела сделать что-то сложное, на грани переплетения жанров, например, думала поставить спектакль по классической пьесе, но актеры в нем должны были говорить на языке пластики и музыки, музыкальных инструментов. Очень много идей появилось тогда, которые я действительно до сих пор хочу воплотить. Но на тот момент я понимала, что могу не справиться одна.

Спектакль «Маугли»

— Хотелось поставить «Короля Лира» или «На дне»...

— Разные на самом деле были идеи.

— В итоге решили сделать что-то поскромнее?

— Нет. Получилось так, что я совсем запуталась, так много идей, и я все никак не могла начать, не могла найти площадку, что-то еще. И практически в это же время Георгий предложил мне с ним поработать, поскольку ему в декабре 2014-го нужно было выпускать новый спектакль в «Мастеровых», но в это время у него, еще до того, как он начал работать в Челнах, уже была договоренность о постановке с театром Южно-Сахалинска. Тебе же, говорит, надо поставить дипломную работу. И познакомил с директором театра Армандо Диамантэ.

Мы с ним знакомы не были, когда я приехала, он вообще не знал, кто я такая, меня представили как режиссера, заканчивающего вуз. Тогда Армандо Луиджиевич сказал: «Если ты не боишься наших актеров, то я готов пойти на риск. Мы даем возможность реализоваться молодым режиссерам, есть у нас такой опыт». Помню, Георгий тогда ответил: «Да она сама кого хочешь напугает». И решили рискнуть. Так что все произошло довольно спонтанно.

— Вариант с «Маугли» был обозначен сразу?

— Нет. «Мастеровые» ставят обычно два спектакля в год. Обычно это детский спектакль к Новому году и постановка для взрослой аудитории к открытию сезона. И поскольку была задача поставить детскую сказку, мы начали их искать, читать. А я в «Мастеровых» до этого, к сожалению, ни разу не была, репертуар их не знала, только была немного знакома с первым художественным руководителем театра — режиссером Валентином Ярюхиным, так как мы с его дочкой учились в одном классе. Но о театре я слышала много хорошего, например, от руководителя литературно-драматической части театра имени Камала, театрального критика Нияза Игламова, чье мнение я очень уважаю. Так что изначально было очень интересно работать с этим театром.

Так вот. В итоге мы начали искать произведения для постановки, и, в принципе, идея с «Маугли» появилась у Георгия Цнобиладзе. Он хотел в этот театр привнести какие-то современные фишки, он сам очень живой и энергичный человек, у него много-много идей. У «Мастеровых» же очень интересное здание с шикарным фойе, изначально думали даже там ставить спектакль. Фойе было интересно тем, что оно очень необычно оформлено и его можно было превратить в джунгли. Но я сомневалось: будет ли хорошо отапливаться фойе и будет ли там комфортно детям. Поскольку сама мама, то за это очень переживаю всегда. Плюс мы боялись не уложиться в бюджет.

Диана Сафарова с Юлией Ауг на репетициях в рамках лаборатории «Город АРТ-подготовка» (Фото: instagram.com)

И тогда мы с главным художником «Мастеровых» Еленой Сорочайкиной решили перенести три ряда из зала на сцену, а сцену продолжить с помощью специально выстроенного помоста. Получилось большое сценическое пространство, плюс сцена обрела некую географию: так появился ров, с которым актеры постоянно работали. Сцена не была разбита на сцену и зрительный зал. Поскольку часть зрительного зала мы перенесли на сцену, актеры так же переместились в зрительный зал. То есть они играли и на балконе, появлялись отовсюду, из рва, из-за углов. Там и зал очень интересный, очень много входов-выходов, все они были использованы.

— Георгий Цнобиладзе является художественным руководителем постановки, вы — режиссером «Маугли». Сильно вам помогали или позволили действовать максимально самостоятельно?

— Георгий очень помогал, естественно, потому что я актеров не знала ни по именам, ни по профессиональным качествам. Цнобиладзе с ними занимался сценической речью перед репетициями, присутствовал на каждой из них, контролировал процесс, помогал работать с актерами, давал советы. Изначально у артистов ко мне, конечно, было недоверие, и это понятно. Актеры, много лет работающие в театре, все профессионалы, а тут приходит молодая девушка, не поймешь откуда. Вначале я мало говорила, больше задавала вопросы и больше разговаривала с Георгием, просила его что-то передать актерам, то есть общалась через него.

Но позже, когда актеры у него что-то спрашивали, он отвечал: не спрашивайте меня, вот сидит режиссер спектакля.

— Сколько шла работа над челнинским «Маугли»?

— Я начала приезжать в конце октября, а в конце декабря прошла премьера.

ДЛЯ ПЕРВОЙ РАБОТЫ ЭТО ОПРЕДЕЛЕННО УСПЕХ

— Был перед премьерой тот самый дикий страх режиссера, когда немеют руки-ноги?

— Ужасно было страшно. Еще перед премьерой начались...

Поскольку спектакль требовал особой пластической подготовки, я пригласила известного постановщика-балетмейстера, пластического режиссера Джона Шенгелию. Он также преподавал у меня в ГИТИСе пластическое мастерство актера. Это мой близкий и очень хороший друг. И получилось так, что в один момент у спектакля было три режиссера: я, Георгий и Джон, который ставил пластику.

В какой-то момент я поняла, что начала терять свое лидерство. Особенно когда Джон уехал, а он уехал первый, потом уехал Георгий, и у меня вдруг возникли проблемы с актерами. Когда Цнобиладзе был, как руководитель, он не давал меня в обиду, мог поставить всех на место. А тут вдруг прихожу на репетиции, даю задание готовить этюды, а актеры начинают не их показывать, а выстраивать сцену при мне. Получается, один актер начинает говорить другому, как играть. Это неправильно. В таком случае возникает конфликт между актерами. Я не совсем понимала, как разрешить ситуацию и при этом никого не обидеть, и сказала им: «Я вам не мешаю спектакль ставить, все нормально?» Они вроде извиняются, успокаиваются, но потом все начинается снова. Понятно, что это из лучших побуждений, но...

— То есть демократия при постановке спектакля — это не самое лучшее?

— Да. Естественно, жестким словом я вопрос решить испугалась, так как боялась развития конфликта и чувствовала, что среди актеров начинает накаляться атмосфера и начинают образовываться два лагеря. В какой-то момент понимаю, что мы просто можем не успеть с премьерой. У меня даже был разговор с директором, я сказала, что не хочу никаких конфликтов, но так вести себя я не позволю. Армандо Луиджиевич хорошо с ними поговорил и начал приходить на репетиции, чтобы не было произвола.

Ну а я продолжила делать свою работу. Но в итоге свет мы выстраивали в ночь перед спектаклем. У меня актеры были не выспавшиеся, кто-то ночевал прямо в театре. И, естественно, первый блин у нас был комом. Но это только мы заметили. В итоге играли по три спектакля в день во время школьных елок, по-моему, порядка 40 спектаклей за две недели. Это была колоссальная работа. Но это работа совместная, всего театра.

— На аплодисменты выходили после спектаклей?

— Это детский спектакль, сидят дети, ну что я буду выходить. Хотя выходила, когда приезжала взрослая публика из Казани, или видела, что больше взрослых зрителей, тогда выходила, если просили.

— Вас удивило, что департамент культуры Набережных Челнов признал «Маугли» лучшим спектаклем года?

— Нет, не удивило, скорее, это было приятной неожиданностью. Я считаю, что мы все хорошо поработали, и мне повезло, что моя первая работа в качестве режиссера была именно в этом театре. И для первой работы это определенно успех для меня, но повторяюсь, это работа всего театра, всех цехов, артистов!

А еще мне повезло с художником, что не всегда и везде случается. Я попала на очень грамотного и талантливого мастера, которая сходу улавливала мои мысли и практически тут же их рисовала. Мы очень плотно с ней работали. Я озвучивала идею, а она тут же реагировала и предлагала кучу вариантов. Работа Джона с актерами тоже была колоссальной. У них до этого таких пластических спектаклей вообще не было, а тут и пластика, и музыка, и танцы.

«У МЕНЯ ОЧЕНЬ ПРОДВИНУТЫЕ РОДИТЕЛИ»

— Ваш всем известный папа Асгат Ахметович (Асгат Сафаров — руководитель аппарата врио президента РТ — прим. ред.) приезжал на спектакль? Что сказал дочери-режиссеру?

— Приезжал. Он хвалит, конечно, но не балует сильно нас комплиментами. Сказал, что ему понравилось. Сказал добрые слова, по-отечески поддержал. И мама сказала, что когда они ехали на спектакль, то не ожидали, что будет настолько интересно.

— Кстати, как родители вообще относятся к тому, что вы пошли по культурной стезе?

— Нормально. Они очень рады, что я работаю в этой сфере.

— Но, наверное, им не очень близки как зрителям театральные эксперименты?

— Почему? Они приходят на спектакли. У меня на самом деле очень продвинутые родители, очень мудрые, начитанные, интеллигентные, современные, интересующиеся тем, что происходит. Они ходят в театры, и за границей мы их стараемся посещать, если где-то бываем. Они в принципе все это понимают. Они полностью меня поддерживают, хотя, когда я поступала в ГИТИС, были категорически против. Но сказала им, что ничего не прошу, просто говорю, что буду поступать, ставлю вас в известность и прошу благословить. Мама в итоге сказала: делай что хочешь; а папа сказал: ну хочешь, поступай. Но в конечном итоге они обрадовались.

У меня мама тоже очень творческий человек, хороший организатор. У нее это очень круто получается, скорее, даже лучше, чем у меня.

Асгат Сафаров и его дочь Диана Сафарова

— Есть у вас желание продолжить режиссерскую деятельность в репертуарном театре?

— Знаете, я хочу не только режиссерскую, но и актерскую карьеру освоить. Все-таки мы в ГИТИСе вместе учились — актеры и режиссеры. Мне это интересно, пока я молодая, хочется поработать в спектаклях и в кино сняться. Это даже не какие-то амбиции, это профессиональный интерес — себя попробовать в этой сфере. В любом случае я должна это сделать, должна уметь это делать, чтобы дальше быть режиссером. Я не смогу объяснять актерам, как играть, если сама не играю.

На самом деле, у меня есть предложения по режиссуре в Татарстане, но пока еще не решила, буду ли в этом году что-то еще ставить. Но в «Углу» я точно что-то поставлю.

— Самый банальный вопрос: кого бы вы хотели сыграть в кино или в театре?

— Не знаю даже, честно. Но, естественно, мечта любого актера — сняться в кино у «гигантов», которые решают на сегодня судьбу российского кинематографа... например, Александр Сокуров, Андрей Кончаловский... Из другого поколения это Федорченко, Гай-Германика, Серебренников, Анна Меликян, Резо Гигиниешвили... Много их.

«ИЗ МЕНЯ БИЗНЕСМЕН КАК БАЛЕРИНА, А БАЛЕРИНА ИЗ МЕНЯ НИКАКАЯ»

— Вы всегда были в сфере культуры, но начинали с журнала «Светский», с работы на телевидении.

— Да. Меня впервые позвали работать в журнал, когда я еще училась на третьем курсе КФЭИ. Несмотря на то, что моя должность носила название «главный редактор», я больше выполняла функции арт-директора и управленца-организатора. Мне было привычнее взять какое-то направление и контролировать его реализацию. Это был настоящий творческий процесс, мы придумывали различные фотосессии, все это было очень интересно. Дальше, после «Светского» (хотя началось это и во время него), студия телевизионного производства пригласила меня поработать в программе «Женское счастье» в паре с Ольгой Алонзовой. Так и понеслось. Потом была передача на ТНВ «Замужем за мужем...»

— Получается, что вы начинали с гламурного журнала «Светский», а сейчас пришли к экспериментальному театру. Можно сказать, развитие личности налицо.

— Конечно. В любом случае я и взрослею, и развиваюсь. Правда, «Светский» был не совсем о гламуре, его было интересно читать, там публиковалось много интересных статей. Мы вообще исходили из того, что этот журнал должен читаться, там должны быть статьи, рассказы современных авторов. Но не знаю, хотела бы заниматься этим сейчас.

— А вы бы хотели стать министром культуры РТ и определять республиканскую политику в этой сфере?

— Вы знаете, нет, а раньше даже мечтала, до поступления в ГИТИС. Мне казалось, что это пиковая точка реализации в профессии в области культуры. Но сейчас понимаю: мне нравится больше то, чем я занимаюсь сейчас. У министров ведь другая работа, они занимаются вещами, далекими от творчества.

— А стать депутатом Госсовета РТ не хотите? Ведь это наверняка помогает, например, директору оперного театра Рауфалю Мухаметзянову или худруку Качаловского Александру Славутскому в их нелегком труде.

— Не знаю, будь что будет, но я себе такой цели не ставлю, даже в мыслях этого нет. Если совсем будет все плохо, тогда я об этом подумаю. На данный момент я занимаюсь тем, что мне интересно. Мне интересно искусство, творчество. Я не предприниматель, из меня бизнесмен как балерина, а балерина из меня никакая. Живу тем, что хочу творить, помогать развиваться региону, и иду к этому.

— А в казанских театрах часто бываете, куда посоветуете сходить нашим читателям?

— Конечно, хожу. В Камаловский театр всем советую сходить, в ТЮЗ на спектакль «Любовь людей». Много сейчас хороших постановок.

— Кстати, постановщик этого спектакля, главреж театра Туфан Имамутдинов столкнулся с серьезной оппозицией в театре...

— Всегда будут протестующие. Скажем так, Туфан тоже такой «городской сумасшедший», мы так называем его с любовью. Не хочу влезать в этот конфликт, принимать чью-то сторону, но мы Туфана очень любим, и я восхищаюсь им как художником, как мастером, как режиссером... Я считаю, то, что он делает, это привнесло новую жизнь театру, дало новый толчок.

— Театр — это очень сложный механизм, интриги и прочее. Как вы ощущаете себя в этом пространстве?

— На самом деле, мой первый опыт был самой крутой школой, которую можно пройти. Здесь было все. И хочется вроде бы быть хорошей, и вроде получается, а потом вдруг нет. Это действительно очень сложный мир, но всем ведь не угодишь. И меня это научило быть жестче. Я на самом деле мягкий человек, не конфликтный, не люблю ругаться, иногда лучше пережду, уступлю. Но в качестве режиссера это не пойдет. Сам по себе у меня характер есть, но хочется из всего выйти мягко, однако где-то надо его и непременно проявить.