«ГРАФИКИ — ОДИН ИЗ ИНСТРУМЕНТОВ ФОКУСНИКОВ ОТ ЭКОНОМИКИ»

Еще не умер ты, еще ты не один,
Покуда с нищенкой-подругой
Ты наслаждаешься величием равнин
И мглой, и холодом, и вьюгой.

В роскошной бедности, в могучей нищете
Живи спокоен и утешен.
Благословенны дни и ночи те,
И сладкогласный труд безгрешен.

Несчастлив тот, кого, как тень его,
Пугает лай и ветер косит,
И беден тот, кто сам полуживой
У тени милостыню просит.

Осип Мандельштам. 15 - 16 января 1937 года

В самых страшных снах мне предстает картина сдачи экзамена по квантовой механике. Нам целый год на лекциях писали на доске уравнения, молча, без слов — две толстые тетрадки сплошных формул, а я из всего материала запомнил только принцип неопределенности Гейзенберга. От этого кошмара я просыпаюсь, судорожно пытаюсь вспомнить что-нибудь о микромире, а в памяти всплывает все тот же принцип неопределенности: у частицы не могут быть одновременно точно измерены положение и импульс. Если хочешь узнать массу, то не сможешь определить, где находится частица, и, наоборот, при точных координатах неизвестен ее вес. Ничего больше из тех лекций не запомнил. Сегодня продвинутый научный мир обсуждает открытие бозонов Хиггса на европейском коллайдере, а мы продолжаем мыслить в духе ньютоновской механики, не подозревая о существовании совершенно иных измерений в микромире и макромире. Более того, мы пытаемся сложный социальный мир, экономику перевести в термины классической механики.

Должен сказать, что я всю жизнь примерял принцип неопределенности к окружающему миру: частица одновременно волна и тело. Как совместить несовместимое? Оглядываясь вокруг, я вижу, что волна — это не тело, а колебание поверхности воды, например, на Волге. В то же время огромный булыжник на берегу не может превратиться в волну. Можно было бы теорию Гейзенберга назвать некоей абстракцией, но мы же понимаем, что атомная бомба взрывается не виртуально, а очень даже реально, чему поспособствовали теоретические изыскания в атомной физике. Квантовая механика наряду с теорией относительности стала наиболее значительным вкладом в науку ХХ века.

Мы воспитывались в традициях Ньютона и Евклида, наше сознание — порождение классического образования. Все, что видит глаз, мы пытаемся упростить, снять неопределенность, если даже при этом страдает истина. Поэтому мир для нас предстает в виде линий, плоскостей, окружностей, как учили в обычной геометрии, хотя в реальности это не так. Все, что рисуется в виде графиков и подкрепляется красивыми математическими формулами, мы считаем наукой. В строгих формулах, теоремах и доказательствах присутствует железобетонная «убедительность», а все нелинейное нам внушает недоверие.

Мы хотим окружающий мир понять как машину, пусть сложную, наподобие часов Rolex, но вполне объяснимую. Мы легко или легковесно движение тел переносим на социальные процессы, хотя движение в обществе не механическое перемещение, а структурное изменение. Экономические процессы вовсе не похожи на перемещения тел в декартовой системе координат, а потому графики таят в себе опасную иллюзию. Нам демонстрируют рост параметров, подменяя понимание социального развития примитивным механическим движением. Графики — один из инструментов фокусников от экономики. Например, нам показывают завоевание татарстанскими производителями молока 3% российского рынка. Ведет ли это к росту благосостояния крестьян или обогатились богатые? На графике этого не видно или даже намеренно скрыто.

«НАС УВЕРЯЮТ, ЧТО ПИРАМИДА ВЛАСТИ — ИДЕАЛЬНАЯ ФОРМА»

Нас уверяют, что пирамида власти — идеальная форма, лучше не придумаешь. Детский опыт игры с пирамидками и кубиками убеждает нас в устойчивости пирамиды, если, конечно, она стоит на основании. В этих рассуждениях кроется фундаментальная ошибка — общество это не набор социальных слоев и индивидов, собранных в пирамиду иерархией власти. Геометрия Эвклида в этом случае ничего не объясняет. Общество скорее похоже на цветную капусту (фрактал Мандельброта), в которой отдельные отростки, подобны другим ветвям, они относительно самостоятельны и только где-то в основании скреплены единым стволом. Сложность социальной структуры делает общие команды вертикали власти не эффективными, ибо они застревают в закоулках маленьких сообществ, а какие-то ответвления и вовсе могут спрятаться от всевидящего ока вершины пирамиды. Мы хотим реальный и сложный порядок подменить упрощенной механической видимостью. Нам геометрия фракталов непонятна.

Существуют отдельные сферы, достаточно стабильные, их можно описать линейными уравнениями. Например, прирост населения можно изобразить в виде простой кривой, если, конечно, не предвидится снижение уровня жизни, не существует опасности эпидемий, а государство поощряет рождаемость. Точно так же можно прогнозировать работу конкурентоспособного предприятия. Если на заводе есть избыточные мощности, на рынке существует потребность в данной продукции, а покупательная способность растет, то можно прогнозировать динамику производства, ориентируясь на прошлые годы, допустим, в 2%. Для этого не надо быть экономистом, достаточно иметь среднее образование и рассуждать точно так же, как бабулька на базаре: «Яйца берут хорошо, на следующий год заведу еще 10 кур, если достану корма». Однако когда речь идет об экономике в целом, то вся эта «бабулькина философия» летит к черту, поскольку рыночная экономика представляет собой сложную нелинейную систему с множеством неизвестных. При этом различные противоречивые факторы трудно учесть и совместить. Например, весь бюджет России рассчитывается исходя из цены на нефть, которую никто в мире не решается предсказать. Ни один Нобелевский лауреат (а их по проблемам экономики набралась целая когорта) не в силах даже примерно назвать цифру. О какой «Стратегии-2030» может идти речь, если мы не знаем на полгода вперед, что будет с экономикой России?

71614.jpg
«О какой «Стратегии-2030» может идти речь, если мы не знаем на полгода вперед, что будет с экономикой России?»

Честные экономисты сразу сознаются, что им репутация дороже, нежели бесполезные прогнозы о цене на нефть. Экономисты, которые хотят заработать, пишут исследовательские программы и разные стратегии. А «мудрые» экономисты говорят о неких погрешностях, придавая своим гаданиям наукообразный вид. Поскольку явно оппозиционных каналов в России нет, то все аналитики дают умеренно оптимистические прогнозы. Для вящей убедительности они свою речь пересыпают цифрами и специфическими терминами. Рассуждают они примерно так (заранее извиняюсь за утомительный монолог, но именно таковы сами эксперты и в этом один из секретов их влияния).

«НЕТ МЕСТА ЗАВЫШЕННОМУ ОПТИМИЗМУ»

«Цена на нефть зависит от многих достаточно противоречивых и не всегда коррелируемых факторов, каждый из которых нуждается в самостоятельном углубленном анализе. Мы должны понимать, что ОПЭК сегодня не может доминировать на рынке углеводородного сырья. США становится важнейшим игроком благодаря современным технологиям гидроразрыва и политическому давлению на Саудовскую Аравию. А потому предложение превышает спрос. Но здесь не мешает учитывать политические риски, связанные с войной в Ливии и Йемене, где транспортировка нефти из Персидского залива оказалась под угрозой, на что немедленно отреагировали рынки — цена на нефть марки Brend (по ее котировкам рассчитывается цена российской марки Urals) дала явный отскок.

Фактор риска транспортировки в Персидском заливе может дать прибавку в цене в пределах 5 процентов, не более. С другой стороны, переговоры шестерки с Ираном по ядерной программе продвигаются (при содействии российской дипломатии — не себе ли во вред?), а значит, Иран при условии заключения всеобъемлющих соглашений может к лету стать важнейшим игроком не нефтяном рынке. Иран выйдет на рынок с новыми объемами и наверняка будет демпинговать для поиска покупателей. Конечно, ему нужно восстанавливать производственные мощности, что дает возможность российским нефтяникам подготовиться к новым условиям рынка, но с другой стороны, у Ирана уже есть запасы в пределах 35 миллионов тонн, которые он может выбросить немедленно и опустить цену за баррель до возможного минимума.

В этом случае сланцевая нефть, чья себестоимость колеблется около отметки в 30 долларов, станет невыгодной, и это потеснит США на рынке сырья, дав возможность вести свою игру новым поставщикам. В то же время мы должны учитывать, что закрытие десятков и даже сотен сланцевых скважин не сопровождается уменьшением предложения американской нефти, что говорит о росте производительности труда и появлении многочисленных эффективных компаний. По последним данным, на месторождении Eagle Ford она выросла на новых скважинах в прошлом году на 24 процента, Bakken — на 29, а Permian — на все 30! Сланцевая нефть явно по себестоимости подтягивается на уровень традиционных технологий, и надежды на их разорение под давлением рынка испарились.

К тому же в запасе американских нефтяников имеется достаточно грозное оружие — снятие американским правительством запрета на экспорт нефти и нефтепродуктов за границу, введенный почти 40 лет назад в ответ на рост цен и нефтяное эмбарго арабских стран. К этому Белый дом подталкивают и рекордные запасы нефти в Америке, выросшие до наивысшего после Великой депрессии уровня почти в 450 миллионов баррелей, в результате хранилища оказались заполнены примерно на 70 процентов (кстати, в Японии эта цифра вышла на уровень 80 процентов, а в Европе — на все 90 процентов). Не случайно 11 компаний, в том числе и такие крупные, как ConocoPhillips и Marathon Oil, обратились в правительство с очередным призывом об отмене запрета на экспорт. По мнению экспертов, такая ситуация чревата новым обвалом нефтяных цен.

Ко всему сказанному в США готовится запуск нового фьючерса, что может изменить в перспективе нефтяную географию США. Сейчас стоимость фьючерсов на американскую нефть, которые становятся бенчмарком, формируется на основе данных из основного нефтяного хаба в Кушинге, штат Оклахома. Отсутствие конкурирующего бенчмарка в прибрежных к Мексиканскому заливу штатах объяснялось нехваткой мощностей для физического хранения нефти. Запуск торгов фьючерсами за право хранения нефти может изменить статус-кво. Однако сомнительно, что этот инструмент способен серьезно повлиять на нефтяные котировки.

На все сказанное выше накладывается вялая динамика экономических процессов. США пытается преодолеть последствия финансового кризиса, минимизируя банковскую ставку, а еврозона никак не может выйти из состояния дефляции и надеется на ослабление евро для стимулирования экспорта. Китай и все страны БРИКС снизили потребление сырья из-за экономической депрессии, что не добавляет оптимизма для российской нефтянки. Хотя, с другой стороны, низкая цена на бензин дала стимулы для мировой экономики. Германия уже показывает небольшой рост, что скажется на оживлении всей еврозоны. Но здесь не следует ожидать быстрой реакции, нужно помнить, что Евросоюз обременен проблемами Греции, Испании, Португалии. Последняя валютная война доллара и евро внесла неожиданные изменения на финансовом рынке, и теперь нужно ждать, чем ответит доллар на снижение курса евро, невыгодное американским экспортерам.

В краткосрочной перспективе мы не должны ждать какого-то резкого подъема цены на нефть, но вместе с ростом экономики США и особенно Китая можно надеяться на положительную динамику. Долгосрочный прогноз усложняется тем, что котировки ведущих нефтяных компаний падали весь прошедший год, а значит, не следует ждать инвестиций в нефтяную отрасль, и такие дорогостоящие проекты, как широко разрекламированное освоение Арктики, будут заморожены. Битва за обладание Арктикой оказалась пустым делом. Оптимизм инвесторов потихоньку гаснет. Сейчас в России недоступны дешевые деньги, как это было раньше. Компаниям в 2015 году придется много отдавать, а перезанять так же дешево не удастся. Трудно будет получать инвестиции. Но самые тяжелые санкции не финансовые, самое плохое — ограничение импорта технологий. Импортозамещение в сфере технологий добычи сырья требует громадных вложений и в разработки, и в производство, причем с непредсказуемыми результатами.

Своих российских длинных денег и вовсе нет, а банки подходят к долгосрочным инвестициям недоверчиво, тем более многие из них страдают от низкой ликвидности. В силу сказанного многие проекты в России по добыче нефти и газа не смогут выйти из нулевой точки, поскольку осуществлять добычу в новых месторождениях становится все дороже. В стране нарастает количество так называемых трудно извлекаемых запасов. То есть добыча будет падать, а газ просто негде будет продавать, поскольку тот же сжиженный природный газ из Австралии намного дешевле и экономичнее, чем российский. То есть мы будем проигрывать конкуренцию еще быстрее, чем сейчас, и экономика сильно пострадает.

В то же время удешевление добычи сланцевой нефти, которая необычайно мобильна и не требует значительных капитальных вложений, может компенсировать России потери на шельфе, если наши нефтяники освоят технологию гидроразрыва, ведь надеяться, что американцы поделятся своими изобретениями, не приходится. Учитывая всю совокупность этих факторов, даже без учета энергосбережения, которое стало мировым трендом и сильно влияет на потребление нефти, и в частности бензина, можно делать прогноз лишь с легким оптимизмом. А потому нашим депутатам, закладывающим в бюджет завышенные цифры при отсутствии явных признаков возвращения к благостным годам нефтедолларового рая, следует напомнить о необходимости здоровой коррекции. Нет места завышенному оптимизму, но также было бы преждевременно впадать в пессимизм, оценивая дно падения цены за баррель в 20 долларов, ориентируясь на техасскую легкую нефть. Российская марка Urals стоит несколько дороже, хотя и не намного. Нельзя также сбрасывать со счетов озабоченность не только российских нефтяников, но и международных картелей — они не будут безучастно наблюдать, как тают на глазах их прибыли...» И т.д. и т.п.

view_5179.jpg
«Наши руководители — Усманов, Шаймиев (на снимке), Минниханов — никогда не выражались в терминах макроэкономики и спекулятивных расчетов, они были связаны с родной землей в буквальном и переносном смысле»

ЭКОНОМИКА С ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЛИЦОМ

Этот монолог эксперта по нефтяным котировкам можно продолжать без конца, мы не услышим конкретных выводов, хотя нам приведут кучу цифр. Через каждую фразу будет звучать призыв к разумной осторожности в прогнозах. При этом мы никогда не услышим о существовании предела погрешностей в прогнозах, когда анализ становится бессмысленным. Если бюджет России принимали исходя из цены в $90 - 100 за баррель нефти, а реально она тогда стоила ниже $60, то о какой погрешности можно говорить? Какая здесь наука? Причем здесь вероятностный анализ? Это просто обман. Однако это тот обман, который мы хотим услышать. Мы хотим увидеть графики, формулы, призывы к осторожности и уверенность в росте экономики. Мы машинально стараемся избегать крайностей, а потому склоняемся не столько к реалистическому, сколько оптимистическому варианту прогноза.

На вопрос «Сколько времени займет кризис?» нам хочется услышать примерно такую оценку: «Есть общее мнение экономистов: скорее всего, хватит одного года — и потом экономика начнет расти. То есть мы упадем на 3 процента ВВП в 2015 году, а в 2016-м будет либо ноль, либо небольшой плюс». Так говорят серьезные экономисты, стремящиеся выглядеть реалистами, не быть оппозицией власти и желающие угодить публике. Их теория не далеко ушла от «философии бабульки» с базара, продающей молочко и яйца. Что же касается предсказаний бюрократов, то они используют их скорее для снятия социальной напряженности, чем для принятия адекватных политических решений. Министерство финансов и министерство экономики России в прошлом году пыталось анализировать ситуацию, спорить с различными экономистами, но сегодня они уже выступают как чистые агитаторы оптимистического варианта. Все разговоры идут вокруг цены на нефть и курса рубля, а ведь это лишь два фактора из множества неизвестных в системе нелинейных уравнений, описывающих рынок.

На вопросы наших журналистов о нынешней республиканской политике (в сравнении с прошлыми годами или в сравнении с общероссийской) я всегда отвечаю, что она выглядит выигрышной в силу ее близости к нуждам населения. Наши руководители — Усманов, Шаймиев, Минниханов — никогда не выражались в терминах макроэкономики и спекулятивных расчетов, они были связаны с родной землей в буквальном и переносном смысле. Иногда казалось, что они слишком много уделяют внимания сельскому хозяйству, которое заведомо убыточно, но ведь обязанность первого руководителя вначале обеспечить продовольственную безопасность, без чего трудно говорить об экономике в целом. Причем если в 90-е годы в республике ощущалось доминирование политики над экономикой, то в последнее время политика стала «обслуживать» экономику.

Конечно, «Модель Татарстана» в своих основных принципах сохранилась, но последние пять лет мы видим изменения в республиканской политике — она в сравнении с общероссийской стратегией, с ее перекосом в сырьевую составляющую и монетарно-спекулятивную игру банков явно демонстрирует экономику с человеческим лицом, т.е. за общими отчетными цифрами всегда проглядывается конкретный производитель и потребитель, там не просто фигурирует развитие кластеров, а есть открытие конкретных заводов и фермерских хозяйств, там не просто декларируется поддержка образования вообще, а есть ремонт школ, создание условий учителям, там нет общих фраз о благосостоянии, а есть строительство жилья и т.д. Все болезни российского общества, к сожалению, присутствуют и в Татарстане, но есть положительные тренды, которые можно и нужно поддерживать.

«НОБЕЛИСТЫ НЕ СМОГЛИ РАЗБОГАТЕТЬ»

Мы всегда тянемся к «логическому» упрощенному объяснению событий, не вникая в особенности ситуации, конкретные обстоятельства. Ошибка фундаментального объяснения делает мир проще, понятнее и приятнее, создает душевный комфорт. Однако такое упрощение приводит к неприятным последствиям, если относится к экономической теории, внедряемой в жизнь с участием государственных мужей. Тогда кризиса не миновать. Если разобрать по косточкам то, что называют макроэкономикой, на поверку это окажется просто спекуляциями на финансовом рынке. Все эти игры с ликвидностью и волатильностью никак не связаны с жизнью простых людей — производителей и потребителей. Это всего лишь дутые проценты дутых банков, под которыми нет производственных проектов, не говоря уже о реальном человеке. Там нет экономики с человеческим лицом.

Легче всего мои рассуждения отвергнуть одной простой фразой: нужно быть дипломированным экономистом, чтобы иметь право рассуждать на эти темы, а еще лучше иметь степень МВА какой-нибудь бизнес-школы. На этот случай у меня приготовлен отдельный сюжет. Мне очень нравится история с Нобелевским лауреатом по имени Роберт Кокс Мертон — сыном знаменитого социолога Роберта Мертона-старшего. Он вместе со своим товарищем Майроном Шоулзом получил престижную международную премию за так называемую «портфельную теорию», помогающую рассчитывать риски на финансовом рынке. Поверив в верность собственной концепции, два лауреата основали финансово-инвестиционную компанию «Лонг-Терм Кэпитал Менеджмент». Все сотрудники имели первоклассные резюме и высочайшие академические степени. Их держали за гениев. Вдохновляясь «портфельной теорией» с ее хитроумными «алгоритмами», они лихо просчитывали риски и умудрились довести игровую ошибку до чудовищных размеров. Компания лопнула. Не удивительно, что нобелисты не смогли разбогатеть (ученым это не свойственно), но почему они прогорели вчистую? Об этом — в следующей статье.

Едва покинул я житейское волненье,
Отшедшие друзья уж собрались толпой,
И прошлых смутных лет далекие виденья
Яснее и ясней выходят предо мной.

Весь свет земного дня вдруг гаснет и бледнеет,
Печалью сладкою душа упоена,
Еще незримая — уже звучит и веет
Дыханьем вечности грядущая весна.

Я знаю: это вы к земле свой взор склонили,
Вы подняли меня над тяжкой суетой
И память вечного свиданья оживили,
Едва не смытую житейскою волной.

Еще не вижу вас, но в час предназначенья,
Когда злой жизни дань всю до конца отдам,
Вы въявь откроете обитель примиренья
И путь покажете к немеркнущим звездам.

Владимир Соловьев. Отшедшим (1895)