РОССТАТ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ

Обратившись к официальным статистическим данным, опубликованным в феврале, трудно увидеть промышленный рост и успехи импортозамещения, которые, как нам многократно и в разных вариантах повторял телевизор, непременно должны будут наступить в случае девальвации рубля и опоры на собственные силы. Однако Росстат, опубликовавший индексы производства января 2015 г. по отношению к январю 2014 г. предупреждает, что с промышленными успехами придется повременить. В целом производство машин и оборудования сократилось на 9,3%. Производство транспортных средств и оборудования потеряло 12,8%. Легковых автомобилей было выпущено меньше на 25,7%, автобусов — на 29,1%.

Хорошо, возразят нам, машины и станки — техника сложная, ее производство требует времени, инвестиций и затрат, и родные «Жигули» непременно придут на смену враждебному «Форду», дайте срок. Но легкая промышленность также не продемонстрировала энтузиазма. Текстильное и швейное производство — минус 26,1%, говорит статистика. Производство платьев сократилось на 71,6%, а производство брюк — на 59,4%. Обуви также стало меньше — на 17,6%. Эту статистику следовало бы внимательно изучать жителям и руководителям регионов, где сильны позиции машиностроительной и текстильной отраслей — еще полгода такого «роста» и у них начнутся серьезные проблемы.

Тем не менее общий экономический рост составил 0,6%, что отдельные скептики назовут статистической погрешностью, а оптимисты — манипуляцией. Но мы не будем слишком строги к статистикам, а просто посмотрим, в каких отраслях мы наблюдаем этот рост.

На 3,6% выросло производство продуктов питания. Лучше всего получилось с мясом — его производство выросло на 21%. Не очень понятно, как такое могло произойти с точки зрения законов биологии, но допустим, что мы имеем дело не с привезенным в обход санкций зарубежным продуктом, и что фермеры, обрадованные неожиданным спросом, не перерезали все стадо до последнего теленка. На четверть выросло производство макарон и почти на треть увеличилось производство кофе. Последнее обстояельство не может не радовать, с поправкой, что кофейное дерево в России, скажем так, не растет. Но лучше всего чувствуют себя владельцы ликероводочных заводов, поскольку производство водки — продукта, чрезвычайно нужного потребителям — выросло на 26%. Жители аграрных регионов и хозяева агропромышленных холдингов могут выдохнуть с облегчением.

Правда, все эти продукты россиянам приходится покупать по значительно более высоким ценам, чем год назад. В январе 2015 года цены росли в четыре раза быстрее, чем годом ранее, а в годовом выражении инфляция в России уже превысила 16%, и если не произойдет чего-то экстраординарного, то ключевая ставка ЦБ РФ в 15% будет выглядеть совсем подозрительно.

ЦЫПЛЯТ ПО ОСЕНИ СЧИТАЮТ

Кроме того, та же самая статистика, которая показывает «рост» в аграрном секторе, несет в себе и тревожные цифры. Во-первых, год назад сельхозпроизводители готовились к «сезону» в иных финансовых и кредитных условиях. Кроме горюче-смазочных материалов, минеральных удобрений и семян (оговоримся: в производстве зерновых), в сельском хозяйстве — все импортное. Удобрения российского производства, горюче-смазочные материалы сильно подорожали. По сравнению с прошлым годом, цены на семена выросли почти вдвое. Техника в зерновой отрасли также импортная (или собирается в России из импортных комплектующих). В соответствии с падением рубля выросла цена и на запчасти для иностранных сельхозмашин (включая, разумеется, и те, что собираются в России). Кто скажет точно, насколько вырастут затраты на весенние полевые работы? Заметьте, мы не говорим еще ни про амортизацию техники, ни про проценты по кредитам. Дело не только в деньгах, но и в технологиях. В России, к примеру, есть производство пестицидов, но нет производства действующих веществ для них. И таких узких мест можно найти много. Скептики скажут: допустим, в продовольствии мы не зависим от импорта, но производим его на импортных средствах производства. Тогда что именно и как мы замещаем? И какую цену за такое «замещение» россиянам придется платить уже осенью?

Логично предположить, что в августе, когда истечет срок продуктового эмбарго, решение о его продлении (или прекращении) будет приниматься исходя из ситуации на продовольственном рынке. К тому времени на пути импортных товаров встанет заслон посильнее таможенника — валютный курс и прогрессирующая бедность. В этой ситуации настаивать на продолжении эмбарго не будет особого смысла — проще будет заявить, что все задачи, которое оно было призвано решить, уже решены, а его отмена — шаг навстречу «зарубежным друзьям» с позиции силы.

Бесконечные рассуждения об импортозамещении, скорее всего, были призваны замаскировать истинные причины продуктового эмбарго. Их, на самом деле, было две. Первая — попытка «надавить» на европейское аграрное лобби, которое по замыслу инициаторов эмбарго, должно было надавить на европейские правительства. С этим не получилось, потому что фермеры Евросоюза поняли, что речь здесь идет о вещах поважнее, чем мешок или даже вагон яблок. Впрочем, и «запрещенные» яблоки, и другие продукты все равно продолжают попадать в магазины и на столы россиян, только называются они сербскими или белорусскими. Вторая причина — стремление любой ценой сохранить в России валютную выручку, необходимую для поддержки закредитованных госкомпаний. Этот вариант удался намного лучше, хотя золотовалютные резервы ЦБ значительно сократились в течение осени и начала зимы.

СЛОВОМ И ДЕЛОМ

Отметим, что резких колебаний курса рубля мы в феврале не увидели. Стоило нефти подняться к $60 за баррель, как рубль тут же отреагировал «укреплением». Правда, укрепление это довольно сомнительное, но тем не менее оно вполне устраивает российские монетарные власти, ведь для исполнения бюджета баррель нефти должен стоить около 3,6 тыс. рублей. Правда, сокращение импорта также отражается на доходах бюджета, поскольку налогообложение импортных товаров составляет немалую часть доходов казны, однако прибыли от нефти — важнее. Бюджет России рассчитывался исходя из предпосылок, что нефть будет стоить $100 за баррель, а доллар — 35 рублей. И при цене нефти в районе $55 - 60 за баррель и цене доллара в 60 - 70 рублей, математика бюджета не изменится.

А вот осуществляемые правительством антикризисные меры представляют собой любопытнейшее зрелище — не потому, что они неправильные, а потому что дела правительства расходятся со словами. На «словах» кризис продлится всего год, быть может, два, а избавление от него должно будет принести повышение цен на нефть (а что же еще, мой дорогой капитан очевидность?)

Но если власть считает, что этот кризис временный и краткосрочный, то не следует резко сокращать бюджетные расходы, а, наоборот, нужно увеличивать их. Однако, если в правительстве исходят из того, что все происходящее надолго, то в этом случае есть смысл сокращать расходы бюджета. Так, как это и делается сейчас. В целом с учетом инфляции и отсутствии индексации зарплат, можно сказать, что снижение инвестиционных и закупочных возможностей государственных бюджетных предприятий и организаций составит не 10%, а около 40%. Но это сокращение имеет свою российскую специфику.

Ни о каком либерализме, разумеется, здесь нет речи. Здесь имеет место ультрапрагматизм, который, перефразируя высказывание средневекового владыки, можно выразить в таких словах: «Если кто-то не наполняет наш бюджет, то он лишний. Если кто-то не защищает наш бюджет, то он тем более лишний. И в том, и в другом случае бюджетных денег ему не видать!»

Так вот, «лишних» за государственным столом оказывается очень много. Добыча ресурсов формирует 35% ВВП и 50% федерального бюджета. Но в этой отрасли работает не более 1% населения. Еще 4% работников добавляют к бюджету порядка 30% (речь идет о налогообложении импорта). В силовых структурах, обеспечивающих «суверенитет трубы», занято порядка 5% населения, а если добавить к ним всех иждивенцев, то и все 10%. В целом же бюджет напрямую «кормит» около трети трудоспособного населения и порядка трех четвертей нетрудоспособного.

Сложная ситуация и в регионах. К декабрю 2014 года общий региональный долг вырос до 2,1 трлн. рублей и достиг трети от собственных доходов бюджетов регионов (без учета трансфертов). В половине регионов долговая нагрузка еще выше — от 50 до 130% собственных доходов. Только самые богатые регионы (Москва, Тюмень, нефтегазодобывающие автономные округа) пока способны проводить сбалансированную бюджетную политику.

Правительству предстоит сделать сложный выбор. Можно сокращать социальные расходы (не индексировать зарплаты бюджетников и соцвыплаты). Можно снижать объем резервного фонда (но это страшновато делать, вдруг деньги закончатся совсем). Можно урезать «инвестиционные» программы вроде БАМа, Транссиба, футбольных стадионов, а также трубопроводов в Арктике. Но от «лишних» будут избавляться безжалостно.

КТО ТУТ ЛИШНИЙ?

Кто тут лишний? В первую очередь — здравоохранение и образование. В нем занято примерно столько же людей, сколько в силовых структурах и военно-промышленном комплексе, и финансируются эти отрасли практически полностью из бюджета. Но, в отличие от военных заводов и военно-полицейских подразделений, школы и больницы не создают спроса на продукцию отечественного производителя. Медицина ориентирована на закупки импорта, что бы там ни заявляли изобретатели волшебных таблеток и народные целители. А образование — услуга в чистом виде — вообще закупает ничтожно мало отечественной промышленной продукции.

В прагматической логике, которой одержимы «эффективные менеджеры государства», финансирование этих секторов никакого стимула экономике не дает — то ли дело строительство моста через море или противоатомного бункера. А деградация образовательной системы — не та цена, которая может напугать власти. В конце концов, еще великий прагматик кардинал Ришелье говорил, что «нужные государству солдаты воспитываются в грубостях невежества, а не в изяществах науки».

Таким образом, истинный «план» заключается в том, чтобы шаг за шагом снять с государства все субсидионные и социальные обязательства, отдав их на откуп «малому и очень малому бизнесу». Государство же продолжит финансирование «социально близких» секторов — нефтянка, ВПК и «силовики», которые, в свою очередь, и обеспечат платежеспособный спрос на услуги бизнеса, а также — врачей и учителей, если те, конечно, окажутся востребованы новыми заказчиками. Как недавно выразился высокопоставленный чиновник, женщины-учительницы могут найти себе мужей с достатком. Другими словами, в случае проблем на корабле «Россия» спасаться будут пассажиры первого класса и команда. Те, кто плывет вперед на нижних палубах, могут спасаться, как хотят. Как на «Титанике».

Человек, знакомый с основами институциональной экономики, скажет, что экономическая политика, направленная на стимулирование агрегированного спроса, будет иметь весьма краткосрочный эффект и не позволит обойти внутренние препятствия к устойчивому росту экономики и благосостояния экономических агентов. В переводе на русский это будет означать, что для роста того самого предложения потребуется инвестиционная и деловая активность. А с этим у нас будут большие проблемы. Никто не запретит человеку открыть «малое предприятие», но никто и не попытается ослабить хватку государственных людей на горле предпринимателя.

Инвестиции начали снижаться еще в 2013 году. В 2014 году темпы спада ускорились, составив −2,4% за год. В январе 2015 года спад инвестиций также продолжился −6,3%.

Отсюда можно сделать два вывода. Первое. Увеличение государственного спроса приведет не к росту предложения, а к росту цены. Второе: кризис быстрее всего и ощутимее всего скажется на тех регионах, где прослойка «условно лишних» для государственного бюджета людей самая большая, то есть в больших городах. В промышленных городах ситуация будет напоминать 2008 - 2009 годы, власти готовы их поддерживать, знают, как это делать, и средств в бюджете на это должно хватить. Тем более, что люди, занятые в промышленности, будут согласны и на длительные простои и снижение заработной платы, лишь бы не потерять работу.

О благосостоянии же российских налогоплательщиков в целом никто не задумывается, потому что для этого не видят оснований: люди и так ведут себя «на словах» так, как им советует телевизор.

ОНИ НАЧАЛИ ЧТО-ТО ПОДОЗРЕВАТЬ

Тем не менее наши сограждане, охотно соглашающиеся с телеведущими, начали замечать, что в экономике происходит «что-то не то». Еще бы! Инфляция 2014 года составила около 15%, инфляция 2015 года уже превышает 16%, так что с учетом композиции реальной потребительской корзины снижение покупательной способности бюджетников окажется в районе 30%. При этом мы уже знаем, что индексации зарплат не будет.

Согласно данным опроса фонда «Общественное мнение», доля россиян, считающих, что в стране есть экономический кризис, выросла до 71% против 62% в январе (опрос был проведен 14 - 15 февраля среди 1,5 тыс. жителей 100 населенных пунктов 43 субъектов РФ). Соответственно, не увидели признаков кризиса 14% респондентов (в январе — 20%), а 15% затруднились с ответом.

Говоря о том, в чем конкретно проявляется этот кризис, респонденты указывают прежде всего на рост цен и инфляцию (45%), снижение уровня жизни (11%), безработицу и сокращения на работе (12%). По словам 34% россиян, их семейные расходы увеличились. Больше всего опрошенных беспокоит именно продовольственная инфляция, ведь в расходах россиян затраты на покупку еды составляют очень большую долю. Двое из пяти домохозяйств тратят на питание от четверти до половины семейного дохода, а 30% расходует на продукты уже от половины до трех четвертей семейного дохода. В 12% семей на еду уходит более 75% дохода.

Однако проблемы личного экономического положения не отражаются на политических предпочтениях. Так утверждают социологи.

Но социологи имеют дело со словом, а экономисты могут обращаться только к делу, то есть к цифрам и действиям. Ответом на вопрос «Одобряете ли вы...» для экономиста служит действие респондента, сделанное респондентом лично, без всяких вопросов. Судя по тому, сколько денег было потрачено в декабре на товары, цена которых еще не успела измениться, судя по скачку курса доллара, население уже сделало свои выводы о состоянии экономики и поняло, что происходит. Бизнес тоже здраво оценил ситуацию и рассчитал инфляцию, не дожидаясь данных Росстата. Граждане «начали что-то подозревать», но в какие действия могут обратиться их подозрения, предсказание слишком рискованное.