ОТБОРНЫЕ МАСТЕРА

220 работ 22 фотохудожников объединения Tasma занимают два галерейских этажа. Два десятилетия — с 1970-х по 1990-е — вовсе не складываются в какой-то контрастный или, Боже упаси, конфликтный сюжет о разнице времен, о крайностях стабильного социализма и нестабильной постсоветчины. Дело в чем-то другом. Привет поколению, зараженному привычкой к селфи на всевозможных гаджетах, где-то на поверхности. Ну а по существу — демонстрация упертости в фотоообъектив казанских шести- и семидесятников, которых, наконец, догнало заслуженное признание. Помимо прочего, и в смысле их безусловного поколенческого авторитета.

Действительно, в казанской фотосреде температура творчества и дружелюбия ни от кого не зависит более, чем от участников группы Tasma (при том, что самые взрослые в ней — 1938-го, а самый молодой — 1960-го года рождения). Идея группы, названной «именем» советского завода, производителя фото- и кинопленки, возникла в 1974 году на руинах распавшегося клуба «Волга». Ведь именно любительские клубы в СССР при дефиците пленки, светоустановок, реактивов и объективов занимались «спасением утопающих». Например, на базе любительской киностудии в московском ДК Зуева в конце 1980-х возникло целое направление — «параллельное кино», а бонусная добавка к нему — «Мастерская индивидуальной режиссуры», которая 100 раз модифицировалась, но существует и сейчас.

В случае «тасмовцев» локацию определял не какой-то конкретный Дом культуры, а город, «казанская фотогруппа». И для всех, кто проходил довольно строгую процедуру приема, Tasma означало не что иное, как «татарские мастера».

ПАРАЛЛЕЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

Сегодня, глядя их работы, казалось бы, махрового советского времени, оцениваешь фокус, ракурс, лирику, юмор, стихийную или рассчитанную фактуру снимаемого — все что угодно, только не показушную оппозицию официальной идеологии. На снимках основателя группы Владимира Богданова авторскому автопортрету не противоречат ни намеренно опрощенные богемные художник с поэтами, ни юный рабочий с небом на плечах. В работах других — «Ожидание» и «Молитва», «Сабантуй» и «Новорожденный» — всякое-разное идет как бы через запятую, но с той теплой вовлеченностью в жизнь, которая честнее всего доказывает подход к объективу как к отдушине, где каждому — свое.

«Портрет металлурга» Владимира Мартинкова снят будто сквозь линзу Рембрандта. А в серии Рифа Якубова «Крымские татары» слышны обертона от Петрова-Водкина до Пазолини. Одномоментное напитывание глаза не только видимым, но и тем, что запечатлел какой-то ген живописной памяти фотографа, у ряда участников группы Tasma объясняется опытом их работы в галерее современного искусства ГМИИ РТ. Среди таких мастеров — Владимир Богданов и Владимир Разумейченко, Ляля Кузнецова, Валерий Михайлов и Фарит Губаев.

То, что сетчатка запоминает больше, чем может видеть фотообъектив, — это-то понятно. Непонятно другое: почему на снимках «тасмовцев» все это рисуночно-живописное, а у кого-то и скульптурное так явственно и важно? И почему в материале остановленных мгновений советской жизни оказалось так много надвременного?

ПЕРСОНАЛЬНОЕ И КОЛЛЕКТИВНОЕ

В каталоге, который инициатору выставки — ГМИИ РТ — удалось издать при поддержке президента России, сказано, что все это выставочное мероприятие «дало возможность вспомнить рано ушедших и ныне живущих «тасмовцев», оценить вклад в искусство фотографии каждого из них». Но едва ли не важнее слова, что «в ходе изучения фотоархивов участников проекта стала очевидна необходимость издания персональных альбомов, объединеннных в серию «Фотографы ХХ века. «Тасма».

Насколько это реально — вопрос настойчивости и повторяемости усилий. Но если серия будет запущена, то дислокация фотохудожников Татарстана в российском контексте может измениться. Дело в том, что международный фоторынок в 1980-е и 1990-е благополучно вобрал в себя то лучшее, что на Западе до сих пор именуют «советской фотографией». Из группы Tasma за такое вот представительство «отвечает» Кузнецова, которая предрасположенность к фотографии (на самом деле это, конечно, гениальность — прим. ред.) объясняет совершенно обезоруживающей фразой: «После смерти мужа я не знала, как жить, стала фотографировать, и это меня вытянуло, словно из-под могильной плиты».

Мысль Кузнецовой «Бог дал, Бог взял» — это и ее личная мотивация в профессии, и одновременно сюжетная подпорка цыганским сериям ее фотографий, из которых на данной выставке представлено, увы, немного. Впрочем, понятно: в роли куратора выставки Tasma Кузнецову заботили поиски участников группы, которых жизнь разбросала по разным местам, а также собирание выставочных материалов как некоей единой и довольно-таки масштабной коллекции, часть которой будет подарена ГМИИ РТ. Если же удастся запустить серийное издание персональных каталогов «тасмовцев», станет ясно, что задолго до того, как советско-российская фотография вписалась в мировой контекст, в Казани уже существовало то, что одни, возможно, назовут фотохудожественным направлением, а другие — школой. Для до сих пор неупорядоченной ситуации в отечественном фото-арт-рынке это кое-что значит.

Елена Черемных