Will we next create false gods to rule over us? How proud we have become, and how blind.

— Sister Miriam Godwinson, We must Dissent

НАЧАТЬ С АЗОВ

Должен сказать, что идея этой статьи появилась у меня достаточно давно, примерно полгода назад, но выкристаллизовалась она только сейчас. Как раз полгода тому началась не прекращающаяся и по сей день нестабильность на Украине, а в России ЦБ отозвал лицензию у «Мастер-Банка» (напомню, он входил в первую сотню банков страны по размеру активов, имел пятую (!) по размеру сеть банкоматов (около 2,8 тыс. штук) — и произошло это на фоне замедления экономики страны при стабильно высоких ценах на нефть. Причина замедления (одна из) называлась еще тогда сокращением инвестиций, и инвестиции в основной капитал уже на тот момент показывали отрицательную динамику. Разумеется, активно шли разговоры о стимулировании таковых, глава МЭР Алексей Улюкаев обещал рост их на 3,9% по итогам 2014 года (забегая вперед, отметим, что их падение за первый квартал 2014 года составило 4,8%)....а я размышлял о том, что этого не случится в силу достижения пределов роста при нынешней политико-экономической конфигурации.

За истекшие полгода ситуация изменилась очень существенно. Куда там просто инвестиции и острая жажда таковых. На яркий медийный свет, в дополнение к ним, выбрались концепции:

  • массированных государственных инвестиций в те или иные проекты;
  • деофшоризации (здесь и я приложил руку — месяц назад в Общественной палате был круглый стол на эту тему, где я присутствовал в качестве эксперта);
  • дедолларизации внешней торговли;
  • запрета на владение долларами США (и прочей валютой);
  • введения делегации «вежливых людей» в ЦБ РФ, дабы окопавшиеся там «либералы» расточились, яко туман ползучий, а оставшиеся снизили ключевую ставку, в идеале аж до нуля;
  • возвращения к плановой экономике;
  • избавления от вложения ЗВР в западные активы, в первую очередь — в американские казначейские бумаги;
  • переориентирования на Восток (в широком смысле) и слияния с ним в нечто ультраэпическое, возвращение к «скифской линии» и объявления РФ преемницей Улуса Джучи;
  • восстановления СССР-2 в смысле глубокой интеграции с бывшими республиками;
  • великого транспортного коридора от Находки до Лондона;
  • новой индустриализации;
  • и, наконец, частичной или же полной автаркии, защищенной могучей армией и ядерным оружием. Чтоб, значит, никто и никак не мог навредить.

Предполагается, что реализация их (частично или полностью, по отдельности или всех сразу) приведет Россию к мощи на мировой арене, экономическому процветанию, технологическому прогрессу и прочим аспектам неиллюзорного счастья. С социологической точки зрения видно, что такого рода идеи произрастают на почве прямого и откровенного реваншизма, сдобренного тоской по идеализированному образу Советского Союза, образу нереальному, лишенному недостатков, имевших место в действительности. При этом сей реваншизм получил хорошую подпитку — посредством возвращения Крыма под российскую юрисдикцию, и это отражается в рейтинге Владимира Путина, находящемся сейчас на вершинах. Я к этому реваншизму отношусь совершенно спокойно, он нормален и естественен; проведение исторических параллелей оставим для умственных пассионариев иного рода. Куда больший интерес представляют собой именно что эти концепции, а также реалистичность их имплементаций и общая полезность для страны в случае успешности таковых.

Надо отметить, что они в значительной степени связаны между собой, что вполне логично — народнохозяйственный комплекс страны является единым целым. Посему, рассматривая их, следует начинать, в некотором смысле, с азов — сиречь, с тех факторов, которые влияют на текущую ситуацию именно что в целом.

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

А факторов этих, по большому счету, всего лишь два. Практический и теоретический.

Во-первых, надо понимать, что за последние 30 лет состоялась глобализация. Рынок стал воистину мировым. Стало возможно вполне удобно и в реальном времени вести дела со всеми уголками планеты. Вести переговоры. Заключать сделки. Рассматривать товары и услуги. Конкуренция, таким образом, приобрела планетарный масштаб. Предприниматель из одной страны, решивший построить завод ради расширения и укрепления своего бизнеса, может выбирать из целого списка стран, готовых его принять, он может договариваться с поставщиками сырья из любой страны, вынуждая их конкурировать между собой, для него доступен весь мировой рынок покупателей (соответственно, производство может быть ультрамассовым с соответствующим снижением издержек) и целый спектр структур, готовых организовать ему планетарных же масштабов логистику. Ему доступен весь мировой рынок труда. Наконец, ему доступен весь мировой финансовый рынок, где он волен выбирать наиболее подходящие ему условия доступа к заемному капиталу, если в таковом есть нужда, а она обычно есть. Вся эта широта выбора приводит к тому, что все находящиеся на мировом рынке экономические акторы вынуждены конкурировать между собой, постоянно повышая свою эффективность — во всех смыслах этого слова.

Вторым же ключевым фактором является понимание того, что уровень богатства экономических факторов в некоторой локации напрямую зависит от размеров воспроизводственного контура, в который включена эта локация. Иначе говоря, от объемов рынка сбыта и достигнутого уровня разделения труда. Дело в том, что чем более массовым является производство того или иного товара, тем более дешевой (т.е. конкурентоспособной) является единица его — и тем выше общий уровень потребления, данного товара и всех остальных. Кроме того, увеличение объемов рынка ведет к повышению уровня разделения труда, появлению новых профессий и к росту производительности труда. Фактически, замыкание рынка на некотором уровне, не включение его в рынок более высокого порядка есть прямая дорога к стагнации, не только экономической, но и, с некоторым лагом, и технологической, поскольку на малом рынке новинки просто не будут окупаться.

Отсюда, кстати, всего один шаг до военного отставания. Того самого, которое во времена оны было прямо обозначено товарищем Сталиным: «Мы отстали от передовых стран на 50 – 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Однако по нынешнему времени «война» слабо отличима от «мира», экономика — сильнее пушек. Слова Оруэлла воплотились в жизнь таким вот странным образом.

Вооружившись пониманием аксиом, приступим же к изучению предлагаемых идей и концепций.

ИНВЕСТИЦИИ

Рассуждая об инвестициях, надо всегда помнить одну простую вещь. Инвестиции приходят в тот или иной сектор экономики либо в ту или иную локацию при одном условии: инвестор рассчитывает на их возвращение через некоторый срок и с некоторой прибылью. В противном случае никаких инвестиций не будет вообще. Исключение здесь только одно — государственные инвестиции.

В этом аспекте государство, в принципе, отличается от частного инвестора двумя факторами. Во-первых, для государства является вполне доступным инвестирование на сверхдлинные сроки, 25 лет и больше (и это хорошо, поскольку позволяет в теории реализовывать действительно долговременные проекты), во-вторых, государство (любое) достаточно безответственно относится к потере средств в результате неудачных инвестиций. Связано это с размазыванием ответственности чиновников, с совершенно объективно формирующейся клановостью внутри государственных механизмов, в результате чего части государственной машины начинают работать на себя в первую очередь (в принципе, сюда же и относится коррупция), а на социум — в лучшем случае во вторую, и, наконец, с пассивностью социума, который не контролирует государство. Свою лепту также добавляет неполное информационное обеспечение при передаче сигналов между уровнями управления. Отмечу особо, что эти черты проявляются во всех современных государственных иерархических системах, в той или иной форме — и здесь, в модернизации устоявшихся за многие века управленческих механизмов, сокрыт очень существенный резерв для повышения эффективности социума в целом; впрочем, это тема отдельного исследования, и даже не одного.

Итак, инвестору нужен возврат денег. Снижение объема инвестиций означает, таким образом, что в экономике страны идет только лишь обновление оборудования, а переход этого показателя в отрицательную зону говорит о том, что скорость обновления меньше, чем скорость амортизации. Т.е. оборудование выбывает, новое на его месте не появляется. Производства закрываются и отражаются спадом экономики.

Однако в данный момент особенность ситуации заключается в том, что в мире сейчас полно неприкаянного капитала, который ищет себе точек приложения — ради преумножения самого себя. Ищет — и не находит, что и отражается в сверхвысоких уровнях фондовых рынков развитых стран, давно оторвавшихся от реальных операционных показателей самих корпораций. Еще раз: капитала полно, он запаркован на финрынках, точек приложения нет, соответственно, и инвестиций нет (кстати говоря, в среднем по Европе падение инвестиций составляет примерно 20% от докризисных максимумов). Отсюда следует, что и государственные инвестиции тоже не принесут плодов и будут представлять собой бездарное просаживание денег. Но, в отличие от частного инвестора, государство ответственности за это не понесет.

Можно, кстати, в рамках небольшой интерлюдии, намеренно абсурдной, проиллюстрировать, как могут проводиться такие вот государственные инвестиции.

Недалеко от моего дома есть рынок. Обычный такой рынок, где народ торгует едой, шмотками, различными хозяйственно-бытовыми мелочами, мелким стройматериалом и так далее. И продаются там ананасы, приплывшие откуда-то из Африки, и стоят они 60 рублей за штуку.

Предположим, какому-то чину взбредает в голову развернуть плантацию ананасов на острове Врангеля. Нет, лучше на Новой Земле. Данная затея немедленно объявляется приоритетным национальным проектом, появляются исследования, доказывающие положительное влияние остаточной радиации на рост ананасов. Организуется, в соответствии с веяниями времени, частно-государственное партнерство, что, по идее, должно доказывать передовое совмещение долговременного государственного планирования с эффективностью, свойственной частному бизнесу. Затем начинается строительство теплиц, на Новую Землю тянут с Ямала газопровод, в прессе идет массированная пропаганда что-де скоро русский ананас завоюет весь мир, что он весь из себя духовный, скрепный, ультрананотехнологичный и вообще — соответствует канонам Шестого техноуклада, в отличие от бездуховного африканского ананаса, произведенного трудом угнетенных негров, получающих гроши. Теплицы построены, гидропоника налажена, спектр солнца восстановлен, денег никто не считал, снимается урожай — и оказывается, что новоземельские ананасы эдак на пару порядков дороже африканских — и потребитель предпочитает именно последние. Реакция следует незамедлительно — объявляется эмбарго на импорт ананасов, на прилавках остаются только новоземельские. Дорогие, понятно — надо же отбивать вложенное. Соответственно, народ их не покупает вообще. Частный инвестор жалуется властям, заносит кому надо — и принимается решение об обязательном включении ананасов в пищевой рацион воспитанников детских садов, школьников, солдат и заключенных, о чем начинается шум на весь мир — вот, дескать, какие мы богатые, даже воров по тюрьмам ананасами кормим... Деньги на это берутся из налогов на социум в целом, ослабляя другие расходы. И при этом — на всю эту красоту с искренним недоумением взирает Африка, а рядом с ней и весь мир. «Ну, приспичило вам всю страну ананасами кормить — ну купили бы у нас, дешевле вам же вышло бы!»

Повторюсь, пример намеренно абсурдный, но ситуация в целом именно такова. Выше я уже упоминал состоявшуюся глобализацию и исходящую из этого конкуренцию, в том числе и стран за инвестиционные ресурсы. Увы, Россия обладает крайне низкой конкурентоспособностью — и здесь, кстати говоря, одну из ключевых ролей играет наша география. Ставить предприятия в России принципиально дорого с точки зрения логистических затрат — вывозить продукцию и ввозить сырье наземным транспортом гораздо дороже, чем по морю. Другим аспектом является климат: долгая и холодная зима требует капитального строительства. С этим конкретным фактором, впрочем, надо осторожно; то, что у нас надо греть, где-то еще, вероятно, надо будет охлаждать, а в каком-либо ином месте Земли — особо защищать от влажности или насекомых.

По большому счету, эта фундаментальная неконкурентоспособность России — наш приговор, и никакие исключения этот неприглядный факт исправить не могут. К примеру, Китай все нулевые годы активно наращивал собственное производство металла, на фоне роста мирового и собственного спроса — и сейчас китайский металл отовсюду вытесняет российский, поскольку он дешевле. При этом в докризисный период, пока цены были высоки, российские металлурги тоже могли находить сбыт своей продукции, с той лишь разницей, что себестоимость была выше, и приходилось довольствоваться меньшей маржей. Ныне ситуация иная и металлургия в России убыточна — собственно, «Мечел» уже предупреждает о вероятном собственном дефолте. Завод в карельских Надвоицах способен производить алюминий при себестоимости $5 тыс. за тонну. Сейчас на LME он стоит $1740 за тонну. Будущего у этого завода нет — и, что куда хуже, будущего нет и у работающих там людей. И у всего, что завязано на этот завод.

Опять же, такая ситуация не только в металлургии, а в целом спектре отраслей. Ивановский текстиль для жителя Орла в принципе выйдет дороже произведенного в каком-нибудь Бангладеш, если сейчас ситуация иная, то лишь потому, что отсутствует эффективная логистическая цепочка; кстати, вот точка приложения инвестиций. Импорт будет дешевле просто потому, что работающая на такой фабрике (с тростниковыми стенами вместо кирпича) по 12 часов в сутки вчерашняя бенгальская крестьянка будет счастлива до одури получать, условно, $50 в месяц, это для нее существенный рост по сравнению с прозябанием в деревне и постоянным подбиранием дерьма за коровами. А так ей хватает на еду, убогонькое жилище и она раз в четыре месяца может позволить себе новую юбку и босоножки. Еще раз — даже сейчас нищета там чудовищная по нашим меркам. Как иллюстрация: мне в свое время попадалась информация, что бравые американские вояки во время вьетнамской войны предпочитали увольнительные проводить в Таиланде. Причина проста — фантастически дешевый секс и столь же доступный алкоголь. Вечер удовольствий стоил меньше, чем кружка пива на базе, а за подаренные джинсы веселая девица была рада трудиться целую неделю. Ивановские труженицы ткацкого станка за такие деньги работать не пойдут, и даже не потому, что мало, а потому, что на них просто не проживешь. А для предпринимателя стоимость труда, капитальных расходов, коррупции, расходов на логистику и капитала диктуют цену конечного товара, ниже которой можно лишь работать в убыток.

Возникает вопрос: а как же, мол, тарифная защита и государственные субсидии? Еще Менделеев писал о необходимости грамотной тарифной политики, а политика поддержания собственной промышленности была основой поведения Европы многие десятилетия. Да, можно закрыться тарифами (оставим за скобками вопрос о том, как это протащить мимо ВТО и отрицательной реакции тех, кто экспортирует в РФ свои товары — они же могут и свои тарифы повысить), но это ничего не даст, условный алюминий останется дорогим, фактически, это иной вариант того самого новоземельского ананаса. Аналогично и с господдержкой — это есть не что иное, как поддержание неэффективного производства за счет эффективного.

Возникает другое предложение — сконкцентрировать усилия на производстве хайтека, дабы в конечном товаре высокая доля стоимости была продуктом умственного труда, и он покрывал весь негатив от географии. Идея эта более жизнеспособна, но и здесь есть свои подводные камни, причем огромные.

Обычно тут вспоминают американскую Силиконовую долину — вот, мол, как они устроились, нам надо сделать так же. Дело, однако, в том, что американский хайтек вырос не сам по себе, а как производная от военных заказов. В течение примерно 20 лет, с 1950 по 1970 года, частных инвестиций в этой сфере практически не было, точнее, их величина терялась на фоне военно-государственных. Компании выполняли военные заказы на разработку различной электроники, в 60-е годы именно государство было крупнейшим покупателем; оно оставляло права на интеллектуальную собственность за самими компаниями, но требовало, чтобы они предоставляли лицензии другим, а не монополизировали отрасль. И лишь в 70-е годы, наев финансового жирка и наработав технологии производства, стало возможно производить уже сложные микросхемы, имеющие коммерческую ценность. Тогда же (в 1971 году) и появился первый коммерческий однокристалльный микропроцессор — Intel 4004.

Поначалу маржинальность бизнеса была очень высокой, завод по производству микропроцессоров стоил относительно недорого и окупался за несколько месяцев. Сейчас же новый завод Intel, производящий процессоры по современным стандартам техпроцессов (10 - 14 нм) стоит более $5 млрд. и окупается более пяти лет. Более того, даже Intel со всем своим богатством, опытом и портфелем инноваций не владеет полным циклом производства. Основное оборудование — система иммерсионной литографии — производится другой компанией, голландской ASML, и голландцы являются, по сути, мировыми монополистами на этом рынке. Кое-что есть у японских Canon и Nikon, но уровень у них не тот.

Что же получается? Для того, чтобы произвести свой процессор современного уровня (именно произвести, о разработке речи пока нет), необходимо вбухать чудовищное количество времени и денег, чтобы начать производить литографическое оборудование, сравнимое по уровню с голландским, и лишь после этого получить основу (лишь основу!) для строительства завода, потенциально способного конкурировать с Intel. Подчеркиваю — времени и денег, это не «Цивилизация», где можно, затратив денег, уже на следующий игровой ход получить здание, чудо света или боевую единицу.

Можно сказать: хорошо, есть другое предложение — разрабатывать у нас, а производить как раз там, где тепло и море рядом, условно, на Тайване. Где уже есть эти заводы, где уже установлено литографическое оборудование, выдать им спецификации — и пусть клепают. Этот путь куда более реален, но не могу не отметить, что он как раз и эксплуатирует мировой рынок и мировое разделение труда, что вступает в противоречие с концепцией автаркии (впрочем, о ней ниже). Так или иначе, произвести-то можно. Но современный процессор еще надо разработать. И здесь вновь начинают играть время и деньги.

Intel в 2013 году потратила $10,6 млрд. на R&D, рост к 2012 году составил 5%. Очевидно, что здесь и сейчас бухнуть $10 млрд. и через год получить результат как у Intel попросту не выйдет. Рост затрат должен быть плавным — покупается оборудование, нанимаются сотрудники, формируются рабочие коллективы. При удаче и усердии через 5 лет новосозданная структура сможет тратить деньги в тех же объемах и с той же эффективностью, что и Intel. Еще пять лет проходит цикл разработки одного продукта и на выходе — процессор, по своим характеристикам конкурентоспособный с процессором Intel. Победа? Как бы не так. Продавать полученный продукт можно с оговорками только на местном рынке — т.к. Intel держит закрывающие патенты на ключевые технологии, которые они не продадут ни при каких условиях. Внутренний рынок в 50 раз меньше мирового, процессор, соответственно, производится в относительно небольших объемах, получается дорогим и практически не продается.

Едем дальше. Еще 20 лет продолжаем старательно вбухивать по $10 млрд., не забывая наращивать эту сумму на 5% ежегодно. Не забываем производить разработанное — на своих заводах, (которые тоже надо строить, опять же, помним про вопрос оборудования для литографии) или же на чужих (но тогда придется обречь себя на отставание по техпроцессу). Через 20 лет патенты уже истекли, новых патентов у нас с Intel примерно поровну — можно конкурировать на мировом рынке. Что в итоге? Потрачено 30 лет и порядка $350 - 400 млрд., и на выходе — создан прямой конкурент Intel, т.е. их еще надо победить. При этом мировой рынок поделен поровну, т.е. маржа у обоих участников гонки уменьшена, тем временем Intel все это время финансировала себя из прибылей, а мы — из собственного кармана. Даже если и удастся разорить Intel, скажем, проплатив каким-нибудь сомалийским пиратам нанесение ракетно-бомбовых ударов по заводам и R&D-центрам, то отбиваться вложенные деньги будут еще минимум лет 30, поскольку прибыль Intel в 2013 году составила $9,6 миллиарда. В теории Intel можно просто купить всю целиком, ее капитализация сейчас $128,6 млрд., предложить им 50% бонус сверху, но и на таких условиях никто ее не продаст.

Фактически, если в сфере лоу-тека принципиальной является конкурентоспособность локаций под размещение производств, то в сфере хайтека по полной работает принцип «кто первый встал, того и тапки». Догнать тех, кто уже ускакал вперед по хайтек-дороге, крайне тяжело. Построить же свою дорогу — условно, квантовые компьютеры или искусственный интеллект на нейронных сетях, — опять же, невозможно без многих лет вкладывания средств в R&D. Кроме того, ключевым остается вопрос массового спроса. Компьютер обычный себе его нашел, но будет ли он у компьютера квантового? Получается, что в сфере хайтека то, что есть, надо всячески беречь и развивать, а то, чего нет, развивать, конечно же, можно, но затраты денег и времени превращают этот труд практически в бессмыслицу. Исключения в этой схеме, конечно же, есть (и это прекрасно для нас!), существует достаточно много российских предприятий, работающих на российский же рынок, но зависящих от импорта сырья, технологий и оборудования (т.е. вписанных в мировой рынок), но фундаментальной картины они не меняют. Тот же широко распиаренный SSJ, стоящий совокупно менее $2 млрд. и состоящий на 85% из импортных компонентов (автаркия плачет в уголке) имеет совершенно непонятную окупаемость. В любом случае, сбрасывать фактор конкурентоспособности нельзя никак: к примеру, в одном городе, китайском Шеньчжэне, можно провести полный цикл работ по производству электроники — разработку архитектуры, разводку, производство, сразу же погрузить это на сухогрузы и отправить потребителям.

Из всего вышесказанного следует, можно сказать, парадоксальный вывод. Сложившаяся в настоящее время фактически монокультурная структура российской экономики, ориентированной на продажу углеводородов (их доля в экспорте — порядка 70 - 75%%, а если добавить прочее сырье, то процент выйдет за 80), является наиболее выгодной для России в целом. Рикардианский парадокс как он есть. Фактически, наша страна специализировалась на самом эффективном товаре, и вокруг этих денег сформировался (частично из советских систем, частично новый) весь остальной народнохозяйственный комплекс. По большому счету, это и есть наш предел роста.

Здесь надо отметить, что Давиду Рикардо и его доказательству преимущества концепции свободной торговли, которая приводит к специализации стран на разных товарах, в результате чего каждая получает больше (тоже, кстати, разделение труда) обычно противопоставляют работу Фридриха Листа. Лист показывает, что Рикардо, конечно, прав, говоря про эффективность свободной торговли, но на длительном временном промежутке времени оказывается, что страна, продающая более технологичные товары, получает средства на дальнейшее развитие своих технологий, в то время как страна, торгующая товаром более примитивным, консервирует свой низкий уровень технологий, и это опасно вдвойне — во-первых, первая страна в результате развития технологий может просто избавиться от потребности в примитивных товарах второй, в результате чего она будет отставать по уровню жизни, а во-вторых, технологическое отставание может быстро перерасти в военное, со всеми вытекающими.

Правы, на самом деле, оба, но каждый на своем промежутке. Книга Рикардо вышла в 1817 году, книга Листа — в 1841. Именно подход Листа был взят за основу экономического строительства в объединенной Германии при Отто фон Бисмарке. Дело, однако, в том, что на тот момент достигнутый планетарный уровень технологического развития был достаточно низок для того, чтобы на Земле могло существовать несколько технологических центров, населения (объемов рынка) хватало всем. И Германия всерьез вознамерилась стать таким центром. Великая ценовая депрессия конца XIX века и была вызвана исчерпанием доступных рынков, а I Мировая война была за передел таковых. Сейчас же рынок един, и импортозамещение «по Листу» ничего не даст.

Ситуация, на самом деле, препоганая. Ладно там, великая история — тысяча лет страны, победа в Великой Отечественной, первые в космосе и прочие амбиции великой державы. Гораздо хуже то, что эта ситуация является в принципе нестабильной. В случае снижения цен на углеводороды экономика РФ покатится под откос очень быстро. И это будет конец, поскольку из страны немедленно начнется отток самого грамотного и обученного населения, которое совершенно не горит желанием жить плохо, когда можно жить хорошо. Непатриотично? Увы. Конечно, можно их запереть под замок, но об автаркии, опять же, ниже.

Текущий статус, фактически, прямо диктует последствия при реализации прочих предложений.

ДЕМИФОЛОГИЗАЦИЯ

Начнем с ЦБ, набитого, как пишут, инфернальными либералами. Что будет, если их всех ритуально изгнать обратно в ад, после чего снизить ключевую ставку? Как нам обещают, это приведет к снижению стоимости заемного капитала для российского бизнеса, что положительно отразится на конкурентоспособности российских товаров. В теории так, по факту же снижение ставки приведет к тому, что эти деньги пойдут не в бизнес с его непонятной отдачей, а со свистом вырвутся на валютный рынок, снижая курс рубля. Помощь экспортерам (напомню, что основа экспорта — сырье), таким образом, немедленно обернется снижением уровня жизни населения (к примеру, мы импортируем порядка 40% продовольствия, 80% лекарств и практически всю бытовую технику), инфляцией, рвущей внутрироссийские производственные цепочки. Пострадают также и российские предприятия, которые критически зависят от импорта сырья и оборудования — и таких предприятий, как я уже отмечал, достаточно много.

Конечно, можно поступить так, как сделал на посту главы ЦБ Виктор Геращенко в 1998 году, после дефолта — дать денег, но зафиксировать валютную позицию банков, чтобы они не ушли в валюту. Про это совсем недавно говорил Сергей Глазьев. Угу, можно, банки на валютный рынок не пойдут. А что с прочими финансовыми структурами, к примеру, с разным инвестиционными фондами? С финансовыми подразделениями корпораций? С отдельными фирмами? С гражданами, наконец? Уровень развитости всех этих структур был ниже в 1998 году, сейчас затыкание «банковской дырки» ничего не даст для удержания курса рубля. Для этого надо блокировать вообще все валютные операции, но для экономики последствия такого шага будут катастрофичны чуть более, чем полностью.

Вообще, надо отметить, что Набиуллина умудряется вести достаточно грамотную политику. Ситуация в банковском секторе, который она взялась чистить, при ее предшественнике Игнатьеве дошла до ручки — и санация банковской системы была неизбежна, ее надо было «резать, не дожидаясь перитонита». Я считаю, что ее действия по повышению ставки в начале марте и в конце апреля полностью оправданы, хоть и, безусловно, являются выбором меньшего зла. При этом ЦБ, одной рукой вычищая банковскую систему (и, соответственно, нервируя ее), другой оказывает ее поддержку: сумма кредитов, выданных ЦБ банковской системе РФ, сейчас находится на максимумах и превышает 4,7 трлн. рублей.

Далее, деоффшоризация. Опять же, в теории (с точки зрения государства) все выглядит чудесно. Надо, значит, под угрозой репрессий заставить бизнес вести дела через российскую юрисдикцию и платить налоги в России же, а то ишь, взяли моду избегать этого. Дело, однако, в том, что такое понимание оффшоров как мест, где корпорации прячут деньги от налогов, является однобоким и, если можно так выразиться, западным. Действительно, такое поведение характерно для западных корпораций. Хорошо известен пример Apple Inc., которая держит на своих счетах за границами США сумму в $150 млрд. и совершенно не стремится переводить ее под сень звездно-полосатого флага. Почему? Потому что им совсем не хочется платить корпоративный налог в 35%, что составит весьма серьезные ~$50 млрд., а это, в свою очередь, являет собой порядка 5% федерального (не консолидированного) годового бюджета США.

Российские компании уходят в оффшоры по иным причинам. Они уходят ради правовой защиты (рейдерство и коррупцию, которая, кстати говоря, являет собой дополнительный налог на бизнес, снижающий его маржинальность и конкурентоспособность, никто не отменял, несмотря на громкие заявления), ради юридического удобства проведения сделок, а не только ради сниженных налогов. Кто-нибудь считал, что будет в случае их выхода из офшоров? Кто даст гарантию, что через год предприниматель не придет к чиновнику со словами «вот, ты хотел, чтоб я вернулся, я вернулся, но из-за поганых условий ведения бизнеса здесь у меня теперь убытки, компенсируй мне их, или я вообще закрою предприятие к такой-то матери, уволю всех рабочих и они выйдут на федеральную трассу»? Кто-нибудь вообще использовал холический подход при рассмотрении такой ситуации? Увы, вопрос риторический, а ответ отрицательный.

Что там было далее по списку? Вопросы дедолларизации внешней торговли я уже недавно рассматривал, вопрос интеграции с бывшими республиками Союза также был разобран полгода назад. Переориентирование на Восток, постановка себя как «старший брат» в семье тюркских народов, наследник Улуса Джучи? Лично для меня это является просто омерзительным, впрочем, это субъективное; объективным же является то, что Китай, который и так получил максимум выгод из ситуации с Украиной, в этом случае Россию попросту сожрёт и ассимилирует, и Россия на этом кончится.

Вывод российских ЗВР из американских казначеек? А что это даст? Покажет нашу независимость, завалит их рынок? Не завалит, Россия держит чуть более 1% от общего торгуемого объёма облигаций США, да и то — российские вложения потихоньку уменьшаются, и это уменьшение не сильно отличается от общего снижения объёмов ЗВР, из чего можно сделать вывод, что эти деньги ушли на валютный рынок, на поддержание курса рубля.

Новая индустриализация? Вопрос об этом был рассмотрен выше, в разделе инвестиций. Конечно, здесь возникают вопросы смежные, связанные, среди прочего, с национальной безопасностью. Но и её надо понимать разумно. Прежде чем разворачивать производство тех или иных критически важных товаров, идя на то, что они будут дороже импортируемых, надо задаваться вопросом о том, а что же должно произойти такого, что никто на всей планете не продаст нам этот товар. Впрочем, этот вопрос выходит за рамки настоящей статьи.

Здесь, кстати, можно отметить любопытную ситуацию с КСА и ОАЭ. Эти государства Персидского залива разбогатели на поставках углеводородов, накопив денег, они задумались о диверсификации собственной промышленной базы. Сказано-сделано, были построены ультрасовременные металлургические предприятия, развился строительный сектор, символом рывка ОАЭ стало сооружение небоскрёба «Бурдж-Халифа» высотой 828 метров, самого высокого здания в мире. Также очень хорошо известен проект строительства домов на насыпных островах возле побережья эмирата Дубай. Но когда пыль рассеялась, оказалось, что эти заводы не приносят прибыли, Китай является более конкурентоспособным. Разумеется, ошибок признавать никто не хочет, началось дотирование этих предприятий за счет успешно работающих добывающих секторов экономики. В итоге бюджет КСА сейчас балансируется примерно при $90 за баррель нефти, а ОАЭ в долгах как в шелках.

Транспортный коридор, попытка поставить удорожающие все и вся российские просторы на службу стране? Не получится. Дело в том, что сейчас вся несрочная мировая торговля идет по морю. Контейнер из Шанхая в Роттердам добирается за 48 дней на огромном сухогрузе, сводя к минимуму стоимость перевозки. Если же покупателю товар нужен срочно, то к его услугам транспортная авиация. И это привычная, устоявшаяся схема, в которую включены все риски, просчитаны лаги, учтен объем арендуемых складов. Появление здесь перевозчика, который будет делать это, скажем, за 10 дней, попросту не найдет себе спроса. Понятно, складов можно будет арендовать меньше, но увеличившаяся стоимость перевозки будет на порядок превышать эти выгоды. Здесь куда более перспективным является провод судов по Севморпути, путь этот может занять 35 суток, но климатические условия этих мест не являются стабильными, так, в сентябре 2013 года площадь льдов на 60% превышала таковую годом ранее.

Далее, плановая экономика. Опять же, это ничего не даст. Да, планировать сейчас стало проще, чем 30 лет назад, появились соответствующие счетные системы. Но что с того? Производство всех видов товаров останется абсолютно тем же, т.е. цены будут теми же, изменится лишь сам механизм перераспределения. Кроме того, нет никакой гарантии, что он окажется более эффективным, чем основанный на рыночных механизмах. Здесь надо помнить про два фактора. Во-первых, советские технологии планирования были начисто утеряны, эти технологии можно отнести к гуманитарной сфере — т.е. в данном случае технология является неотделимой от носителя, человека, а эти люди уже отошли в лучший мир. Во-вторых, нет никакой гарантии, что чиновник лучше и эффективнее, чем предприниматель, распределит товар по покупателям, поскольку совершенно неочевидно, что он лучше владеет необходимой для этой работы информацией, кроме того, являются неясными критерии оценки работы такого чиновника, его награда за достижение и его наказание за провал, точно также неясен вопрос его мотивации, а для предпринимателя единым, точным, оптимизируемым и универсальным критерием является его прибыль.

Наконец, автаркия. О, это сладкое слово! В памяти всплывает суровый товарищ Сталин с неизменной трубкой, 7 тыс. крупных предприятий за 10 предвоенных лет, новые отрасли промышленности, соколы в небесах и Папанин на льдине, наконец, рассчитанный на логарифмических линейках (sic!) ядерный щит и высотки в Москве. Красота! Но отвлечемся от влажных мечтаний и рассмотрим эту идею со стороны сухой и жестокой экономики.

Итак, закрытая экономика. Число потребителей — менее 150 млн. человек. Никуда не девшиеся проблемы климата и логистики. Это, так сказать, на входе. Что с этим можно сделать?

Потребуется индустриализация, потребуется полный валютный контроль, потребуется заново создавать целые секторы экономики, отмершие за ненадобностью, ведь импорт дешевле и выгодней. Напомню про почившие советские технологии планирования, без которых тут никуда — иначе говоря, неизбежны ошибки. Потребуется время, минимум лет 10. Потребуются, увы и ах, инвестиции. Вопрос — кто за это заплатит? При Сталине необходимые на индустриализацию средства были изъяты у крестьянства, составлявшего подавляющее большинство населения, да и то это отразилось жесткостью коллективизации и, говоря очень мягко, эксцессами 1937 - 1938 гг. — и это несмотря на Великую депрессию, снизившую стоимость закупок у Запада. На сей раз за инвестиции придется заплатить всему народу страны, которому придется затянуть пояса, причем так, как мы сейчас и не представляем. Планшеты, компьютеры, телевизоры — забудьте, машина на семью — в прошлом, мужчинам придется вспомнить про нарукавники и галоши, женщинам — про штопанье носок и вату вместо прокладок, более того, вполне вероятны переезды из городов в места, где жилье дешевле в обслуживании, с соответствующим ухудшением уже имеющейся логистики всей системы. Можно спросить — квартира уже есть, что ей сделается-то? Сделается, поскольку любой предмет со временем амортизируется, и при оттоке средств на индустриализацию потребление закономерно упадет и не восстановится. Ухудшится и демография, по крайней мере, поначалу — женщины предпочтут не рожать, а работать, поддерживая уровень жизни свой и семьи.

Вообще, это очень серьезный вопрос — как продать социуму автаркию. Понятно, что наиболее грамотные, обученные и внимательные, учуяв, чем дело пахнет, оперативно уедут из страны — останутся кадры похуже или попатриотичней. Соответственно, границы придется закрывать. Непонятно как оставшиеся выдержат 10 лет перманентного ухудшения уровня жизни с неясными перспективами в будущем. Это, на самом деле, очень важно! Дело в том, что сталинская индустриализация давала вполне реальное видение светлого будущего и социальные лифты, условно говоря, дед пас коров, его сын уезжал в город и работал там на заводе, а внук шел в университет. У людей была перспектива роста, потому как из той нищеты народу деваться было некуда, кроме как вверх. Фактически, население Союза тогда находилось на уровне тех самых бенгальских крестьян — и жаждало вырасти. Потому и население, в общем и целом, простило власть за всю эту жестокость того периода. Сейчас же ситуация такой не будет. Роста и светлого будущего не будет просматриваться, население страны менее чем в 150 млн. человек не дает на это никаких шансов; напомню, что по результатам переписи 1939 года население Союза составляло чуть менее 200 млн., но значительная часть населения принадлежала к родоплеменному строю, т.е. фактически условия схожи. Но тогда это была нищета и движение вверх, сейчас же это будет снижение от достигнутого.

Ладно, предположим, властям это удастся как-то скормить народу, возможно, на религиозном фоне. «У них там Гейропа и Кончита, а у нас — духовность и скрепность». Дальше что? А дальше мы упираемся в предел роста, советская экономика была наиболее сбалансирована в 1959 году; можно предположить, что автаркичная российская обеспечит своим гражданам уровень жизни примерно того же времени, с поправкой на меньшее, чем в Союзе, население. И это, повторюсь, предел.

Конец этой затеи будет предсказуем. Понятно, такой экономики вполне хватит на поддержание ядерного статуса — воевать никто не полезет. На Россию просто махнут рукой. «Огородились, сидят и крысятся на нас. Ну и пусть сидят». Мир же будет как-то жить и развиваться, пользуясь всеми благами мирового разделения труда, слухи (какой интернет, о чем вы — он будет квалифицироваться как подрывная деятельность) о которых, вырастая до эпических размеров, будут долетать до россиян, вновь образуется блат, сформируется целый слой женщин, готовых отдаваться за шмотки из магазинов «Березка»...в общем, все прелести позднего Союза в гипертрофированном виде.

А чуть позже отработает еще одна мина под будущее. Понятно, такой стране придется активно тратить деньги на поддержание ядерного щита, т.е. обучать спецов, и обучать хорошо, готовить действительно думающих людей. А от наличия мозгов, как известно, образуются мысли. Такой инженер не преминет сравнить, как живет он и как живет его коллега в стране развитого мира. И поймет он, что живет он плохо, хотя знаний у него как минимум не меньше. Неизбежно возникнет вопрос — почему так? И ответ здесь будет предсказуем: «потому что власть все украла». После этого все очень быстро покатится под откос, поскольку два стопора, которые хоть как-то удерживали этот фактор в 1975 году, будут отсутствовать. Речь о том, что разница в уровне жизни между российским автаркичным инженером 2025 года и его американским коллегой будет куда больше, чем у их предков по профессии полувеком ранее, и о том, что тогда пропаганда ставила Союз социалистическим Царством Добра и Света, противостоящим Злу и Хаосу Неделимому; тут этого фактора не будет.

Фактически, автаркия оправдана в одном и только одном случае. Если вокруг закрывшейся страны — черти, живущие в радиоактивных пустошах. Проще говоря, если мирового рынка нет вовсе.

Возникает закономерный вопрос: а что же тогда делать-то? Жить-то хочется, и хорошо жить при этом.

Прямых ответов у меня, к сожалению, нет. Потому как их нет в принципе. Простые решения, на уровне лозунгов, здесь неприменимы, они только ухудшат ситуацию, как ее ни лакируй.

Что можно сказать точно, так это то, что железной рукой надо чистить коррупцию, которая убивает экономику. Надо будет избавляться от лишенных перспектив моногородов, какими бы древними и заслуженными они ни были; если ключевые предприятия убыточны, то они и будут оставаться убыточными, являя собой бездонную бочку. Соответственно, надо будет организовывать переселение людей, строить новые города — в районах, более подходящих к ведению бизнеса всех видов и сортов, более удобных логистически. Надо жестоко сражаться за каждую копейку иностранных и внутренних инвестиций, бороться за место на мировом рынке. Развивать собственный финансовый сектор, масштабный и способный работать на всех доступных рынках. Реформировать систему управления, отходя от иерархического принципа в сторону проектного.

Никто не говорил, что будет легко. Жизнь — это боль.