Габриэль Гарсиа Маркеc (фото: flickr.com/Jose Larа)

РОДОМ ИЗ МАКОНДО

Маркес или Габо, как называли его друзья, родился 6 марта 1927 года в прибрежном колумбийском городке Аракатаке, где услышал от бабушки и дедушки сказки и предания, которые потом легли в основу его творчества, а родная деревушка превратилась в известное Макондо из романа «Сто лет одиночества». Когда в 2007 году он впервые за 20 лет посетил родину, то ему с трудом удалось сойти с поезда — так много людей пришло встретить писателя.

Позже Маркес жил с родителями в Сукре, учился в иезуитском колледже города Сипакиры и Национальном университете Боготы на юридическом факультете, где познакомился с женой Мерседес Барча Пардо. В 50-е годы он занялся журналистикой, которая, по его словам, «помогает писателю не только тем, что поддерживает живую искру в работе, она обеспечивает постоянный контакт со словом, а главное — постоянный контакт с жизнью».

ОЧЕВИДНОЕ И НЕВЕРОЯТНОЕ

Свой первый рассказ «Третий отказ» Маркес написал в 1947-м, желая доказать, что в Колумбии есть новые писатели — в ответ на заметку в литературном приложения газеты El Espectador. Через неделю этот рассказ был там же опубликован. А автор статьи Эдуардо Саламеа Борда заявил, что «этот рассказ возвестил о появлении гения в колумбийской литературе».

Самый знаменитый роман «Сто лет одиночества» Маркес обдумывал 19 лет, а сочинил за полтора года, сидя взаперти в комнате — по окончанию работ выяснилось, что семья должна $12 тысяч. Однако оно того стоило.

Как известно, колумбийский гений начал серьезно работать над литературными произведениями под влиянием Фолкнера. И если Нобелевский лауреат 1949 года создал вымышленный округ Йокнапатофа, то его коллега — волшебный город Макондо, в котором проживает семья Буэндиа, страдающая от одиночества из-за неспособности любить и из поколения в поколения повторяющая печальные события из жизни предков. Правда, когда писателю показалась, что книга становится скучной, он просто не написал историю пары поколений. Против ее экранизации он всегда решительно возражал: «Я хочу, чтобы, читая «Сто лет одиночества», каждый представлял героев книги по-своему, такими, какими они ему видятся».

МАРКЕС И РОССИЯ

Книгу перевели на русский в 1970 году. И он открыл для советской интеллигенции магический мир литературной Латинской Америки. Возможно, он был единственным, кого любили и студенты филфака, и учащиеся колледжей США, стирая любые идеологические разногласия. При этом Маркес как певец несвободного континента сразу стал близок жителям страны, только что пережившей оттепель и вступившей в эпоху застоя.

И потому его магический реализм, в котором реальность соединялась со сказками и снами, не был уж таким невероятным.

В России в 2012-м отмечали год Маркеса — самый любопытный способ празднования можно было наблюдать в московском метрополитене, где в 7 вагонах проходила экспозиция «Поэзия и проза Габриэля Гарсиа Маркеса». Заметим, что писатель трижды бывал в столице. В 1957 году — как журналист на всемирном фестивале молодежи и студентов. Путевые очерки он назвал «СССР: 22 400 000 квадратных километров без единой рекламы кока-колы!». Также он приезжал в 1979 году в качестве члена жюри Московского кинофестиваля и в 1987-м, когда его принимал Михаил Горбачев. После встречи писатель сказал: «Я почувствовал, что мир стал надежнее. И это, пожалуй, главное».

Слово «одиночество» повторил и президент Колумбии Хуан Сантос, когда узнал о смерти Маркеса.

ПРЕМИЯ ЗА ОДИНОЧЕСТВО

В 1982 году Маркесу вручили Нобелевскую премию по литературе «за романы и рассказы, в которых фантазия и реальность, совмещаясь, отражают жизнь и конфликты целого континента». Свою речь писатель озаглавил «Одиночество Латинской Америки». «Поэтам и нищим, музыкантам и пророкам, воинам и мошенникам, всем нам, детям этой суровой реальности, почти не требуется воображения, потому что главная наша трудность — у нас нет средств для того, чтобы сделать нашу жизнь более правдоподобной», — произнес Маркес. А 10 годами ранее, когда он получал премию Ромуло Гальегоса за роман «Сто лет одиночества», писатель иронизировал: «Я согласился сделать две вещи, которые поклялся никогда не делать: принять премию и выступить с речью».

Маркес долго болел. В 1992 году у него была операция в связи с раком легких, в 1999 году обнаружилась лимфома, к 2012 году он уже тяжело болел и испытывал проблемы с памятью.

В связи с этим с 1985 года Маркес практически не издавал ничего из художественных сочинений. Впрочем, и в мемуарах под названием «Жить, чтобы рассказывать о жизни» он продолжил смешивать вымысел с документалистикой. Последним его произведением стала опубликованная 10 лет назад повесть «Вспоминая моих грустных шлюх» о 90-летнем журналисте, который влюбился в юную девушку. Если бы такая история вышла из-под пера другого писателя, то это вызвало бы вопросы, но не человека, который однажды сказал: «Человек умирает из-за того, что его сердце перестает любить».

«УШЕЛ ПОСЛЕДНИЙ ВЕЛИКИЙ ПИСАТЕЛЬ»

Корреспондент «БИЗНЕС Online» поговорила с писателями о творчестве и личности Маркеса.

Ахат Мушинский — писатель, исполнительный директор татарского ПЕН-центра:

— Покинул нас крупнейший писатель, огромная глыба. Я всю жизнь обращался к нему, перечитал, кажется, всего его. Конечно, это огромнейшая утрата. Я не вижу какого-то другого писателя, соизмеримого с ним. Странным образом у меня больше в памяти осталась «Хроника объявленной смерти». Все его огромные вещи я принимаю, читал, большое влияние оказали на меня. Но в памяти осталась эта вещь, хочу ее перечитать.

Говорят, что он описывает другую жизнь, колумбийскую, многое для нас непонятно. Но мне кажется, что большой писатель на то и большой, что для всех народов, наций он поднимает глубокие, нравственные проблемы. Он очень чувственный писатель, тонко чувствующий своих героев. Он мне близок по линии творчества — мало фантазирует, а берет из жизни своих героев и описывает. К нему даже обиженные прототипы обращались. Я себя с ним не сравниваю, но манера творчества близка по духу. Трудно с кем-то сравнить Маркеса.

Такая глыба, как Лев Толстой. «Тихий Дон» — такая же фундаментальная вещь вне зависимости от того, кто ее написал — Шолохов или нет. Это огромный пласт. Я рад, что Маркес прожил такую долгую жизнь. Опять же параллель — мой отец в этом же возрасте ушел из жизни. На мой взгляд, большие художники, прозаики должны жить так долго, как Маркес. Будем его вновь читать и перечитывать.

Михаил Мишин — писатель-сатирик, сценарист, переводчик, юморист:

— Кто может прийти на смену Толстому, Шекспиру, Сервантесу? На смену не приходят. Может, возникнет кто-то другой, но у меня ощущение, что ушел последний великий писатель. У меня такое чувство.

Что касается меня, то я впервые открыл для себя Маркеса более 40 лет назад, когда вышло «Сто лет одиночества». Я, как многие, был сражен, потрясен, околдован, потому что как всякий великий художник он создал свою планету, свою территорию, творил уникальный пейзаж. С тех пор он, может быть, не один, но возвышался на литературном ландшафте. Казалось, что после «Ста лет» подняться на такую художественную высоту невозможно. Но тем не менее была «Осень патриарха». Это было двойное счастье, потому что русский перевод был блестящим.

Лично я не профессиональный переводчик с испанского, но так сложилось в моей жизни, что я выучил язык и попалась в руки повесть «Хроника одной смерти, объявленной заранее». Я был сражен, потому что для меня нет другого примера в литературе, когда в таком маленьком объеме такая насыщенность, мощь, простота, глубина — все там сошлось, совершенно неуловимое литературное мастерство. Я эту книгу перевел, хотя были и другие переводы. Я совершенно не ставил себе задачу сравниваться, сопоставляться. К счастью, в издательстве АСТ благодаря замечательному редактору Елене Шубиной эта книга вышла. С уходом Маркеса закончилась важная литературная эпоха. Я даже не могу сформулировать логично, только на уровне эмоций. Думаю, не похоже, что фигура такого масштаба появится скоро.

Сергей Шаргунов — писатель:

— Мне кажется, что Маркес не только внес вклад в мировую литературу, но и серьезно повлиял на русское читающее общество. На меня как на читателя он, безусловно, повлиял. Может быть, где-то это влияние нашло отголоски и в прозе, потому что Маркес, безусловно, уникальный писатель. Когда погружаешься в его мир, то оказываешься совершенно завороженным и околдованным. Интересно, что Маркес сумел мастерски соединить достоверность и волшебство, реалистичность и магизм — этот очень знакомый, очень настоящий и при этом очень сюрреалистичный мир, который обнаруживаешь, когда читаешь Маркеса. Это личный авторский почерк.

Его книги остаются с нами, в них особая мелодия. Можно сказать, что это своего рода 3D-реальность, еще до 3D-очков и до 3D-принтера через прозу такой объемный и странный мир был продемонстрирован.

«МАРКЕС СТОИТ НА ГРАНИ «ТЕМНОСТИ»

Николай Алешков — поэт, публицист:

— Я с большим уважением отношусь к этому писателю с мировым именем, его романы «Сто лет одиночества» и «Осень патриарха» — одни из моих любимых книг. Очень много сумел Маркес сказать о человечестве на основе одной своей колумбийской деревни. На меня он повлиял так же, как на весь мир, как может влиять, например, Пушкин или другой великий писатель.

Владимир Елистратов — заслуженный профессор МГУ, доктор культурологии:

— Поскольку есть премиальные поля, какие-то люди получают премии, а какие-то — нет. Например, Ахматова не получила. Поэтому все разговоры о том, что если нобелевский лауреат, то великий, сомнительны. Маркес — хороший писатель, безусловно. Да, он великий, но я мог бы назвать еще несколько десятков, которые ему не уступают. В нынешней ситуации есть много неоткрытых писателей, которых откроют только во второй половине XXI века. Маркес — распиаренная фигура. «Сто лет одиночества» — прекрасная книга, я читал ее часть даже на испанском. Но Маркес, думаю, такой писатель, как Кортасар, которых через 100 лет нельзя будет прочитать, это будет непонятно, как Джойс, например. Есть писатели, которых будут читать всегда, потому что они написали все ясно и понятно. Допустим, Мольера будут читать всегда, такого же Пушкина. А есть такие, которые становятся темными. Маркес стоит на грани этой «темности». Скажем, Кортасара или Борхеса будет невозможно прочитать через 100 лет — это что-то типа маньеризма XVII века. Очень сомнительно, что это люди будут читать на ночь в свое удовольствие.

Но Маркес сыграл большую роль в литературе XX века — в этом нет никаких сомнений. Но одно дело — сыграть роль, а другое — остаться на века, это разные вещи. Как Брюсов говорил, что он хочет занять какую-то строчку в энциклопедии. Да, он занял строчку, все его упоминают, но на ночь Брюсова не все читают.

Кроме того, поскольку я немного знаю латиноамериканскую литературу, то Маркес все-таки на грани, это не исконно латиноамериканская литература. Там есть своя подкожная — индихенизм, как у нас почвенники Белов, Распутин, то есть люди, которых все равно будут читать люди, которые населяют этот континент, от этого никуда не денешься. Маркес ближе к этому, конечно.

Очень разные писатели, которые полжизни провели в Париже, просидели в Европе, потом приехали и устроили постмодернизм на латиноамериканском материале. Вот думаю, Маркес пограничный. В нем есть много сокровенного, интересного, но он все-таки сложен для будущих поколений. Да, будут читать, будет входить в программу по литературе, но это не будет чтением на ночь.