Ольга Айдуганова, ООО «ИПЦ»: «Деление на мужской и женский бизнес очень условное»

Ольга Айдуганова: «Мы себя позиционируем как завод трубной продукции. Изделия, которые сегодня поставляем нефтяникам, — это трубы с защитой сварного шва и детали трубопроводов»

«Идея возникла буквально на кухне»

— Ольга Вячеславовна, на сайте вашей компании указано, что ее основал ваш отец, известный изобретатель. Ваш бизнес можно назвать семейным?

— У нас действительно семейный бизнес. Он изначально таким задумывался, поскольку компанию папа основал вместе с моим дядей. Идея возникла буквально на кухне, когда они разговаривали и решили, что пора открыть свое дело. До того как была основана наша компания, родители работали в лаборатории ТатНИПИнефти (Татарский научно-исследовательский и проектный институт нефти). Мама у меня химик-технолог, гальваник, папа — инженер-механик химических производств. Наше предприятие было создано еще при Советском Союзе, в 1988 году. И поскольку отец был изобретателем, а дядя — строителем, у них получился хороший симбиоз. Компания долгое время — до 2012 года — занималась строительством трубопроводов по своей запатентованной технологии по всей России. Кроме того, здесь изготавливали муфты, вкладыши, установки и другую продукцию для строительства. Потом наша семья поняла, что нужно самим создавать производство. Завод официально был открыт в 2008 году, когда здесь был построен цех, большое здание АБК. А с 2013-го предприятие переориентировалось на производство и практически перестало заниматься строительством из-за спада в этой сфере.

— Как поделены обязанности в вашем семейном деле?

— После смерти отца бизнес перешел мне, маме и сестре. На самом производстве работаю я, мой двоюродный брат и зять. Я отвечаю за общее направление, идеологию, менеджмент, финансы, мой брат — заместитель по развитию — за внешние связи, а зять — за само производство.

— Общий бизнес накладывает свой отпечаток на отношения между родственниками?

— Бывает, что и за семейным столом обсуждаем производственные вопросы. Но тут главное — найти разумный баланс между рабочими и родственными отношениями. В этом и преимущество, что мы одна семья и вынуждены договариваться, находить компромисс, слышать друг друга. Другие бизнес-партнеры в спорных ситуациях могут просто разойтись. А мы работаем на общую цель. И я считаю, что успешно. Об этом говорят и наши финансовые показатели — 260 миллионов рублей выручки по итогам прошлого года.

«Основные наши потребители — это нефтяники и газовики: «Роснефть», «Лукойл», «Татнефть», «Газпром», «Сургутнефтегаз», малые нефтяные компании»

«ПРОБЛЕМА В ТОМ, ЧТО ЭТИХ МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ ВЫНУЖДАЮТ ЗАНИМАТЬСЯ НЕИНТЕРЕСНЫМ ДЛЯ НИХ ДЕЛОМ»

— Что из себя сегодня представляет инженерно-производственный центр?

— Мы себя позиционируем как завод трубной продукции. Основной способ защиты трубы от коррозии — это покрытие ее изнутри эпоксидной краской. Но если тело трубы может быть защищено таким образом, то сварной шов — нет. Сейчас несколько технологий, которые пытаются защитить данную зону. Мы на этом изначально специализировались, получили патенты. Сегодня предлагаем три технологии защиты сварного шва от коррозии и разрушения. Это технология муфтового соединения — замена сварного шва, технология биметаллических втулок и наконечники. Продукция, которую мы сегодня поставляем нефтяникам, — это трубы с защитой сварного шва и детали трубопроводов. Еще у нас есть такое направление, как электроизолирующие вставки, которые прерывают течение тока по трубе. Мы продаем данную продукцию нефтяникам и газовикам с 2003 года, при этом постоянно совершенствуя технологию.

— А что там нужно еще совершенствовать — трубы все те же, стальные, шов уже защищен?

— В нефтепроводах накапливаются парафины и, как ни странно, гипс, наша задача — минимизировать его скопление.

— А строительством вы перестали заниматься?

— Строительство и металлообработка занимают небольшую долю в объеме наших услуг.

— Сколько сотрудников у вас работают?

— У нас работают 120 человек — слесари, сварщики, экскаваторщики, конструкторы, технологи… В свое время штат был в 366 человек, но, когда мы отказались от строительства, он сократился до 120. При этом многие монтажники перешли на завод слесарями. Кстати, у нас работает много трудовых династий.

— Наверное, зарплата выше средней по Бугульме?

— Я, честно говоря, не знаю, какая средняя по Бугульме сейчас, но думаю, что у нас выше — около 40 тысяч.

«Текучки у нас совсем нет, а кадровый дефицит есть»

— Есть ли текучка, кадровый дефицит?

— Текучки у нас совсем нет, а кадровый дефицит есть. Например, не можем найти конструкторов и технологов. К нам приходила выпускница бугульминского КХТИ с красным дипломом, которая не умеет работать с современными программами, в вузе она научилась чертить в AutoCAD, которым сейчас никто уже не пользуется! В этом году мы начали сотрудничать с учебными заведениями — хотели взять студентов на практику, нам сказали, что остались только трое. И когда еще раз связались с институтом через неделю, остался уже один учащийся. У нас сейчас в техотделе проходит практику девушка из самарского политеха. Мы сняли ей квартиру. Проблема ведь еще и в том, что способных специалистов разбирают уже на третьем курсе. Год назад взяли третьекурсницу бугульминского КХТИ и по договоренности с вузом за свой счет направили на обучение в Самару. Она оказалась толковой, и мы ее устроили инженером-технологом, а с институтом пришлось договориться о свободном посещении. С рабочими руками также проблема — договариваемся с техникумами.

— Но ведь часто слышны жалобы, что школьников выдавливают из 9-х классов в училища и техникумы. Это не помогло восполнить дефицит рабочих рук?

— Проблема в том, что этих молодых людей вынуждают заниматься неинтересным для них делом, они учатся ради корочки и не собираются идти на производство. Насколько я знаю, в учебных заведениях их не отчисляют даже несмотря на то, что они практически ничего не знают. Сейчас говорю даже не про Татарстан, проблема шире и касается не только техникумов, но и вузов.

— Почему не отчисляют?

— А потому что у учебных заведений подушевое финансирование и если они сегодня отчислят студентов, то в следующем году получат меньше денег.

— В программе социальной ипотеки участвуете? Жилищный вопрос сотрудникам помогаете решать?

— За все время нашего участия в программе квартиру получил только один сотрудник, поскольку в Бугульме не ведется жилищное строительство. Мы стараемся помогать сотрудникам в других вопросах в рамках собственной социальной программы. Наш бизнес всегда был, что называется, с человеческим лицом. Вячеслав Михайлович (Айдуганов — бывший директор, основатель компании — прим. ред.) не раз признавался «Благотворителем года», возрождал традиции меценатства. Наша программа прежде всего направлена на детей работников предприятия. Помогаем тем, кто занимается акробатикой: спонсируем команды для участия во всероссийских соревнованиях, поддерживаем картинг, шахматный клуб, в том числе оплачиваем его ремонт, финансируем выступления глухонемых спортсменов греко-римской борьбы. Кроме того, поддерживаем свою волейбольную команду — снимаем для нее спортзал, а также участвуем в сплавах, корпоративных мероприятиях, оплачиваем обучение английскому языку тем, кто задействован в международных выставках. Оказываем помощь и по заявлениям.

— А сплавы для вас — это что-то вроде тренинга на укрепление командного духа?

— Я вам откровенно скажу, что, по моему опыту, командные тренинги неэффективны. Знаю крупную компанию в Москве, где после такого тренинга 80 процентов сотрудников уволились. Нашей же задачей было просто пообщаться в неформальной обстановке, лучше узнать друг друга. Когда ты попадаешь в экстремальные условия, то переоцениваешь многие вещи. Поэтому наш сплав больше про то, что все мы люди.

«Дело не столько в трубах, сколько в том, что производство требует решения самых разных задач»

«В НЕФТЕХИМИИ БЫВАЮТ ОЧЕНЬ АГРЕССИВНЫЕ СРЕДЫ, КОТОРЫЕ НИЧТО НЕ ВЫДЕРЖИВАЕТ»

— С кадрами понятно. А кто потребители вашей продукции? И какова география бизнеса?

— Основные наши потребители — это нефтяники и газовики: «Роснефть», «Лукойл», «Татнефть», «Газпром», «Сургутнефтегаз», малые нефтяные компании. География поставок по России — от Калининграда до Байкала. Сотрудничаем с Беларусью, Киргизией, Казахстаном. Я считаю, что нам есть куда расти.

— То есть спрос растет?

— Спрос стабилен. Тьфу-тьфу-тьфу. (Стучит по столу.)

— Значит, у вас рентабельное производство?

— Да, даже несмотря на то, что оно наукоемкое. По итогам прошлого года чистая прибыль составила 30 миллионов рублей. Мы ее традиционно не распределяли, а направили на развитие предприятия.

— Есть ли кредитная нагрузка?

— Без кредитной нагрузки мало кто обходится. Пока у нас ее нет, но мы рассматриваем лизинг как инвестицию, планируем закупать дополнительное оборудование. На данный момент это выгоднее, чем брать кредит.

— Если вы покупаете оборудование, значит, расширяетесь?

— Да, мы сейчас строим новый цех.

— Какова специфика бизнеса, в чем особенности применяемой технологии?

— Мы проводим презентации компании, в рамках которых доказываем, почему должна применяться именно наша технология. У нефтяников защищаем свои проекты на техническом совете, который допускает их к опытной эксплуатации. Так вот, 90 процентов этих эксплуатаций проходит успешно, и мы заключаем договор о поставках.

— А что не так в 10 процентах случаев?

— В нефтехимии бывают очень агрессивные среды, которые ничто не выдерживает, даже нержавеющая сталь. Но мы работаем и над этой задачей.

— А какие у вас отношения с конкурентами?

— Со многими хорошие, мы встречаемся на конференциях, техсоветах.

«У нас работают 120 человек — слесари, сварщики, экскаваторщики, конструкторы, технологи… В свое время штат был в 366 человек, но когда мы отказались от строительства, он сократился до 120»

«ОСНОВНАЯ ПРОБЛЕМА — ЭТО УХУДШАЮЩЕЕСЯ КАЧЕСТВО МЕТАЛЛА»

— Ваша компания была основана в лихие 90-е годы. Как удалось ее сохранить, как пережили кризисы?

— Все знают про крах Татфондбанка, но мало кто помнит, как банкротились банки в 90-е годы. Наша компания в 1998-м потеряла большую сумму в банке, спасли заказчики, которые расплачивались векселями, этими ценными бумагами мы потом рассчитывались с поставщиками.

— А бизнес у отца кто-то пробовал отобрать в 90-е?

— Нет, такого не было.

— Сегодня главными рисками в вашем бизнесе, наверное, являются цены на нефть и газ?

— Да, как только цены снижаются, объемы строительства сокращаются. В 2012–2013 годах цены на нефть упали, и поэтому мы отказались от строительства трубопроводов и занялись производством трубной продукции.

— Есть у вас подушка безопасности на случай падения цен на нефть и газ?

— Трубы нужны всем, не только газовикам и нефтяникам.

— С сырьем есть проблемы?

— Основная сложность — это ухудшающееся качество металла. Первородного металла осталось мало, трубы изготавливаются из переплавленного. Появились китайские, европейские трубы. Но марка той же стали у них уступает по качеству российской.

— Каковы перспективы у рынка металлопроката?

— Сейчас на рынке появились стеклопластиковые трубы, но у них есть ограничения. Пока рынок стальных труб стабилен, их применение очень широко — это не только нефтяная и газовая отрасли, как я говорила. Металл наиболее пластичен, прочен. Поэтому в ближайшие 15 лет, если не появится какой-то революционный материал, наша продукция будет востребована.

— А полиэтиленовые трубы?

— Они не всегда хорошо взаимодействуют со средами. Например, на нефть полиэтиленовую трубу не положишь.

— С оборудованием у вас на предприятии какая ситуация?

— Необходимое нам российское оборудование не выпускается, например в стране никто не производит сварочных роботов. Поэтому мы планируем закупать импортное. В частности, хотим усовершенствовать линию по нанесению покрытия.

«Первородного металла осталось мало, трубы изготавливаются из переплавленного. Появились китайские, европейские трубы. Но марка той же стали у них уступает по качеству российской»

«РАНЬШЕ СЧИТАЛА, ЧТО ЛУЧШИЕ ПРОДАЖНИКИ, ОСОБЕННО В НАШЕЙ СФЕРЕ, — ЭТО МУЖЧИНЫ»

— Женщина-руководитель — нередкое явление, но руководить производством чисто мужской специфики не каждая захочет или сможет. Почему вы стали этим заниматься? Ведь, имея состоятельного отца, могли бы выбрать более женское занятие и род бизнеса…

— Деление на мужской и женский бизнес — очень условное на самом деле. В своей практике я часто встречаю успешных женщин-руководителей производственных компаний.

— Но у вас даже не возникало желание заняться каким-то другим бизнесом?

— Идеи появлялись, но интерес к этой работе перевесил.

— А что интересного в производстве труб?

— Дело не столько в трубах, сколько в том, что производство требует решения самых разных задач. Например, у нас есть научное направление, мы постоянно усовершенствуем наши разработки и ищем новые. Плотно работаем с научными институтами, лабораториями. Возникает много производственных, юридических вопросов, которые мы вместе решаем. И вот эта разноплановость меня привлекает.

— Среди потребителей вашей продукции, наверное, много мужчин, как они воспринимают женщину в качестве руководителя ИПЦ?

— Думаю, что за 1,5 года моего руководства компанией все привыкли, никто не удивляется. Я же сама нередко выступаю на технических советах, конференциях, защищаю наши проекты. Кроме того, езжу не одна, с коллегами-мужчинами. Вообще раньше считала, что лучшие продажники, особенно в нашей сфере, — это мужчины, но с недавних пор меня убедили в обратном. Я и сама имею успешный опыт продаж.

— Родители оказали влияние на выбор вашей профессии?

— У меня всегда была свобода выбора, за что я благодарна родителям. В детстве увлекалась историей и хотела стать археологом. Но в 90-е годы, когда встал вопрос о поступлении, я поняла, что археологи не в приоритете в государстве, мало зарабатывают, и поступила на модное тогда направление «юриспруденция». В этом меня поддержали и родители. На тот момент в компании отца вообще не было юристов и возникало множество вопросов. Какое-то время я консультировала ИПЦ удаленно, поскольку после учебы в Казани работала сначала в страховой фирме, а затем — в правовом управлении строительной компании «Казмонолитстрой». Затем возглавила это управление. Мне тогда было 24 года.

— Хорошая карьера для вчерашней студентки…

— Да, я горжусь этим, поскольку добилась работы и должности сама, без рекомендаций. Тогда, в 2006–2007 годах, в Казани был строительный бум. В мои обязанности в качестве руководителя, входила, например, инвестиционная оценка проектов. Ко мне до сих пор обращаются за юридическими консультациями. Более того, практически все сотрудники моего отдела теперь сами стали руководителями. Считаю, что в этом есть и моя заслуга.

— Юридического образования хватило, чтобы разобраться в производственных процессах и научных разработках ИПЦ?

— У меня еще два высших образования есть — я училась финансовому менеджменту и психологии в КФУ. (Улыбается.)

— Вы учились заочно и работали?

— Я не видела смысла учиться заочно, так как хотела получить знания. Поэтому выбрала вечернюю форму обучения.

— С финансовым менеджментом в общем-то понятно при вашей должности, а зачем образование психолога?

— Когда тебе 24 года, ты руководишь правовым управлением строительной компании и приходит главный инженер, которому под 50, и начинает тебе популярно объяснять, что ты совсем не права… Мне надо было научиться грамотно вести переговоры, отстаивать свою точку зрения. Практические занятия по психологии мне в этом помогли.

«Осталось немало закрытых предприятий — это такое наследие советского прошлого. Мы данный стереотип сломали, наша компания открыта»

«КОГДА ТЕБЕ ГОВОРЯТ, ЧТО ТЫ НЕ ПРАВ, ВАЖНО ОТТОРМОЗИТЬСЯ»

— Расскажите, пожалуйста, о своей семье. Как проводите досуг?

— Я живу в Казани, у меня двое детей. Мое хобби — путешествие и чтение книг.

— Получается, вы удаленно управляете компанией?

— Да, сейчас, в век интернета, это не проблема. У нас система электронного документооборота. Почти каждую неделю приезжаю в Бугульму, если не в командировке.

— Какие качества вы больше всего цените в человеке?

— Ценю целеустремленность и творческий подход.

— А честность, порядочность?

— Они важны, но не первостепенны.

— Какое самое трудное решение вы приняли на посту руководителя?

— Об увольнении. Когда ты работаешь с человеком, у тебя же возникают какие-то положительные эмоции по отношению к нему…

— А за что приходилось увольнять — за какие-то проступки или, как сейчас говорят, за то, что сотрудник «не развивается»?

— Очень модное слово «развитие», да? Ко мне приходят на собеседование, я спрашиваю: «Что вы хотите получить от данной работы?» Они отвечают: «Развитие». Я говорю: «Прекрасно, а что вы подразумеваете под этим словом?» И многие не могут ответить. Что касается увольнения, то, как правило, сначала разговариваю с сотрудником, пытаюсь выяснить, в чем проблема. Но если результата нет, приходится расставаться.

— Каковы планы на развитие вашего бизнеса?

— Я не очень люблю озвучивать про планы, иначе могут не сбыться. Вообще, у нас работают очень инициативные ребята, всегда приходят с разными идеями. Мы думаем, какое направление для развития выбрать, задействовав существующие возможности, оборудование. Считаю, что через пять лет мы внедрим бережливое производство и удвоим наши мощности.

— Это то, чего хотел ваш отец?

— У нас с отцом, возможно, в чем-то было разное видение. Но мне кажется, что за последние 1,5 года наша компания стала более открытой, она начала присутствовать в социальных сетях, что дало нашему предприятию больше возможностей и новых полезных контактов. Мы сейчас переделываем сайт. Не секрет, что еще осталось немало закрытых предприятий — это такое наследие советского прошлого. Мы этот стереотип сломали, наша компания открыта. Почти каждую неделю к нам приезжают партнеры, заказчики, школьники, студенты. Проводим для них экскурсии.

— Переделывать систему управления под себя после отца сложно, наверное, было?

— Я прекрасно понимала, что, если сломать человека, он не будет эффективно работать. Важно, чтобы сотрудник сам понял, что изменения нужны, они важны. Поэтому я могу и 10 раз на учебу отправить. А ее у нас много. Например, пять человек сейчас участвуют в президентской программе подготовки управленческих кадров в Казани. Они обучаются финансовому и инновационному менеджменту. Сначала сотрудники сомневались, что им это нужно, а теперь довольны. Кроме того, мы участники машиностроительного кластера и внутри него активно обмениваемся опытом.

— Вас поначалу, наверное, сравнивали с отцом, тяжело после кого-то рулить бизнесом?

— Думаю, сравнивали. Когда тебе говорят, что ты не прав, первая реакция — это защита, но потом важно оттормозиться, заставить себя подумать: может, действительно то, что тебе предлагают, лучше? Я стараюсь оттормаживаться.

«Мы работаем на общую цель. И я считаю, что успешно. Об этом говорят и наши финансовые показатели — 260 миллионов рублей выручки по итогам прошлого года»

«То, что мы выжили и успешно работаем 30 лет, — уже само по себе достижение»

— Назовите, пожалуйста, три секрета успешного бизнеса.

— Я думаю, что это прежде всего приверженность руководству, каким-то идеалам — то есть у руководителя, его заместителей должны быть твердые убеждения о том, как они видят данный бизнес. И такие принципы должны ретранслироваться на остальной коллектив. Я не очень люблю слово «команда», но люди, работающие вместе, должны установить такие эффективные взаимосвязи, которые позволят достичь нужного результата. Нужно четко понимать цели и средства, с помощью которых мы можем их добиться.

— И какова миссия вашей компании?

— Я думаю, ее можно определить как сохранение будущего. А одна из ближайших наших целей — внедрение принципов бережливого производства. Мы увидели, как это все здорово реализовано на пермском ПСС.

— А почему именно пермский опыт изучали, не камазовский например?

— Меня пригласили на ПСС, и я увидела, что у них это реально работает.

— Расскажите, пожалуйста, о главных достижениях вашей компании.

— Мне кажется, то, что мы выжили и успешно работаем 30 лет, — уже само по себе достижение. (Улыбается.) Ну и, конечно, это научные разработки, бессварочная технология — наш вклад в развитие трубопроводного транспорта и в сохранение окружающей среды.