«Шпалы кончатся – вас положу», или Что такое потлач по-российски?

«Что может связывать между собой реплики замминистра финансов Алексея Моисеева, лопающиеся трубы в Новосибирске, институционалистскую экономическую теорию и чудесные новости о финансовых отношениях с дружественными странами? Деньги, и только они» Фото: «БИЗНЕС Online»

Россия и капитал

Истекшая неделя принесла, как это обычно и бывает, некоторое количество разнообразных новостей. Ключевое слово — «разнообразных», относящихся к разным сферам человеческой деятельности. Даже если сузить сектор наблюдения и сообщить, что все они имеют прямое отношение к России, это не особо повлияет именно что на разнообразие. Но что может связывать между собой реплики замминистра финансов Алексея Моисеева, лопающиеся трубы в Новосибирске (а зима уже полноценно вступила в свои права!), институционалистскую экономическую теорию и чудесные новости о финансовых отношениях с дружественными странами? Деньги, и только они. Или, говоря чуть шире, капитал, который здесь и далее будет определяться как накопленный во времени и овеществленный человеческий труд, который, надо сказать, может быть очень и очень разным.

С капиталом в экономической науке, вообще говоря, дела обстоят сложно. С одной стороны, это чуть ли не ключевое понятие всей теории; не будем сейчас касаться пестроты экономических школ. С другой — нет внятного и, главное, общепризнанного описания, что это такое. В разных книгах он из единого (пусть и неопределенного) понятия довольно быстро начинает разваливаться на «составляющие», в зависимости от фокуса книги.

Различают как минимум финансовый капитал, определяемый как денежные средства и финансовые активы, которые могут быть использованы для инвестирования, покупки товаров и услуг или ведения бизнеса, и физический капитал, что есть оборудование, машины, здания и другие материальные активы, которые используются в процессе производства товаров и услуг.

Где-то рядом находятся человеческий капитал как знания, навыки, опыт и образование людей, существующих в некоей экономической системе, и социальный капитал, определяемый как некий набор отношений, сетей и социальных связей, которые могут способствовать сотрудничеству и взаимодействию между людьми и организациями.

Далее можно выделить и природный капитал — ресурсы и экосистемы, которые могут быть эксплуатированы, вовлечены в экономическую деятельность.

Наконец, сверху можно расположить капитал репутационный, что есть не что иное, как накопленное доверие по отношению к человеку, организации или даже стране.

Можно добавить в этот список и иные разновидности капитала (политический, например), но важно здесь то, что он никогда не берется сам по себе. Чтобы обрести некий капитал, надо сначала приложить труд — и труд этот может быть миллионов людей и в масштабе столетий.

«На свете существуют и культуры, для которых накопление капитала не является нормой» Фото: © Nikolay Gyngazov / Global Look Press / www.globallookpress.com

Хороший вождь умирает бедным

Но важно здесь то самоочевидное суждение, что чем бо́льшим капиталом обладает социум и чем способнее он к трансформации капитала между видами его, тем более богатым является каждый участник данного социума. Но в основе лежит труд. Да, даже якобы дармовую нефть нужно сначала найти и извлечь. За рыбой — надо на лодке идти в море. А ради знаний — учиться. И наверное, логично, что накопление капитала позволяет изменять сам формат труда, делать его более легким, удобным, творческим и интересным, в пределе превращая его из средства жесткого выживания в «охоту».

Но на свете существуют и культуры, для которых накопление капитала не является нормой. К одной из таких культур относятся некоторые племена североамериканских индейцев, которые практиковали древний красивый обычай, именуемый «потлач». В базовой версии он являл собой массовый обмен дарами по тому или иному особому случаю, от завершения большого строительства и до похорон уважаемого вождя. По факту же потлач зачастую превращался в разорение для его организатора, поскольку обычай требовал поразить всех гостей, и друзей, и соперников, своим гостеприимством и продемонстрировать свои возможности.

Вожди и знать раздаривали имущество, которое могло копиться месяцами и годами, и из племени таким образом уходили одеяла, шкуры, продовольствие, лодки и даже мелкая кухонная утварь. Бывало и так, что часть ценностей попросту сжигалась, самым натуральным образом обращаясь в дым, либо же ритуально топилась в море. Бытовала и поговорка «Хороший вождь умирает бедным». Бедность и воцарялась после потлача, но при этом хороший потлач действительно могли помнить годами и члены племени, и соседи, и даже белые поселенцы.

Фактически для этих племен регулярное избавление от капитала в формате такого обычая являло собой традиционную духовно-нравственную ценность, воплощенный и воспроизводящийся приоритет духовного над материальным.

Потлач по-российски

И есть подозрение, что благонравный и добропорядочный российский народ, ведомый мудрым и дальновидным правительством и всенародно избранным президентом, чем-то подобен этим самым североамериканским индейцам. Духовное превалирует над материальным, а величие — над шкурными вопросами. И новости именно это, похоже, и подтверждают.

Так, выяснилось, что по итогам прошлого года Россия нарастила кредитование других стран более чем до $30 млрд, что есть максимум за четверть века, с 1999 года. Крупнейшим должником остается Беларусь, затем идут Бангладеш и Индия, замыкают пятерку Египет и Вьетнам. Кроме того, в прошлом году Россия списала долгов странам Африки более чем на $23 млрд, а также обязалась поставлять зерно, в том числе и на безвозмездной основе. Ну и в целом относительно долгового вопроса картинка не особо поменялась по сравнению с 2013 годом, когда этой теме была посвящена отдельная статья.

Далее. Россия традиционно пренебрежительно относится к человеческому капиталу. Только за два года из страны уехало несколько сотен тысяч людей, сравнимое количество участвует в СВО, со всеми рисками и последствиями этой деятельности, а за три десятка лет потери составили несколько миллионов человек, находящихся в самой активной жизненной фазе. Но это не является каким-либо останавливающим фактором ни для кого.

Здесь же и физический капитал, точнее, инфраструктурный. Трубы взрываются, фонтаны бьют из-под земли, валится от нагрузки электросеть — неважно. Минстрой России тем временем предлагает продлить срок службы лифтов в многоквартирных домах, включенных в программу капремонта, до февраля 2030 года, в то время как из 575 тыс. лифтов, включенных в программу, у 64 тыс. срок годности истекает уже в феврале 2025-го. Действительно, продлить сроки проще, чем тратить ресурсы на возобновление данного вида физического капитала, а если кто в таком лифте рухнет — что ж, такова жизнь.

Элитам волей-неволей придется учиться беречь капитал

Репутационный капитал. Замминистра финансов Моисеев говорит о грядущем потоке инвестиций из недружественных стран. «Они пойдут под видом дружественных, через цепочку посредников. Это для меня абсолютно никаких сомнений не вызывает, что так оно и будет. Вот я уверен, что в следующем году мы увидим первые ласточки такого притока», — таковы были его слова. Понятно, что такова его позиция, бюджет надо наполнять, ЦБ уже пришлось в декабре провернуть «QE по-русски» на 2 трлн рублей, дабы дать возможность правительству успешно разместить облигации. Но… иностранные инвестиции? В страну, где закрывали фондовый рынок, где идет национализация с последующей приватизацией и где «налог на выход» составляет около 75%? Хорошая надежда, правильная, но вот ее реализация выглядит весьма сомнительно.

«До кучи» можно вспомнить и политический капитал, и потерю плацдарма в Сирии, но это уже так, дополнение и чужих рук дело, хотя и свой недосмотр. Важно другое: акты волевой, самостоятельной потери капитала регулярны в российской истории. СССР кормил коммунистические режимы по всему миру и активно развивал собственные окраины, ставшие теперь независимыми, а затем потратил массу ресурсов на Афганистан с непонятным результатом. Российская империя воевала за различных «братушек», РФ устроила свой вариант потлача в виде Олимпиады и ЧМ по футболу, от которого остались пустые стадионы, и теперь непонятно, что с ними делать. Что это за институт такой, прошитый в психотипе российских элит, который фактически требует такого поведения?

Нет ответа. Можно в целом списать это все на существование в условиях постоянной военной угрозы и проистекающей из этого внутренней свирепости, постоянной готовности к мобилизации и победе «любой ценой», о чем пишет тот же Александр Прохоров в «Русской модели управления», но что-то подсказывает, что причины несколько шире. Кроме того, с такими потерями капитала моментально встает вопрос воспроизводства этого капитала — и вот тут-то начинаются сложности. Что цари, что генсеки традиционно решали вопрос людьми в формате «шпалы кончатся — вас положу», но сейчас этот ресурс уже иссяк. Страна урбанизирована на 76%, средний возраст перевалил за 40 лет — и этот социум уже не ответит резким ростом численности, несмотря на все заклинания про демографию. Значит, элитам волей-неволей придется учиться беречь капитал, иначе потеря его ниже некоего критического уровня чревата дезинтеграцией страны и, главное, потерей собственных позиций и собственного капитала.

И есть смутное ощущение, что этот процесс начнется не из федерального центра, но из регионов.