Ополченец из Казани: «Мной был подбит БТР, где находился комбат айдаровцев*»

За свои знания герой нашей беседы получил позывной «Голова», этот позывной он носит до сих пор Фото предоставлено Джалилем

О герое

Джалиль родился в 1988 году, жил, учился и работал в Казани. В 2014-м, когда начался конфликт на Украине, он для себя решил — надо идти и помогать мирному населению Донбасса, которое оказалось жертвой атаки киевских войск. Мирные города бомбили регулярно, а у ополчения не было ни своей армии, ни техники, ни профессиональных военных. Джалиль же в свое время окончил Казанское суворовское училище и проучился три курса в Казанском танковом училище. Прибыв в ополчение, он стал передавать «танковый» опыт простым работягам, шахтерам из ЛНР, чтобы помочь им освободить их земли.

За свои знания герой нашей беседы получил позывной «Голова», этот позывной он носит до сих пор. В 2014–2015 годы он стал своего рода легендой ополчения Луганска. Журналисты времен ополчения прозвали его «Блуждающий Танкист» за угоны вражеских танков из-под носа ВСУ и работу без прикрытия. Всего он угнал три танка, а в одном из боев подбил БТР с командиром неонацистского батальона «Айдар»**. В 2016 году вернулся из рядов ополчения на гражданку.

Но с началом СВО Джалиль вновь подписал контракт, попав в отряд особого назначения, поменяв профессию танкиста на штурмовика. Вел бои на донецком направлении, а в 2023 году в ходе штурма вражеских укреплений получил тяжелое ранение головы. После госпиталя, не восстановившись до конца, вернулся на фронт, дослужив контракт. В 2024-м, после реабилитации от ранения, он вновь подписал контракт с министерством обороны, став заместителем командира штурмовой роты и инструктором по боевой подготовке.

«Наши деды во времена Великой Отечественной войны никаких преград не видели и добились победы. Так не бывает, что можно где-то отсидеться и посмотреть на все происходящее» Фото: Андрей Титов

Казанский ополченец Донбасса

— Джалиль, кем вы были до 2014 года?

— Я выпускник Казанского суворовского училища, затем учился в Казанском танковом, но недоучился год. Жил в Казани, здесь же и трудился. Был специалистом по утеплению фасадов. Потом уже, в 2014 году, случился Майдан, начались первые стычки, столкновения. Я за всем этим следил. И вот ближе к лету 2014-го видел, как стали бомбить Луганск, Донецк и все области. Появились и танки, и самолеты. Я видел, как люди просили о помощи.

Я не мог оставаться равнодушным: мой дед во времена Великой Отечественной войны служил на Втором Украинском фронте, дошел до Берлина… Я не мог быть в стороне. Сперва я отправил все свои сбережения в рамках гуманитарной помощи, а когда уже нечем было помочь, пришел к мнению, что все мои познания, полученные в военном училище, будет рентабельнее применить там, нежели я останусь сидеть безучастно и смотреть на все это.

— Тогда это были совсем другие республики, еще, можно сказать, не наши…

— Я решил ехать из личных убеждений, особенно когда увидел, как их бомбят. Душевный порыв ничто не сможет перечеркнуть, никакие жизненные обстоятельства. Наши деды во времена Великой Отечественной войны никаких преград не видели и добились победы. Так не бывает, что можно где-то отсидеться и посмотреть на все происходящее.

— Но тогда обществу казалось, что это все происходит где-то в стороне.

— Для многих, да, казалось. Но уже в те моменты я знал, что надо помогать.

— Сложно было туда попасть добровольцем? Как вообще происходил набор в ополчение?

— В городе Ростове-на-Дону в те годы был штаб народного ополчения Донбасса. Я приехал туда, побеседовал с командиром этого штаба. И буквально через час после прибытия в Ростов меня повезли на границу. Вот так я и попал в ополчение. Причем только ради идеи, без преследования какой-то материальной выгоды.

— Тогда о выплатах речи не было?

— Там вообще ничего не было. Мы просто идейные патриоты, которые, по сути, ни в чем не нуждались, кроме еды, чтобы выжить, и боеприпасов. И то это все приходилось добывать всеми правдами и неправдами. Причем не было ни подготовки, ни какого-то слаживания. Мы находились на границе, в Изварино, а потом нас всех собрали в Краснодоне.

Танкисты в зоне СВО: казанский комбат, стрельба с закрытых позиций и легендарные «Прорывы»

— Когда впервые вступили в бой?

— Первый бой был в районе населенного пункта Новосветловка, не доезжая Луганска. Сам я танкист и все свои знания и навыки там применил. Я садился только наводчиком. Я знаю, что благодаря наводчику можно сохранить жизнь всему экипажу. Тогда мы начали активно освобождать лесополосы. В то время еще шли бои в луганском и донецком аэропортах, а Новосветловка была вообще под контролем ВСУ. В первый бой я вступил именно там. Мы были вдвоем с механиком-водителем, его позывной — «Дед». Сам он из Ставропольского края, воевал в Афгане, там тоже был танкистом. И мы воевали вдвоем, без командира танка.

— А как выглядели тогда бои?

— Только на честном слове. Не было ничего подобного тому, что происходит сейчас. У нас, по сути, не было ничего, но мы все равно делали результаты. Самую большую опасность тогда представляла артиллерия — минометы и гаубицы.

Были и прямые стрелковые столкновения. Танкистов выдергивали в самые сложные места, где необходимо было либо отработать в наступлении, либо держать оборону, либо просто кошмарить противника. Мы проводили и хитрые тактические моменты, обманывали оппонента, хитрили как могли.

— Расскажите о сослуживцах-ополченцах. Кем они были?

— Честно сказать, это простые мужики, простые ребята. Кто был слесарем, кто сантехником. Это те, кому некуда было уезжать. Они сказали, что свою землю не оставят, свой дом не бросят. Как таким ребятам не помочь?

— Каким было отношение местного населения?

— У меня волжский говор, то есть для них я разговаривал с акцентом. Все удивлялись, спрашивали, каким макаром я туда попал. Но тогда к таким, как я, относились уважительно, очень берегли, тянулись к новым знаниям. В то время сведущие в военной технике были большой редкостью, поэтому меня ценили, любили, берегли.

— Кого-то из Татарстана, с Волги встречали?

— Встречал, этот человек и по сей день там находится. Сам из Казани, жил в 10-м микрорайоне. Он самостоятельно приехал в Луганск, чтобы со мной лично познакомиться.

«В те времена линией соприкосновения была река Северский Донец, по сути, мы с врагом были на относительно больших дистанциях. Но, поскольку я танкист, эта дистанция для меня была неощутимой» Фото предоставлены Джалилем

Как угонять танки из-под носа ВСУ

— Вы смогли угнать три танка ВСУ. Расскажите, как это было.

— Первая машина была под поселком Металлист. В то время там шли прямые стрелковые бои. Ребята, даже не вспомню, из какого подразделения, увидели там танк. Они знали, что среди ополчения мы были танкистами, и к нам сразу же приехали, забрали нас, показали направление, где стояла техника. И мы перебежками, переползаниями, правдами и неправдами дошли до машины. Я сразу же сел в башню, а остальные ребята стали заниматься ходовой. Технику завели удачно, так на ней и уехали без опознавательных знаков.

Вторая машина была на направлении поселка Цветные Пески. Это неподалеку от города Счастье. В лесопосадке также нашли танк заглушенный, без экипажа, и мы на нашем танке приехали, накинули тросы и угнали. На самом деле громко сказано, что это я один угнал танки. Это все была наша совместная работа.

Ну а третий танк был уже в 2015 году, в активную фазу боевых действий в битве за Дебальцево.

— Как воевал противник в 2014-м? Что представляли собой ВСУ?

— Конкретно я сталкивался именно с батальоном «Айдар»** — это националистический батальон. Постоянно приходилось вступать в прямые бои. В те времена линией соприкосновения была река Северский Донец, по сути, мы с врагом были на относительно больших дистанциях. Но, поскольку я танкист, эта дистанция для меня была неощутимой.

— Много танков сожгли?

— Первые два танка я подбил в Новосветловке. Тогда же уничтожил первый грузовик «Урал» с живой силой противника. И там же я подбил первую украинскую БМП.

Причем, когда я увидел первый танк противника, у меня настолько зашкаливал адреналин, что я прямо захлебывался, думал, что у меня выскочит сердце. И тогда я выпустил весь конвейер снарядов по нему, пока башня не отлетела и все не загорелось.

— Куда вас забросила судьба после освобождения Луганска?

— Осенью 2014 года началась централизация народного ополчения в регулярные вооруженные силы Луганской Народной Республики. Меня тогда пригласили в военную комендатуру, и я занял должность командира зенитного расчета зенитно-артиллерийской батареи военной комендатуры ЛНР. В дальнейшем, будучи командиром артиллерийской батареи, на зенитной установке ЗУ-23 я периодически ездил под станицу Луганскую. Там были попытки прорыва, которые мы успешно отразили.

В декабре 2014-го, ближе к Новому году, командующий вооруженными силами ЛНР поставил задачу прикомандировать меня вместе с бойцом с позывным «Профессор» в батальон «Август». Это было прямо перед началом активной фазы боевых действий в битве за Дебальцево. К тому времени мы сами готовили технику, снимали ее с консервации, перегоняли ближе к Дебальцево. Таким образом мы вносили потихонечку вклад в создание того самого котла, в результате которого и случилась победа в Дебальцево.

Мы привезли технику в Алчевск, затем в Зоринск, после чего отправили непосредственно к Дебальцево. Получается, на танках мы заезжали с правого фланга котла. И там по направлению к городу Артемовску (Бахмуту) был подбит танк, который мы и увели.

— В каких условиях приходилось жить?

— С самого начала боевых действий мы жили в самом танке. Я спал прямо в закрытой башне. Где-то парни нашли мне шубу, и я ей укрывался как одеялом. Да, чутка неудобно, но мои габариты, в принципе, помогали.

— В те годы в ДНР уже появлялись лидеры, герои, такие как Моторола, Гиви…

— В нашу бытность они были. Я жил тогда на заводе имени Ленина в Луганске, и ребята, которые там находились вместе со мной, занимались доставкой гуманитарной помощи. И вот они непосредственно завозили помощь Мотороле. Сам я с ним, к сожалению, не встречался. Мне было нерационально ездить в ДНР, когда у нас была работа. К слову, у нас тогда было всего четыре машины, а мы создавали разные тактические ходы. К примеру, работали прямо на линии разграничения, мы собирались четырьмя машинами, выезжали, выпускали дым, показывали, что нас там якобы очень-очень много. И потом слушали по радиоприемнику ВСУ, которые передавали сводки с фронта.

«Много времени стало уделяться работе, обучению, боевому слаживанию экипажей. С полигонов мы практически не выезжали, постоянно находились там» Фото: «БИЗНЕС Online»

Затишье в Донбассе

— Луганск — большой город, и в то время оттуда уехали почти все жители?

— Город был пустой, но мирных жителей все равно оставалось много. Они жили в подвалах, прятались в погребах. Мы периодически занимались раздачей жизненно необходимой помощи, привозили им еду, воду.

А сами мы жили на «передке», в лесопосадках. Там же организовывали маскировку. Тогда еще дронов особо не было.

— Откуда все-таки у местных появлялись боевые знания и опыт? Они же были обычными шахтерами, как вы выше говорили, слесарями, сантехниками.

— Этим занимались такие, как я. Я лично обучал другие экипажи, делал все, как было в нашем Казанском танковом училище: лазили, бегали, прыгали по танку, изучали все винтики. Дальше уже объяснял все то, что чему меня обучали мои преподаватели по огневой, тактической подготовке. Та же эксплуатация, все военные знания передавал ребятам. Я не мог безразлично относиться к ним, тем более мы были в одной команде.

— А Татарстаном интересовались ополченцы? Откуда вы, как вы жили здесь…

— Конечно, многие. Опять же подходили и спрашивали из-за моего говора. Постоянно меня окружали, но интересовались в основном знаниями о танках.

— Вы, получается, были инструктором с «большой земли»?

— Так оно, по сути, и есть.

— А что было после освобождения Дебальцево?

— После освобождения Дебальцево я прибыл в расположение военной комендатуры, где меня сразу назначили на должность командира танковой роты в батальоне «Август». Много времени стало уделяться работе, обучению, боевому слаживанию экипажей. С полигонов мы практически не выезжали, постоянно находились там. Я занимался своей ротой: воспитанием, обучением, учил эксплуатации техники и вооружения.

«Броня наша крепка…»: герои и легенды казанского танкового феномена

— Боевых действий на тот момент стало меньше? По сути, после событий 2014–2015 годов там все стихло.

— Такой активной фазы боевых действий больше не было, начались именно подготовка и усовершенствование полученных знаний, а также тактические слаживания между экипажами и машинами.

— До какого периода вы там прослужили?

— До 2016 года. После трех тяжелых контузий я уже потом почувствовал, что головные боли очень сильно мешают там находиться. Зрение также начало ухудшаться. Поэтому принял решение на время уехать домой.

— А как ваши близкие отнеслись к такой двухлетней авантюре?

— Все были шокированы, но многие понимали и знали, что я в любом случае туда уеду, несмотря ни на что. Некоторые, конечно, спрашивали: ты же живешь тут, в Казани, зачем туда? Но говорю же, мой дедушка во времена Великой Отечественной войны был там. И он с малых лет вложил в меня патриотическое воспитание. Я понимал, что Луганск, Донецк — это рядом, дальше идет Ростовская область, грубо говоря, еще пара регионов, и враг был бы у нас. Это причем мог быть один из возможных вариантов расклада событий при самых-самых худших обстоятельствах. Я понимал, что такие моменты лучше пресекать сразу, на корню. Поэтому без страха, на полном, можно сказать, отчаянии, с энтузиазмом и патриотизмом за идею, за детей, за женщин, там оставшихся, за простых мужиков и работяг, которые в военном деле знать ничего не знают, я и пошел. Они просили помощи, и в душе екнуло: как можно в стороне остаться?

— А чем занимались после 2016 года?

— Вернулся в Казань, трудился, пытался восстановить здоровье.

«Мы освободили уже много территорий. ЛНР уже всю почти освободили» Фото: © Виктор Антонюк, РИА «Новости»

Начало СВО: снова на фронт

— Начался 2022 год, специальная военная операция. Как вы снова подписали контракт и отправились в Донбасс?

— Это был май 2022-го. Ребята, которые были со мной еще в ополчении, позвонили мне и сказали, что я им нужен, что я надежный и что в меня верят. Мои навыки и знания тогда были очень необходимы. Но в этот раз меня пригласили в отдельное подразделение особого назначения уже в роли штурмовика. И я снова не смог остаться в стороне. Я также самостоятельно прибыл, меня встретили. В дальнейшем начали совместно проводить работу.

Первой нашей задачей было зайти на Изюм. Там мы продвигались на так называемый Шервудский лес.

— Как за 6 лет изменились боевые действия?

— Вообще все перевернулось с ног на голову. В 2022-м пошли более интенсивные бои, но и мы стали напористее и настойчивее. Взять тот же 2014 год: бывало, нас тормозили, когда мы продвигались, это было связано с переговорами о перемирии. Мы уже шли освобождать город Счастье. Кстати, тогда мной был подбит БТР, где находился комбат айдаровцев*. Хоть в то время и было продвижение, но нас останавливали и оттягивали обратно.

— Нужны ли были эти разговоры о перемирии, если они ни к чему не привели?

— Честно сказать, не знаю. Мы люди маленькие, мое дело было просто помочь мирному населению, чтобы сохранить как можно больше жизней ребят, да даже передавая все свои навыки, знания, опыт первого боя.

— Как поменялась атмосфера в Донбассе за 6 лет?

— Люди стали более открытыми, начали возлагать на нас большие надежды. В принципе, эти надежды мы оправдываем. Мы освободили уже много территорий. ЛНР уже всю почти освободили. Что касается Донецкой Народной Республики, то там посложнее.

— В 2023 году вы получили тяжелое ранение.

— Мы тогда перебазировались, нас привезли в шахту у города Донецка. Мы разбили небольшой лагерь, и буквально через часа 3–4 нам дали команду выезжать на направление. По сути, мы даже ночи там не провели. Это было направление Водяное – Пески. Мы совершили марш в 30 километров в полном снаряжении. Сперва зашли в Водяное, а затем от этого села поступила команда продвигаться к Авдеевке. На тот момент она была под контролем ВСУ. Я, как самый миниатюрный, негабаритный, шел впереди. Мы уже стали заходить, перебазировались в первых домах, переждали обстрел в подвалах. Затем мы выдвинулись в сторону лесополос, там были траншеи — опорные пункты противника. Нас засекла «птичка», и начались прилеты по нам. Последнее, что я помнил, — так это то, что снаряд разорвался на дистанции вытянутой руки от меня. Я полз, и, получается, он взорвался рядом с головой. Ребята, которые шли за мной, погибли. Изначально, когда меня увидели, то тоже решили, что я «двухсотый», на тот момент я был с пробитой головой, без сознания.

Благо потом кто-то из бойцов, которые шли с другой группой, перешагивая через меня, увидел, что я подаю признаки жизни, хоть и без сознания был. Мою каску разорвало, как тряпку. Сперва вытащили осколки из моей головы, перевязали. Сам момент ранения был тяжелым. Сперва вспышка, потом я как будто бы переместился куда-то за космос и увидел деда с мамой. Мне казалось, что дед мне сказал, мол, куда так рано, и буквально пинком меня отправил обратно. В себя я стал приходить, когда меня затащили в одиночный блиндаж.

— Долго проходило восстановление?

— Около месяца я пробыл в госпитале, а потом вернулся обратно. Списываться после тяжелого ранения у меня желания не было, я же приехал туда не для того, чтобы меня ранило и я выбыл. Так я вернулся в строй через несколько месяцев.

Фронт – ранение – фронт

— Но теперь вы попали в другое подразделение?

— Да, это было уже другое подразделение ОСН. Я прослужил примерно месяц, но у меня в голове не было куска кости, и меня снова отправили на операции. Но контракт я дослужил. В конце 2023 года снова вернулся в Казань, и тогда на СВО погиб мой отец.

— А он тоже пошел на спецоперацию?

— Да, он служил в 90-й дивизии, пошел после начала СВО добровольцем. Погиб на авдеевском направлении.

И так вот жизнь повернулась, что в 2024 году я подписал очередной контракт и попал в ту самую 90-ю дивизию, правда в другой полк, на должность заместителя командира штурмовой роты и инструктора по боевой подготовке.

«Отважные» освобождают ДНР: подвальный репортаж из штурмового полка под Покровском

— Какие задачи возложены на вас сейчас?

— На данный момент ничего о задачах сказать не могу, так как нахожусь в отпуске по ранению.

— Сегодня вы, находясь в отпуске по ранению, занимаетесь доставкой гуманитарной помощи. Как это все происходит?

— С начала моей службы на СВО еще с 2022 года в мое подразделение привозили гуманитарную помощь волонтеры из Нурлата. Причем однажды ко мне приехал сам глава администрации района. При этом я не знал о его должности. У меня были маленькие запросы для бойцов, и после этого мне привезли аптечки и другую небольшую помощь. Уже потом глава администрации пригласил меня на встречу в Нурлате. Это очень дорогого стоит, что люди такого ранга участвуют в подобном. Когда я впервые приехал на встречу в Нурлат, я познакомился с ребятами из фонда «Все для победы Нурлат». Мы обсуждали общие моменты, вопросы. Честно сказать, очень рад, что жизнь свела меня с такими людьми, которые занимаются большим делом.

— И вы стали ездить с ними в гуманитарные миссии?

— Да, причем маршруты абсолютно разные, не только в мое подразделение. Мое дело — познакомиться с бойцами, привезти помощь и от себя внести вклад: уточнить моменты по боевой подготовке, где-то дать какое-то напутствие. Это тоже немаловажно.

— Как все-таки, на ваш взгляд, изменилось общество за многие годы боевых действий в Донбассе?

— У людей, я думаю, отношение сейчас совсем другое. Но при этом они очень сильно устали. Сегодня в зону СВО приезжает довольно много людей в возрасте, а ведь от молодежи эффективности гораздо больше. Когда я впервые прибыл в Нурлат, то после встречи с главой района меня пригласили в школу, и я был поражен и удивлен патриотическим воспитанием, которое детям прививают со школьной парты. Ребята сами отправляют помощь, какие-то вкусняшки на фронт.

— А как вообще привить молодежи патриотизм? Ведь в обществе среди относительно молодых людей очень много сомневающихся, а еще много и противников происходящего.

— Я могу только своим личным примером это показать, и никак иначе. Просто так это не объяснить, словами не передать. Это все исходит изнутри каждого человека. Необходимо больше работать, начиная со школьной скамьи.

— Даже если взять наше детство, то были «Зарницы», стрелковые тиры, разного рода конкурсы. Были поощрительные призы, проводились стимулирующие мероприятия, спортивные праздники. И потом это все как будто бы исчезло.

— Упор и внимание надо делать именно старшему поколению, которое эти знания передает молодым. Нужно проявлять любовь к Родине, хранить память о предках.

— Что делать с контингентом на СВО? Туда и правда идет много возрастных людей. Государство уже все силы пускает на набор добровольцев. Что нужно, чтобы их привлечь? Мне кажется, что деньгами — этого мало. Это лишь бонус.

— Чтобы на человека повлиять, нужно хотя бы дать ему правильное напутствие. А все начинается с самого человека, от его души. Это называется «саморазвитие» — человек должен сам над собой работать, улучшаться, читать книги, знать историю.