«Как скандальные адвокаты вообще попадают в сообщество?!»: о чем спорили на КМЮФ-2024

Одной из горячих тем стала дискуссия об адвокатской монополии

Спор об адвокатской монополии

На минувшей неделе в Казани завершился Казанский международный юридический форум – 2024 (КМЮФ). На второй день, когда официальных церемоний поубавилось, у участников, среди которых можно было увидеть почти весь преподавательский состав юридического факультета КФУ, практикующих юристов топовых юрфирм и представителей судейского корпуса, появилась возможность спокойно поговорить о наболевшем.

Одной из горячих тем стала дискуссия об адвокатской монополии (речь о том, что только адвокаты имеют право выступать в судах). Начал обсуждение управляющий партнер экспертной группы Veta Илья Жарский. Он жаловался на то, что современные юристы «не обладают необходимыми практическими навыками». Жарский настаивал: студентов на старте необходимо обогащать специальными знаниями в области бухгалтерии и экспертизы, для того чтобы они могли руководить крупными банкротными проектами — самостоятельно выявляли сомнительные сделки, разбирались в базе 1С, составляли бухгалтерский баланс и финансовую отчетность без привлечения огромного количества юридических «подрядчиков».

Продолжил тему качества юридических услуг управляющий партнер юридической фирмы Stream Салимхан Ахмедов. Как определить, что услуга оказана качественно? Кто будет следить за «погрешностями» юристов? Нужно ли установить государственный контроль или пусть юристы самоорганизуются? Для этого и надо ввести ту самую адвокатскую монополию. Т. е. юристы должны будут иметь не только диплом профильного вуза, но и обладать статусом адвоката. Речь идет об арбитражных, административных и гражданско-процессуальных представителях, защитники в уголовке и так допускались к процессу только при наличии удостоверения адвоката. О том, что адвокатская монополия — вопрос почти решенный, правоведы говорят все чаще, ведь соответствующий законопроект лоббирует минюст РФ и, разумеется, Федеральная палата адвокатов.

Однако, как отметил Ахмедов, удостоверение вовсе не гарант оказания качественных услуг — адвокаты нередко лишаются своего статуса с позором и сами попадают за решетку. Тут в качестве примера напрашивается свежее резонансное дело Эльмана Пашаева, которого арестовали за мошенническую сделку — он взял крупную сумму за освобождение предпринимателя Алексея Блиновского и его супруги, «королевы марафонов» Елены Блиновской, от уголовной ответственности. На момент задержания Пашаев уже не мог называть себя адвокатом, статуса он был лишен, причем не раз: в 2020 году после сомнительной «защиты» актера Михаила Ефремова, в 2022-м — после обращений его клиентов о том, что он брал деньги за защиту, но обещания не выполнял. Несмотря на все это, Пашаев почти сразу восстанавливал свой статус. «А как скандальные адвокаты вообще попадают в свое сообщество? Есть ли входной контроль? В сообществе 80 тысяч адвокатов, и мы видим, что контроля как такового нет. А что будет, если их станет миллион?» — вопрошал Ахмедов.

Не все юристы воодушевлены перспективой дополнительного лицензирования их деятельности, есть и те, кто утверждает, что «правосудие умрет окончательно», а обычным гражданам попросту перекроют дороги в суд. Но, возможно, не все потеряно? К примеру, председатель комитета Госдумы по госстроительству и законодательству Павел Крашенинников на пленарном заседании КМЮФ заявил, что «в гражданских спорах диплом юриста и гражданство России должны позволять представлять интересы доверителей», необходимость в установлении каких-то дополнительных требований отсутствует. Ахмедов в свою очередь видит компромисс в создании саморегулируемых обществ юристов на примере МАЮК (в ассоциации, например, даже хотят утвердить обязательное страхование ответственности каждого их юриста). Модерировал сессию председатель МАЮК, исполнительный директор форума Айнур Ялилов.

Павел Крашенинников: «У нас суды перегружены, а мы все что-то подбрасываем и подбрасываем!»

Зампред Арбитражного суда Поволжского округа Игорь Смоленский предложил оценивать качество юристов так же, как принято «судить о судьях». Они периодически обязаны подтверждать свой квалификационный класс, и если статистика судьи в части отмены его решений вышестоящими судами отрицательная, то его могут понизить в классе или даже лишить полномочий. Для оценки качества работы юриста Смоленский предложил взять достижение (или недостижение) юристом задач, которые перед ним поставил клиент: «Если представитель достигает ожидаемого своим доверителем результата — он свою функцию выполнил», — рассуждал судья. Тут у слушателей моментально возникли вопросы. А если юрист так качественно проконсультировал клиента, что тот отказался от заведомо безнадежного судебного спора? А что, если не отказался из принципа и юристу необходимо выступать в суде с очевидно провальным иском — как тогда говорить о его некачественности?

Зампред Арбитражного суда Поволжского округа Игорь Смоленский предложил оценивать качество юристов так же, как принято «судить о судьях»

Также Смоленский высказался за привлечение к материальной ответственности за некачественно оказанные услуги и несколько усомнился в эффективности самоорганизации юристов. «Не доходит до человека лучше, чем тогда, когда он привлекается к ответственности за свои поступки… И возникает вопрос: когда член саморегулируемой ассоциации оказывает некачественную юруслугу, то кто несет ответственность — организация или это лицо? Когда такие организации создаются, то речь идет только о получении членских взносов или еще о чем-то другом?» — рассуждал он.

По словам Брантеса-Феррейры, в Бразилии 1,3 тыс. юридических школ и работают 1,3 млн юристов. Госконтроль за их деятельностью ведет официальная ассоциация, но «при таком количестве юристов проконтролировать всех на профессиональном уровне просто невозможно»

А как за границей?

А о чем говорит зарубежный опыт? Российских коллег внимательно слушал профессор американского университета AMBRA, генеральный директор бразильского центра медиации и арбитража Дениел Брантес-Феррейра. Свое выступление он начал с фразы «Доброе утро!», но на этом русский словарный запас профессора иссяк, и он перешел на английский.

По его словам, в Бразилии 1,3 тыс. юридических школ и работают 1,3 млн юристов. Госконтроль за их деятельностью ведет официальная ассоциация, но «при таком количестве юристов проконтролировать всех на профессиональном уровне просто невозможно». В США немного по-другому. Там также предусмотрен госконтроль через ассоциацию барристеров (в Америке есть две основные классификации юристов: барристеры выступают в суде, а солиситоры готовят весь необходимый материал по делу, но допуска в суд не имеют). Сообщество аккредитует не только самих юристов, но и юршколы. Обучиться юриспруденции, кстати, на Западе можно только после получения основного высшего образования, а не сразу после профильной школы.

По мнению Брантеса-Феррейры, у каждой из систем есть отрицательные черты, поэтому он за саморегулирование юристов. Также профессор предположил, что эффективным может оказаться профильное госрегулирование: «Например, арбитражный суд должен следить за юристами арбитражного профиля, и так по всем специальностям».

Он неожиданно выступил против цифровизации правосудия: «Более 97 процентов судебных прений в Бразилии проходят в цифровом формате, но, чтобы правильно работать в цифровой среде, и у судей, и у адвокатов не хватает навыков, их этому не обучили». Из-за этого же молодые юристы перестали хоть как-то разбираться в праве — их работа теперь заключается лишь в том, чтобы прогнать дело через базу судебных решений и получить оттуда выжимку с правовой аргументацией. Видимо, специалистам, которые «топят» за «цифру» в правосудии, есть повод обратить внимание на международный опыт и задуматься о последствиях перехода судов на преимущественно электронный формат.

Сессия «Банкротные торги: «Чтобы продать что-то ненужное, надо сначала купить что-то ненужное» собрала слушателей из числа арбитражных управляющих

Архаизмы законодательства

Сессия «Банкротные торги: „Чтобы продать что-то ненужное, надо сначала купить что-то ненужное“» собрала слушателей из числа арбитражных управляющих. Вместе с экспертами они пытались разобраться в том, какие ошибки нельзя совершать на торгах по продаже имущества должника, чтобы потом их не признали недействительными, и какую первоначальную цену устанавливать для «жирненьких» лотов.

Гендиректор ООО «Доброторг» Наталья Ершова предостерегла управляющих от продажи имущества, которое находится под уголовным арестом. Конечно, в информации о торгах можно предупредить потенциальных покупателей об особенности такого лота, мол, банкрот не только банкрот, но еще и потенциально уголовник, тогда обвинить арбитражника в суде будет не в чем, предупрежден — значит вооружен. Но такой актив для покупателя больше пассив — с покупкой ничего не сделать, поэтому продажу уголовно арестованного имущества, возможно, не стоит инициировать вовсе.

Инсайдер – арбитражный управляющий: «В глазах людей и государства мы пройдохи»

Ярко выступил управляющий партнер юридической компании «Замалаев, Стороженко и партнеры», арбитражный управляющий Павел Замалаев. Начал он с загадки: «Каждый из вас почти ежедневно сталкивается с ней, но, скорее всего, никто из вас ее никогда не видел». Оказалось, речь о том, что информацию о торгах обязательно надо публиковать в бумажной газете. Замалаев продемонстрировал ворох газетных страниц. Многие и впрямь давно не видели такого: речь не о стандартных выпусках, а о тех, где публикуются сообщения о торгах банкротного имущества, которые отправляются арбитражниками электронно. Народ начал фотографировать, приговаривая: «Коллегам покажу!» «Только быстрее, держать тяжело!» — шутил Замалаев и предлагал эксперимент: «Давайте я скажу вам ИНН компании, публикация которой здесь есть, а вы попробуйте найти, посмотрим, сколько часов на это уйдет».

Замалаев привел любопытные цифры. На обслуживание такой газеты тратится 5 тыс. деревьев в год (5 га леса). За четыре года на печать газеты было израсходовано 20 млрд рублей «живых денег», которые идут из карманов кредиторов (стоимость публикации сообщения — 150,25 рубля плюс НДС 18% за 1 кв. см газеты). О том, что существование печатной версии этой газеты бессмысленно, говорит еще и то, что ее почти невозможно купить, только заранее договорившись, сделав пару звонков, приехав в деловой центр «Москва-Сити», отметил докладчик.

Такая ситуация — явный «архаизм», а аргументы законодателей по типу «А что же будет делать бабушка в деревне без интернета, которая захочет принять участие в торгах?» надуманны. «А что эта бабушка будет делать, когда узнает, что для участия в торгах все же нужен интернет и даже электронная цифровая подпись?» — рассуждал под аплодисменты московский арбитражник.

Красной нитью через сессию проходил вопрос о единой оптимальной стоимости для лотов. Сошлись во мнении, что такая цена есть — 1 рубль! Публичные торги с первоначальной низкой стоимостью привлекают к себе сотни, а порой и тысячи участников, которые в итоге и формируют адекватную рыночную цену, уверены эксперты. Причем неважно, идет ли речь о парковочном месте в элитном московском ЖК или о праве требования многомиллиардной «субсидиарки» с банкрота. Правда, такой подход редко удовлетворяет кредиторов — у них свое видение того, по какой цене должны продаваться активы должника, а последнее слово всегда за собранием кредиторов.

Полный зал собрался на сессию по семейному и наследственному праву

В чем суды все чаще встают на сторону отцов

Полный зал собрался на сессию по семейному и наследственному праву. Первой выступала судья Верховного суда Татарстана Айсылу Гильмутдинова. Представительница судейского корпуса предложила модернизировать процессуальное законодательство в части споров о месте жительстве ребенка при раздельном проживании родителей. Гильмутдинова выступила с идеей о том, что соответствующие полномочия необходимо передать органам опеки. По словам судьи, которая читала доклад из кожаной папки (будто приговор), такая модернизация помогла бы бывшим супругам или иным родственникам приходить к качественному решению мирно, не обивая пороги судов. Опека могла бы оперативно (без оглядки на процессуальные сроки) проводить с участниками спора специальные беседы, консультировать их по правовым вопросам (судьям этого делать не позволено) и при возможности общаться с самим ребенком, после чего умело доносить до взрослых взгляд личности (т. е. ребенка), чьи права в этом вопросе затрагиваются больше всего. В конце своего выступления Гильмутдинова отметила, что такая мера также поможет разгрузить суды.

Председатель судебного состава Владимирского областного суда Павел Якушев тоже выступал за «мир», но необязательно досудебный, судья рад, если и после старта процесса стороны по семейному спору приходят к заключению мирового соглашения. Также Якушев отметил, что в последние годы (с 2015-го по 2018-й, а также в 2023 году) в спорах о месте жительстве ребенка суды чаще встают на сторону отцов. Еще один из тезисов — именно семейные споры никогда не удастся передать на рассмотрение искусственного интеллекта, «иногда достаточно просто увидеть этих людей, посмотреть им в глаза, и все становится понятно, ни одному ИИ не под силу увидеть настоящие чувства и эмоции людей», объяснил судья.

Руководитель практики частных клиентов юридической компании «Митра» Алина Лактионова рассказала, что, несмотря на «легкую оторванность России от остального мира», трансграничные споры все еще актуальны. Она привела в пример совсем специфичные, но, к сожалению, реальные случаи «побега» одного из супругов с детьми из страны. «Представьте, вы отправляете свою супругу с детьми в отпуск, проходит две недели, вы звоните: „Милая, любимая, когда самолет, во сколько вас встречать?“ А вам отвечают: „Знаешь, а никогда!“ Трубка кладется, и абонент блокируется», — описала ситуацию юрист. Ни у кого нет даже примерного плана действий в случае возникновения подобной ситуации. Самые популярные страны, куда один из родителей сбегает со своими детьми, — Грузия, США, Таиланд. А самая главная проблема — страдают дети, которые в большинстве случаев не знают языка, не могут приспособиться к новой культуре и имеют проблемы с образованием.

За каждую госуслугу надо платить

Одной из самых интересных стала сессия «Разговоры без мантии», название которой говорит само за себя — судьи собрались за круглым столом, чтобы поговорить на волнующие их темы. Обсуждение действительно вышло любопытным. Самое интересное:

• Юристам-судебникам стоит внимательнее следить за своим внешним видом. Судья Арбитражного суда Татарстана Тимур Гиззятов заявил, что «будет странно прийти на пляж в шубе», поэтому и на суд в шортах приходить не нужно. Судья Арбитражного суда Санкт-Петербурга и Ленинградской области Илья Шевченко уточнил: «Как показывает практика, если человек прилично одет, то, скорее всего, у него и правовая позиция нормальная».
• Юристу нужно тщательно продумывать свое выступление в суде. Гиззятов попросил «подсвечивать основную мысль» и выделять главные тезисы, влияющие на исход дела. «Не нужно на заседании в кассации дословно зачитывать постановления пленумов», — добавила судья Арбитражного суда Поволжского округа Альфия Иванова. Судья того же суда Владимир Самсонов отметил, что ему сложно читать кассационные жалобы размером с «Войну и мир».
• Не для всех повышение госпошлин — проблема. Иванова выразила надежду, что из-за кратно взлетевших цен на госпошлины «необязательные» споры самоликвидируются. А зампред Арбитражного суда Поволжского округа Виталий Петрушкин и вовсе заявил, что высокие пошлины не являются гарантом качественного правосудия: «Госпошлина — это плата за оказание госуслуги, поэтому не надо привязывать ее к критерию качества. За каждую госуслугу надо платить», — пояснил судья.

«Думаю, не у всех есть такие суммы»: Фемида официально подорожала в третьем чтении

Сессия «без мантий» была одной из завершающих, участники форума явно устали и мечтали о предстоящих выходных. Однако следующий форум они решили провести даже раньше, чем через год, — поговорить есть о чем.