«На боль и смерть нельзя смотреть вечно»: день из жизни военного госпиталя ЛНР

«Здесь всем страшно, тут невозможно не бояться. Только глупый не боится»

Что такое главный военный госпиталь ЛНР?

«Здесь всем страшно, тут невозможно не бояться. Только глупый не боится», — рассказывает врач-хирург из Татарстана с позывным «Дозиак». Сегодня он служит в единственном военном госпитале в ЛНР, куда ежедневно попадают с полсотни бойцов с различными ранениями. В основном это тяжелые «трехсотые», как принято говорить на фронте, и за жизнь каждого борются военные медики.

Под военный госпиталь было переоборудовано огромное здание больницы в одном из районов Луганска. С самого начала СВО сюда везли раненых с луганского участка фронтовой линии. Затем стали поступать бойцы с других, более отдаленных локаций.

Самую большую нагрузку госпиталь испытал на себе в конце 2022-го – начале 2023 года, когда на данном направлении тяжелейшие бои вели штурмовики ЧВК Вагнера. Медицинские батальоны на фронте были буквально переполнены

Самую большую нагрузку госпиталь испытал на себе в конце 2022-го – начале 2023 года, когда на данном направлении тяжелейшие бои вели штурмовики ЧВК Вагнера. Медицинские батальоны на фронте были буквально переполнены: за сутки медики лишь в одном из них приняли более 260 тяжелораненых бойцов. Всех их везли на сортировку в Луганск, где в то время даже понадобилось открыть еще одно здание для спасения раненых.

За жизнь каждого борются военные медики

Прошлой зимой мы застали работу одного из медбатов, когда каждый день через него проходили порядка сотни бойцов. Ныне ситуация чуть проще: потери на данном направлении заметно поубавились, судя по всему, после освобождения большей части территории Луганской Народной Республики. Однако все еще идут тяжелые бои на лисичанском участке фронта, поэтому раненых хватает. Также в госпиталь поступают бойцы с соседнего, артемовского направления. Нескольких мы повидали в курилке у входа. Все они из отряда «Шторм» и уже практически залечили раны. Лишь рассуждали, что делать со справками и бумагами, куда и что подавать — решали бюрократические вопросы.

Вообще, вокруг главного здания госпиталя постоянно кипит жизнь. Те, кто на ногах, ходят за продуктами в соседний магазин, где очередь выстраивается задолго до входа. Остальные раненые сидят на лавочках во дворе, кто-то из офицеров носится с документами на своих подчиненных «трехсотых», а кто-то ждет эвакуации либо выписки, чтобы вернуться на фронт.

Рядом — здание поликлиники, где мы встретили татарстанцев. Например, врач-хирург родом из Набережных Челнов. До СВО он трудился в больнице Менделеевска, откуда вместе с ним работать в военный госпиталь приехали три медсестры.

Рядом — здание поликлиники, где мы встретили татарстанцев. Например, врач-хирург родом из Набережных Челнов. До СВО он трудился в больнице Менделеевска, откуда вместе с ним работать в военный госпиталь приехали три медсестры

Сразу за входом нас встречает сортировочная, куда свозят всех раненых вне зависимости от характера и степени раны. Мимо постоянно проносят носилки с бойцами, которые не говорят, а лишь испуганно смотрят на нас. Многие из них перевязаны едва ли не полностью: здесь их первично осматривают, после чего медики принимают решение, в какое отделение их передавать. Вот, например, принесли взрослого мужчину, у которого от верха груди до низа живота красовался надрез. Судя по всему, говорят медики, он получил сочетанное осколочное ранение (сочетание нескольких ранений) и многие его органы перебиты. Долго не думая, медики отправили бойца в реанимацию, где занялись стабилизацией состояния пациента, после чего его стали готовить к эвакуации на дальнейшие этапы лечения.

Сразу за входом нас встречает «сортировочная», куда свозят всех раненых вне зависимости от характера и степени раны

В это время нас встречает командир госпиталя, полковник с позывным «Чикола». С ним — его помощники Феникс и Дигора. Чикола родом из Северной Осетии, долгое время командовал медбатом, причем с первых дней СВО. В апреле 2022 года о подвиге его медбата сообщали на сайте министерства обороны. Тогда он был еще в звании подполковника медицинской службы.

Годом позже он вместе со своей командой спас от отравления командира «Ахмата» Апти Алаутдинова, о чем писал в своем телеграм-канале глава Чеченской Республики Рамзан Кадыров.

С прошлого года Чикола командует главным госпиталем в ЛНР. Он рассказывает: очень много бойцов получает ранения от дронов-камикадзе

С прошлого года Чикола командует главным госпиталем в ЛНР. Он рассказывает: очень много бойцов получает ранения от дронов-камикадзе. На сленге их уже называют «комиками», порой шутят, что в честь главы украинской администрации. И, что примечательно, у перевязочной в сортировке висит лист бумаги. Подходим ближе — «Молитва от бесовских дронов». Первые строки гласят: «Святая Варвара, великомученица и покровительница, призри нас, скорбящих и страждущих, от бесовских беспилотников, что сеют смерть и разрушение…»

У перевязочной в сортировке висит лист бумаги. Подходим ближе — «Молитва от бесовских дронов»

Сортировочная: начало пути «трехсотого»

Тяжелых бойцов в госпиталь поступает с десяток в день. Всего при нас через сортировочную прошли около 40–50 человек с абсолютно разными ранениями и травмами. Это может быть не только осколочное, минно-взрывное ранение, но и психическое расстройство, вызванное страхом и стрессом. После перевязки и осмотра доктора определяют, в какое отделение боец будет направлен. «Кто в реанимацию, кто в хирургию, кто в отоларингологическое отделение либо другое. Все медсестры работают идеально», — говорят нам врачи в сортировочной.

Заведует сортировочной старшая медсестра с позывным «Шкода». Это самый энергичный человек, которого мы вообще встречали на военных объектах

Заведует сортировочной старшая медсестра с позывным «Шкода». Это самый энергичный человек, которого мы вообще встречали на военных объектах. Она быстро и эмоционально говорит, находит подход ко всем, даже к командованию. Немного суетливая, но это ей только на руку: в любой непонятной ситуации она будет своей и быстро решит проблему. Шкода по образованию медик, родом из ЛНР, из города Краснодона.

Коробки с гуманитаркой идут отовсюду

С началом СВО стала заниматься гуманитарной деятельностью, а попав на работу в госпиталь, не перестала помогать с гуммиссией. Сейчас она одновременно перевязывает бойцов и распределяет им же гумпомощь. При этом коробки с гуманитаркой идут отовсюду. В день нашего прибытия на первом этаже были сложены коробки с символом Z. Читаем выше: «От Сабинского района Республики Татарстан». Идем дальше и снова видим свежевыгруженную гумпомощь, где написано уже просто: «От Татарстана». К слову, в ЛНР едет очень много гуммиссий из нашей республики. Это связано как с подшефными городами Лисичанском и Рубежным, так и с подразделениями, которые комплектовались в нашей республике. Они бьются и на артемовском участке фронта, и в Кременском районе, и в Сватово. И половина «гумщиков», направляющихся к ним, всегда старается завезти помощь в госпитали и медицинские отряды.

В день нашего прибытия на первом этаже были сложены коробки с символом Z. Читаем выше: «От Сабинского района Республики Татарстан». Идем дальше и снова видим свежевыгруженную гумпомощь, где написано уже просто: «От Татарстана»

«Без волонтеров ничего же не получается. Снабжение у нас, конечно, идет хорошо, но есть такие ништячки, которые могут достать только волонтеры. Это самоклеящиеся бинты, пластыри „Космопор“, рюкзаки, порошки, носки. Это все привозят волонтеры. Они приезжают, смотрят, что нужно, и сразу же везут», — рассказывает Шкода, едва забежав на первый этаж.

«Парень молодой, красавец – может быть звездой Playboy. И встает вопрос: спасать ему ногу или жизнь?»

Шкода называет сортировочную самым интересным отделением. «Все проходят через нас. У бойцов разные ранения, разные истории. Они начинают рассказывать, как в блиндаже сидели, как выносили друг друга. Здесь жизнь кипит намного энергичнее, чем в других отделениях. Каждый день разный завоз, разные бойцы. Смысл в принципе одинаковый: ты раскрываешь рану, делаешь перевязку, смотришь, что с этой раной. Но ранения все разные», — рассказывает Шкода.

в ЛНР едет очень много гуммиссий из нашей республики. Это связано как с подшефными городами Лисичанском и Рубежным, так и с подразделениями, которые комплектовались в нашей республике

Причем многие «приходят» с позитивом. Однажды в госпиталь поступил мужчина лет под 30. У него была минно-взрывная травма — оторвало руку и ногу. Также повреждена кисть уцелевшей руки. «Его интересовало одно — сможет ли он в телефоне клацать. Девочки его забинтовали так, что он не понимал, сможет ли сидеть в телефоне. Очень много ребят, которые относятся ко всему с позитивом. На данном этапе после ранения их не интересует, что у них нет руки и ноги», — рассказывает старшая медсестра. Есть те, которые грубят врачам, но для этого в госпитале есть доктора, которые могут все корректно каждому объяснить.

Шкода называет сортировочную самым интересным отделением. «Все проходят через нас. У бойцов разные ранения, разные истории. Они начинают рассказывать, как в блиндаже сидели, как выносили друг друга»

Психические расстройства в окопах: от голосов в голове до «отказа ног»

Незадолго до нашего явления в госпиталь доставили бойца с психическим расстройством, которое он заработал на фронте. Врачи-психиатры после первичного осмотра таких пациентов сразу дают медперсоналу задачу — подыгрывать бойцам или нет.

Перед нами пример такого бойца: на фоне сильного потрясения на поле боя у него разыгралась шизофрения. Он никого не слышал, просто носился, не сидел на месте, постоянно до всех докапывался и что-то говорил, мешая работать. Врачи уже стали нервными, начали злиться на него, что тот не сидит на месте и никого не слышит. Шкода подошла к бойцу и сказала, что тот должен сейчас идти на «задание», «сесть в засаду».

«Садись, вот тебе ручка и листик и наблюдай за той женщиной. Записывай все, что она делает. Но если она тебя увидит, то ты задание провалишь!» — командовала ему Шкода, показывая на незнакомую девушку. Боец «задание» принял, после чего несколько часов его никто не видел и не слышал — он сидел «в засаде». В итоге он написал несколько листов наблюдений за женщиной в холле. Почитать мы их не успели, бойца вместе «с ценными бумагами» отправили на «другое задание» к психоневрологу.

Военный психиатр с позывным «Зима». Он родом из Ростовской области, на вид ему едва под 40. Практически всю профессиональную деятельность провел в военной психиатрии и на глаз определяет, что с пациентом не так

«Дело в том, что нагрузки большие, в том числе эмоциональные. На этом фоне возникают новые состояния, много неврозов, галлюцинаций. Окружающая действительность у бойца искажается. Это могут быть и голоса в голове, видения. На фоне измененного восприятия боец начинает трактовать свое мышление иначе. Появляются такие идеи, что бойцу в голову через ретранслятор вкладывают чужие мысли, заставляют делать поступки. Это интерпретация того, как у него меняется восприятие окружающей среды», — говорит нам военный психиатр с позывным «Зима». Он родом из Ростовской области, на вид ему едва под 40. Практически всю профессиональную деятельность провел в военной психиатрии и на глаз определяет, что с пациентом не так.

«Дети просят: «Мама, приезжай на день рождения». Очень тяжело…»: рассказы женщин, работающих в зоне СВО

Зима рассказывает, что бойцов с сильными расстройствами в основном лечат транквилизаторами, антидепрессантами, проводят психотерапию. С каждым бойцом разговаривают, выясняют, что с ним произошло. Доктор старается изменить его неправильное восприятие, солдат успокаивается.

В отделении психоневрологии были порядка 20 бойцов. Кто-то молча сидел на кушетке, кто-то лежал на боку, безмолвно смотря в одну точку. Практически никто из них не обратил внимания на посторонних, все были замкнуты в себе. Но всех их лечат, а в самых тяжелых случаях отправляют на дальнейшее лечение и комиссуют. Большинство бойцов после лечения возвращаются в окопы, но строго под наблюдением медика своего подразделения, который постоянно контролирует, принял тот лекарство или нет, дабы не допустить рецидива. Самое страшное — это последнее, поскольку, вернувшись в ту же среду, где боец словил психический приступ, он испытает его снова. Поэтому главное правило — изменить окружение на фронте, что сделать практически невозможно. И вскоре боец попадает обратно к психиатру.

Есть военнослужащие, которым медики уже не подыгрывают. Например, у некоторых на фоне стресса разыгрывается воображение, они думают, что у них отказывают ноги. В этот момент к бойцу приходит психиатр и говорит ему, чтобы тот сел, — боец садится. Доктор говорит ему встать, боец встает — и чудо! Ноги больше не отказывают. Некоторые даже сами не верят своим глазам. Говоря современным языком, такие «загоны» нередки. Но исправимы. Психологически в условиях сильного стресса на войне можно просто зациклиться на выдуманной проблеме. Это отвлекает от страха. Спустя время мозг человека начинает верить в его выдуманную проблему, и, условно, ноги действительно отказывают.

Реанимация — это вообще одно из самых тяжелых мест в любой больнице, чего не скажешь о военном госпитале. Здесь лежат те, кто находится на грани, кого медики стабилизируют всеми силами, чтобы боец жил

Места, где поставят на ноги и вернут с того света

Этажами выше расположено несколько отделений: хирургия, реанимация, отоларингология, травматология и, конечно же, неврология. В хирургии на втором этапе эвакуации проводят сложные операции: здесь вскрывают брюшную полость, резицируют внутренние органы, работают над ампутированными конечностями. В общем, делают все, чтобы органы заработали после ранения, а затем стоит задача стабилизировать пациента. Тех, кому провели вмешательство, помещают в реанимационное отделение, которым заведует медик с позывным «Таймази».

Реанимация — это вообще одно из самых тяжелых мест в любой больнице, чего не скажешь о военном госпитале. Здесь лежат те, кто находится на грани, кого медики стабилизируют всеми силами, чтобы боец жил. В отделении на момент нашего визита лежало несколько бойцов. Большинство без сознания, все подключены к аппарату ИВЛ. Практически у всех те самые сочетанные раны: осколочные ранения конечностей, одновременно ранения брюшной полости, головы и груди. Но они выжили. Был момент, когда нам разрешили зайти в палату, чтобы сфотографировать аппаратуру. И вдруг боец под ИВЛ открыл глаза и стал долго смотреть на то, что мы делаем. А затем устремил стеклянный взор прямо в глаза военкору. Сначала было жутко, а потом, спустя секунду, как-то даже потеплело на душе. Думаешь в этот момент: ничего-ничего, мы с тобой, ты же видишь.

В отделении на момент нашего визита лежало несколько бойцов. Большинство без сознания, все подключены к аппарату ИВЛ

Завотделением Таймази — максимально спокойный человек. Вообще, по нашим наблюдениям, реаниматологи всегда подавляют в себе какие-либо эмоции. Вот только что доктор полчаса реанимировал пациента, у которого остановилось сердце, а сейчас улыбается и шутит с тобой за чашкой чая. Такая у него работа: нельзя зацикливаться. И Таймази примерно такой же — уравновешенный, без лишней суетливости. Внимательно слушает, также аккуратно отвечает. Вообще, удивительно, что каждый этаж госпиталя, каждое отделение отличается друг от друга именно людьми, их поведением, врачами, пациентами. В сортировочной суета, в хирургии медики плавно ходят из кабинета в кабинет, а в реанимации идеальное спокойствие.

«К нам раненые бойцы поступают из медбатов. Там им оказывается первая помощь: остановка крови, минимальная стабилизация, чтобы их могли транспортировать к нам. У нас уже оказывается специализированная помощь: делаются сложные операции первого этапа. После чего мы стабилизируем так, чтобы пациент смог доехать живым до Ростова или Москвы», — рассказывает Таймази.

«Боец кричал, чтобы его добили. Руки не работали, а в плен он не хотел»: история медвзвода «Алги» на СВО

Здесь же пациентам переливают кровь, берут анализы. «Бывают очень тяжелые пациенты, у нас есть кабинет крови, где в наличии есть все группы крови, даже самые редкие. Мы занимаемся всеми ранениями, кроме головы. Таких раненых отправляют сразу на дальнейший этап», — говорит главный реаниматолог.

Медики в реанимации стараются стабилизировать состояние каждого бойца в течение суток

Медики в реанимации стараются стабилизировать состояние каждого бойца в течение суток. «Процентов 80 стабилизируются за сутки. Но есть такие больные, которые проводят до пяти дней в нашем отделении. Тяжелых пациентов, которых приходится доставать с того света, мало: медбаты работают очень хорошо», — говорит главный реаниматолог. Однако в день нашего визита такой пациент все же был. Человек находился на грани, после чего пришлось провести ему «реанимационное пособие». Этот термин у докторов и означает достать с того света после остановки сердца. Пациент выжил.

Что касается поведения пациентов, то в реанимацию попадают выдержанные бойцы, отмечает Таймази. Здесь нет буйных, нет тех, кого приходится часами успокаивать (такие обычно попадают в психоневрологию). Все молча терпят боль. Сами медики в то же время отмечают, что порой самим тяжело смотреть на мучения бойцов.

«Говорят, что человек должен привыкнуть ко всему, к любой ситуации. Но на самом деле на страдания другого человека, боль и смерть нельзя смотреть вечно, как на воду и пламя. Эти вещи разрушают самого человека, к этому не привыкаешь. Это остается на всю жизнь. Мы сохраняем в памяти случаи, когда мы спасли человека, когда он остался жив. О плохих моментах мы стараемся никогда не думать», — говорит Таймази.