В столице Татарстана завершилась VI театральная лаборатория «Город АРТ-подготовка», организованная фондом «Живой город». Темой лаборатории был «Человек», а подспудным профессиональным критерием — выход за рамки своей профессии и привычных жанровых подходов. Увиденное для читателей «БИЗНЕС Online» анализирует театральный критик Елена Гордиенко.
В эскизе «Похититель кур» нет ничего от постдраматического
ОДНАЖДЫ ПОЯВЛЯЕТСЯ И ЖИВАЯ БАБОЧКА
Единственным театральным режиссером, которому доверили делать на лаборатории эскиз, стала Регина Саттарова. Эксперимент здесь был в отказе от эксперимента. Зрители знают Саттарову как автора, осваивающего нетеатральные пространства («В розовом» проходил в парке, «Время роста деревьев» играется на территории военного городка), который предпочитает работать с современной драматургией (для «ВРД» текст писал Михаил Дурненков), а если и берется за классические тексты, то погружает их в нетрадиционные форматы (Саттарова — второй режиссер иммерсивного проекта «Анна Каренина» в особняке Демидова). В эскизе «Похититель кур», напротив, нет ничего от постдраматического. В черном зале особняка Демидовой — вокзал в «Анне Карениной» — танцуют, влюбляются и разоблачаются герои Меме и Маурисио Бабилоньи из «Ста лет одиночества» Маркеса. Трагическая история молодой любви разыгрывается прежде всего средствами пластического театра, только изредка актеры произносят реплики — и притом на испанском. В проецируемых титрах, помимо их перевода, появляются и отдельные сюжетные ремарки — авторский текст Маркеса, но сама история понятна и без них: дочь вдруг начинает врать, мать обнаруживает ее в кино целующейся с мужчиной, запирает ее дома, а когда обнаруживает продолжение связи, принимает решительные меры — и вместо спасения губит обоих влюбленных. Фернанда так же, как и молодые, танцует под звуки кастаньет, но не может принять той безудержности, которую привносит в ее гармоничный мир подпольная страсть.
Желтые бабочки, по тексту сопровождавшие Маурисио и дававшие сигнал Меме о близости возлюбленного, на сцене превращены в золотое конфетти, в дожде из которого буквально купается Меме, забывая обо всем вокруг. Однажды появляется и живая бабочка — романтичный подарок Маурисио, своей красотой и хрупкостью предвещающий беду. Пока зрители переживают за жизнь синекрылой, Маурисио обмазывает свое лицо желтой краской — той самой, которой мать и дочь красят цветы для продажи, — в знак несмываемого позора (его объявили похитителем кур, когда он в очередной раз забрался в дом, идя на свидание) и вечной преданности. Цветовая символичность, атмосфера музыкального ряда, актерская чувственность — кажется, что если эскиз будет продолжен, то станет легким, любимым зрителями событием.
Дмитрий Власик
ДВИЖЕНИЕ ОТ ИНДИВИДУАЛЬНОГО К КОЛЛЕКТИВНОМУ И ОБРАТНО, ОТСУТСТВИЕ РАЗГРАНИЧЕНИЯ МЕЖДУ НИМИ
Если в «Похитителе кур» краска была прежде всего метафорой, поэтической деталью, то во втором эскизе лаборатории художественные материалы стали самой сутью процесса. Композитор Дмитрий Власик, автор музыки ко многим проектам Дмитрия Волкострелова, Андрея Стадникова и других известных авангардных театральных режиссеров, завел театр в художественное училище на улице Карла Маркса, где студенты вовсю готовились к выставке своих работ. Зрительские стулья осторожно устанавливали среди законченных и незаконченных скульптур и макетов, и сложно было сказать, когда спектакль начался, а когда закончился, так запах глины уже погружал в этот другой ремесленный мир. Внешней театральности было намеренно мало: вместо актеров зрители видели за станками действительно учащихся здесь ребят, только сам Власик был «чужим». В белом кимоно для каратэ он совершал какие-то удары, будто участвуя в квалификационном экзамене, и эта аттестация рифмовалась с учебной выставкой: внимание сконцентрировано на точном повторении приемов, выполнении упражнений, во главе угла — практика и оттачивание техники.
Поначалу казалось, что долепливание фигур, за процессом чего мы и наблюдали в течение часа, было только для нас, уже излишним, — но нет, ребята действительно доводили до совершенства своих глиняных людей. А в середине вдруг и вовсе стали большими комьями набрасывать на прутья только что размешанную глину, буквально за полчаса возведя проточеловеческую фигуру во весь рост — кому-то даже напомнившую композитора-режиссера. Изумленному Власику — как он признался потом на обсуждении, не ожидавшего такого разворота событий, — даже пришлось просить ребят остановиться, чтобы было над чем работать во второй день показов. Так эскиз о мастерской художников неожиданно для самих участников обернулся процессом сотворения (своего) мира, и в этом была правда: художники, даже если это ученики прикладного, декоративного направления, всегда авторы, и там, где ты ждешь только копий, может случиться что-то уникальное, что-то свое.
Своими были здесь не только скульптуры, но и само течение времени, зарождавшийся прямо здесь и сейчас особый творческий ритм, который и выталкивал участников из-за своей работы — к другой: в общем пространстве мастерской невозможным оказывалось держаться только у своего станка, студенты и студентки шли смотреть на то, что получалось у однокурсников, позировали для них, отсоединяли от учебного скелета нужную им руку или эталонную ступню, чтобы правильно перенести черты и из того, что есть уже, создать что-то новое. Это движение от индивидуального к коллективному и обратно, отсутствие разграничения между ними, составляло особую драматургию эскиза. Подзвучивать микрофонами Власик решил только бочку с глиной, которая смачно чавкала под руками ребят, когда они размешивали ее: в остальном режиссер как раз не мешал процессу, предоставляя зрителям свободу интерпретации, а студентам-перформерам — свободу действий.
От чистого ready-made эскиз отличали вкрапления музыки татарского композитора Альберта Лемана и отрывки из его текстов и выступлений, зачитываемые Власиком или участниками. Симфоническая музыка тем не менее совсем не казалась чужеродной, и только еще больше создавала ощущение вневременности, классичности художественного процесса. Ближе к концу эскиза режиссер включил запись беседы студенток, где со смехом обсуждались вопросы славы, этичности получения денег за искусство, и то, что каждый человек — художник, просто не каждый это осознал. Это, может, и был главный посыл эскиза: можно творить из ничего, переделывать и перепридумывать, давать свободу участникам и самому себе, главное — найти свой ритм и принимающих тебя людей.
Олег Лоевский и Василина Харламова
СТАЛА ПРОБЛЕМА ЯЗЫКА И КОММУНИКАЦИИ
Для театрального художника Василины Харламовой эскиз «Кто сильней?» — дебют как режиссера. Неизменный куратор лаборатории Олег Лоевский совершенно верно отметил, что типичная ошибка дебюта — нежелание выкинуть ни одну из возникших за время репетиций линию. Тем не менее это серьезная заявка. Удачно выбрано было уже место для показа: сказку Абдуллы Алиша про спор зверей о том, кто может называться царем природы, играли в спортивном зале ДК им. Ленина. На разных половинах зала стояли два ряда стульев, так что казалось, что сейчас начнется побоище двух групп. Вместо этого актеры с дальних стульев, на спинках которых были напечатаны их имена (Айгуль, Вильдан, Маша, Ильдар, Полина и другие), перешли — а некоторые переползли — на передние, где значились уже нарицательные «бабочка», «тля», «муха», «паук», «гадюка», «гусеница», «сверчок». Постепенно актеры как бы теряли человеческую координацию, и этот процесс расчеловечивания смотрелся самостоятельным этюдом.
У стульев оказывались коробочки с какими-то предметами (вытаскивали их исполнители по-разному, чей-то персонаж ведь лапками работать может, а чей-то — не совсем): клейкая лента, фольга, цветы, вата… Этими сподручными материалами герои начинали украшать себя, так что каждый оборачивался в той или иной степени художником. Паук сплел целое ожерелье из черных нитриловых перчаток, бабочка из мусорных пакетов сделала себе плащ-крылья, сверчок закрепила на руках, как на рукавах, полоски из изоленты. Единственным, кто использовал коробку не по делу, оказался зашедший в середине действия Человек, готовый только на то, чтобы встать на нее как на постамент для самого себя (царь лесов и гор — это же, очевидно, он) и позировать как Аполлон или бодибилдер. Эта, очевидно, юмористическая сцена делала явным зазор между классической для предыдущих поколений сказкой и современным отношением к природе. Любить природу, возвышаясь над ней, сейчас кажется только лицемерием, «Кто сильней?» можно прочитать как попытку почувствовать себя в шкуре «меньших братьев» и взглянуть на себя со стороны. В каком-то смысле эскиз продолжает репертуарную политику «Угла», где недавно появился спектакль «Копеподы. Путь. Исследования», сделанный совместно театральными режиссерами и биологом, посвященный морской фауне и ее исследованиям. Когда в эскизе Харламовой взгляд падает на стоящие между актерами телевизоры, где включена программа National Geographic, и кроме насекомых видишь ученых, рассказывающих о них, параллель особенно неизбежна.
Другой темой эскиза стала проблема языка и коммуникации. По краям сцены друг напротив друга сидели две артистки в школьной форме, одна читала текст по-татарски, другая — по-русски. Муравей выкрикивал из футбольных ворот что-то по-французски. В последнем эпизоде артистам предоставляли возможность рассказать о доставшемся им виде животных интересные, найденные ими факты или мини-пьесы, и кто-то предпочел зачитать статью на английском. Говорят, был и вымышленный язык. Как найти в мультикультурном общем пространстве точки соприкосновения? Как выстроить иерархию, кроме как на авторитарных началах? Эскиз строился так, что вначале актеры сидели и слушали музыку каждый отдельно друг от друга, а в конце коллективно затягивали песню под гитару. Гармония все-таки возможна?
Самым внятным и целостным вышел эскиз художницы Алисы Сафиной «не.порочность»
ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ НАВЯЗАННЫХ РАМОК, ОТ МОДЕЛИ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ СЕБЯ В ОБЩЕСТВЕ
Самым внятным и целостным вышел эскиз художницы Алисы Сафиной «не.порочность». На обсуждении Алиса расскажет, как не ожидала, что такое будет возможным в родной Казани. В лофтовом галерейном пространстве зрители бродили между колоннами, где висели портреты женщин, чаще всего — обнаженных (в том, до какой степени девушки позволяли себе обнажаться, какой ракурс был выбран — своя драматургия), модели — обычные казанские женщины — стояли тут же рядом и смотрели вам прямо в глаза. Из колонок при этом звучали интервью с участницами, и можно было услышать, как они преодолевали нелюбовь к своему телу, какие требования диктовало им общество, как они шли по пути выполнения этих требований или как (но не всем) теперь эти стереотипы смешны, особенно подростковые волнения по этому поводу. Название обыгрывало одновременно живописную традицию изображения женской наготы (непорочной мадонны) и отношение к ненормативности тела как к браку, а выставлению его в свете — как к пороку. Чувствовалось, что стоять на глазах у публики перед своим интимным портретом для многих участниц было испытанием, если не частью терапии. В первый день эскизов Сафина рисовала очередной портрет (все картины были написаны за неделю лаборатории, и в это же время взяты интервью), и можно было видеть, как преображается не только холст, но и натурщица. Освобождение от навязанных рамок, от модели представления себя в обществе — практически активистский лозунг, но в спектакле-инсталляции он не выглядел воинственно, скорее эскиз работал на то, чтобы погрузить в женское сознание и показать, что быть собой — не страшно.
Венчал лабораторию эскиз оперы под названием «Первоначальный взнос», который ставила начинающий кинорежиссер Софья Силкина. Локация для летнего фестиваля была выбрана прекрасная: недостроенный и заброшенный дом под мостом «Миллениум» живописно смотрелся в качестве декорации для проекта о сложностях приобретения жилья в городе. Радость узнавания перипетий кредитов, ипотек, аренды и заработков в интернете для молодых мам показывала, насколько успешным может стать проект в будущем, если к нему разработать действительно оригинальное либретто и прибегнуть к помощи композитора. За время лаборатории, увы, команда успела только переделать известные по советским мультфильмам песни, чего достаточно для юмористического номера, но не спектакля. Тем не менее хочется отметить талантливых музыкантов групп «Трамвай» и «КуЛай», создавших из молотков, ванны, бутылок и треугольников (а также других «электронных и аналоговых инструментов») задорное шумовое сопровождение, чрезвычайно подходящее для выбранного сюжета.
В целом можно констатировать, что «Город АРТ-подготовка» отлично вписывается в общемировые тенденции современного искусства и театра — тут и постгуманизм, и гендерная тема, и междисциплинарность с ее играми восприятия. Главной удачей казанской лаборатории кажется при этом то, что к эскизам привлекают местных художников, актеров и музыкантов, и если приглашают людей со стороны, то для коллаборации и развития связей. Как лаборатория выросла из показа только эскизов до целого фестиваля с выставкой, лекциями, премьерным блоком и гастролями, так и театральный эксперимент в городе кажется уже неотъемлемой частью культурного ландшафта и очень интересно, как он будет развиваться дальше.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 5
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.