Хедлайнером завершившегося в конце прошлой недели в Казани театрального форума «Науруз» стал спектакль «Чернобыльский идиот» Хедлайнером завершившегося в конце прошлой недели в Казани театрального форума «Науруз» стал спектакль «Чернобыльский идиот» Фото: Фоат Гарифуллин

«НОСЯТ БОЛЬШИЕ МЕХОВЫЕ ШАПКИ, РАСПЛАЧИВАЮТСЯ ГРИВНАМИ, ПЬЮТ РАДИОАКТИВНОЕ МОЛОКО...»

Сквозь густые украинские леса на старенькой дрезине, управляемой крепышом сталкером, пробирается в зону отчуждения весьма любопытная компания: Рогожин, Лебедев, Мышкин. Один успешно торгует там продуктами первой необходимости, второй просто без дела ошивается, третий возвращается в Припять после долгого лечения, естественно, в Швейцарии и жаждет припасть к родной радиоактивной земле. В Припяти их встречают прекрасные люди с красными лицами, зелеными волосами и гордым нравом истинных аристократов, не готовых продаться за американскую гуманитарную помощь, а вот за 100 тыс. гривен — может быть...

Спектакль «Чернобыльский идиот» колумбийского режиссера Алехандро Гонсалеса Пуче, показанный на международном театральном форуме «Науруз», подкупает не столько неожиданным прочтением романа Достоевского, сколько той безоглядной свободой и простодушием, с которыми колумбийская театральная банда вырывает героев «Идиота» из привычного контекста и отправляет их в Страну Чудес посреди Рыжего леса.

Фото: Фоат Гарифуллин

В первой своей части мир спектакля захватывает совершенно. Здесь разговаривают на испанском, носят большие меховые шапки, расплачиваются гривнами, пьют радиоактивное молоко и щеголяют со следами облучения на лице без малого 30 лет, здесь, наконец, не играют никакой роли причинно-следственные связи. Это русский мир в период полураспада. И видения его так резонируют с сегодняшним днем, что удивительно получать эту «гуманитарную» посылку с другой стороны земного шара. Сочиняя свой спектакль, колумбиец с российским театральным образованием Алехандро Гонсалес Пуча (учился на режиссерском факультете ГИТИСа) не стремится к какой бы то ни было фактической правде, наоборот, чем дальше, тем больше он уводит нас от всякого узнавания. И все же «Чернобыльский идиот» — это спектакль о нашей родине, о той самой общей родине, на которую невозможно вернуться, потому что она развалилась, взорвалась, непригодна для жизни и неизбежно тебя убьет. И также это спектакль о чувстве родины, вшитом на подкорку, и оно, несмотря ни на что, заставляет возвращаться туда, где нет и не может быть жизни, и радоваться этому возвращению как заправский идиот.

Фото: Фоат Гарифуллин

«РОГОЖИН, ПОХОЖИЙ НА ЖИЗНЕРАДОСТНОГО НАРКОБАРОНА»

В сценическом сумраке театра им. Камала высятся несколько мрачных бетонных блоков, которые работают и как проекционные поверхности, и как серые стены ветхого жилфонда зоны отчуждения. Они и хостел Гани Иволгина, и гостиная в доме Тоцкого, и особняк Рогожина, и могильные плиты для удивительно витальных мертвецов. И посреди этих унылых серых плит идет развеселая возня. Природа спектакля «Чернобыльский идиот» карнавальная, макабрическая. Режиссер упоминает в программке братьев Стругацких, Андрея Тарковского и Светлану Алексиевич, кажется, стоит упомянуть еще и пушкинский «Пир во время чумы», ведь обстоятельства чернобыльской катастрофы обессмысливают все сюжетные повороты романа и душевные терзания героев, но совершенно оправдывают тот пьяный угар, в котором существуют все персонажи спектакля. Молодые колумбийские актеры (Джимми Луна, играющий роль Мышкина, Фелипе Перес Агудело, исполняющий Рогожина, Вейн Муго  — Настасья Филипповна) страстно и исступленно пляшут свой дансмакабр, и нет сомнений, что ждет их всех в финале.

Фото: Фоат Гарифуллин

Но режиссер и артисты все-таки слишком влюблены в роман Достоевского, слишком зависят от него, и поэтому, чем дальше, тем чаще забывают про чернобыльскую линию спектакля и торопятся рассказать историю князя Мышкина до конца. И грубая, острая карикатура  — Настасья Филипповна вынуждена вести длинные беседы со школьницей Аглаей, объяснять мотивы своего поведения Рогожину и бесплотным обнаженным духом витать над собственным безжизненным телом. А Рогожин, похожий здесь на жизнерадостного наркобарона, теряет весь кураж в тщетных попытках отразить сложные переживания новоявленного убивца. И хоть чернобыльский Мышкин приобретает со временем красный цвет лица и то и дело попадает в реабилитационную барокамеру, на сюжет Достоевского это мало влияет.

Кажется, что так лихо и радикально переписав зачин истории, дальше создатели спектакля, как в этакую литературную Припять, все же возвращаются в роман Достоевского, обжигаются, получают дозы радиации и все-таки, зачарованные, идут до конца.

Оксана Кушляева