СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ

Включая в репертуар парижской оперы «Снегурочку», интендант театра Стефан Лисснер сильно рисковал: за пределами России оперу Римского-Корсакова до сих пор ставили в прямом смысле раз-два и обчелся, да и на родине ее знают в основном по записям. У нас «весенняя сказка», как называл «Снегурочку» сам композитор, звучала, конечно, чуть чаще, чем в Европе, но ставилась в большинстве случаев в традиционалистском ключе, а спектаклей, вписывавших партитуру Римского-Корсакова в современный театральный контекст, не было и вовсе. Лисснер не побоялся поставить на темную лошадку и выиграл: постановке Дмитрия Чернякова в итоге была уготована роль флагманского проекта прошлого сезона парижской оперы. Сегодня видеозапись спектакля, впервые показанного в апреле на сцене Opéra Bastille, выходит в мировой кинопрокат в статусе визитной карточки легендарного французского театра и едва ли не ключевой премьеры европейской оперной сцены уходящего года. В России «Снегурочку» показывают в рамках проекта Opera HD, в зимней афише которого среди прочего значится и парижский «Дон Карлос» c феноменальным вокальным составом во главе с Ильдаром Абдразаковым и Йонасом Кауфманом (трансляция в Казани запланирована на 14 января будущего года).

Режиссер «Снегурочки» Черняков с начала нулевых остается не только главным возмутителем спокойствия нашей музыкальной сцены, но и едва ли не главным ее культурным героем. Именно Чернякову удалось доказать, что хрестоматийная оперная классика свободно конвертируется в повестку дня современного искусства: его «Сказание о невидимом граде Китеже» (2001), «Жизнь за царя» (2005) в Мариинке, «Евгений Онегин» (2006) и «Руслан и Людмила» (2012) в Большом стали важнейшими вехами новейшей истории отечественного музыкального театра. 12 лет назад по приглашению знаменитого дирижера Даниэля Баренбойма Черняков дебютировал на Западе, выпустив «Бориса Годунова» в берлинской Staatsoper (2005), и начал восхождение на европейский театральный олимп, за считаные годы сделав себе имя постановками редких для западной сцены русских названий — от «Хованщины» в Мюнхене и «Игрока» в Ла Скала до «Князя Игоря» в Нью-Йорке.

Сегодня Черняков, только что признанный влиятельным журналом Opernwelt режиссером года, пожинает лавры едва ли не самого востребованного оперного постановщика Европы, причем его репертуар в последние годы отнюдь не ограничивается одной лишь русской классикой. В миланской La Scala он ставит «Травиату» Верди, в Берлине — вагнеровского «Парсифаля», а на фестивале в Экс-ан-Провансе — «Кармен» Бизе: Запад доверяет режиссеру из России сложную и кропотливую работу по актуализации национальных оперных мифов. В этом смысле творческий путь Чернякова — уникальный по нынешним временам пример интеграции русского художника в мировой культурный рынок: столь успешной карьеры за рубежом до сих пор не удавалось сделать ни одному из наших режиссеров, причем ни на драматической, ни на оперной сцене. Между тем в самой России Черняков не ставит новых спектаклей уже долгих пять лет — с тех пор, как его постановка «Руслан и Людмила» спровоцировала скандал на открытии исторической сцены Большого театра, — и, по слухам, новых проектов на родине не планирует.

Нынешний показ «Снегурочки» в кино — удачная возможность увидеть одну из последних работ выдающегося режиссера, не выезжая на Запад: гендиректор Большого Владимир Урин не раз заявлял о том, что сотрудничество с Черняковым в ближайшие годы будет продолжено. Но, как говорят, после скандала вокруг балета «Нуреев» сам режиссер к этой перспективе несколько охладел.

«СНЕГУРОЧКА»: РЕЖИССЕРСКАЯ ВЕРСИЯ

Поклонники Чернякова хорошо знают, что его почерк значительно меняется от спектакля к спектаклю в зависимости от задач, которые ставит перед режиссером та или иная партитура — скажем, трепетный московский «Евгений Онегин» мало чем похож на жестко-формальную «Лулу» Альбана Берга в Мюнхене. Неизменной во всех постановках остается лишь одна черта режиссерского стиля — градус психологического накала и степень подробности разработки действия у Чернякова всегда таковы, как будто смотришь не оперный спектакль, а фильм Бергмана или Ханеке. Именно поэтому часто звучащие сегодня вопросы о том, имеет ли в принципе смысл смотреть оперу в кино и не теряют ли постановки при переносе на экран «эффекта присутствия», в случае Чернякова утрачивают всякий смысл: спектакли этого режиссера созданы для большого экрана — и их просмотр в кино зачастую дает едва ли не больше впечатлений, чем посещение «живого» спектакля. Действие у Чернякова всегда выстроено на мельчайших деталях, не всегда заметных из зрительного зала, к тому же он всегда очень плотно работает с операторами и с режиссерами трансляции, определяя последовательность планов таким образом, чтобы сфокусировать внимание зрителя на нюансах авторского замысла, так что фактически в кино у нас есть возможность посмотреть «режиссерскую версию» спектакля.

Это особенно важно в случае «Снегурочки» — Черняков по-своему расставил акценты в партитуре Римского-Корсакова: сводя на нет сказочно-волшебный план оперы, он переосмыслил и максимально усложнил не только природу чувств персонажей, но и то, что в театре принято называть предлагаемыми обстоятельствами. Берендеево царство у Чернякова располагается на лесной поляне, облюбованной под автокемпинг компанией современных ролевиков, удалившихся в чащобу, чтобы инсценировать там древнерусские обряды под присмотром главного идеолога, Царя Берендея (выдающаяся роль солиста Большого театра Максима Пастера). Поначалу костюмированные представления «под старину» выглядят вполне безобидно, но в финале спектакля над сценой будет угрожающе полыхать восьмиконечная свастика-коловрат, а главная героиня окажется жертвой чужой циничной игры. Снегурочка — единственная, кто в спектакле Чернякова не играет роль, не следует ритуалам, но ведет себя максимально естественно: пускай нелепо и неловко, но неизменно искренне, за что и будет жестоко наказана.

ЭКЗАМЕН НА АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ

Парижский спектакль имеет мало общего с традиционными трактовками «Снегурочки» не только в театральном плане — попытку радикально переосмыслить оперу Римского-Корсакова предпринял и музыкальный руководитель постановки Михаил Татарников. У дебютировавшего в парижской опере главного дирижера петербургского Михайловского театра «Снегурочка» звучит непривычно сдержанно, приглушенно, интровертно — Татарников отказывается превращать партитуру в карнавальное парад-алле из броских, эффектных музыкальных номеров, внимательно вслушиваясь в драму спектакля Чернякова.

Однако едва ли не главным соавтором режиссера в «Снегурочке» стала исполнительница заглавной партии Аида Гарифуллина — не будет преувеличением сказать, что татарское сопрано проснулась знаменитой именно после парижской премьеры. К первому выступлению в Opéra Bastille Гарифуллина подошла с солидным резюме — западные меломаны знали ее и по работам в Вене, и по вышедшему аккурат накануне премьеры сольному диску на Decca. Певица была на хорошем счету у французского зрителя, но «Снегурочка» все равно произвела в Париже эффект разорвавшейся бомбы: автор этих строк присутствовал на премьере спектакля и может засвидетельствовать — сдержанная и чопорная публика парижской оперы устроила Гарифуллиной такую стоячую овацию, о которой дебютирующая на подмостках Opéra Bastille певица может только мечтать. Заочно было понятно, что партия Снегурочки идеально подходит для хрустальной колоратуры Гарифуллиной, но едва ли не в большей степени парижане оценили ее незаурядное артистическое дарование.

Консервативные, традиционалистского типа спектакли венской оперы не позволяли развернуться Гарифуллиной-актрисе, так что до сих пор ее ценили преимущественно как обладательницу эффектного голоса. А вот «Снегурочка» с ее нетривиальной разработкой образа главной героини заставила и меломанов, и директоров крупных театров заговорить о Гарифуллиной в первую очередь как о блестящей артистке, идеально соответствующей запросам современной оперной индустрии, ценящей актерскую доблесть и отчаянность не меньше, чем совершенство вокала. Талант Гарифуллиной оценил и сам Черняков, требующий от своих актеров вроде бы несочетаемого — филигранного следования тщательно выстроенному рисунку роли и одновременно способности сжигать себя на сцене дотла. Неслучайно сразу же после премьеры «Снегурочки» режиссер предложил певице ангажемент в своем следующем громком проекте в Opéra Bastille — партию Наташи в прокофьевской «Войне и мире», постановка которой запланирована на будущий сезон. Впрочем, в столицу оперной Европы Гарифуллина вернется еще раньше — в роли Мюзетты в «Богеме» Роберта Карсена, которая будет идти в парижской опере до конца декабря.

Дмитрий Ренанский