«Федерализм в России и США диаметрально противоположны по своему внутреннему содержанию. У нас он построен на слове „дайте!“, у них — на слове „не мешайте!“

«ЧТО ТАКОЕ ФЕДЕРАЛИЗМ В НАШЕЙ СТРАНЕ? ЭТО БОРЬБА С МОСКВОЙ»

Языковые баталии в Татарстане проходят на фоне 25-летнего юбилея Конституции РТ. В определенном смысле именно это событие можно считать отправной точкой рождения федерализма в современной России, конституция которой была принята, как известно, годом позже. В разгоревшихся дискуссиях на тему преподавания татарского в школе многие из нас выражают обеспокоенность не только будущим татарской нации, но и судьбой федеративных отношений в стране. Оправданно ли мы называем наше государство Российской Федерацией? Или уже пора подыскивать ему новое название, что-то вроде Российская Унитарность? В США среди прочего я искал ответ и на языковой вопрос в контексте того, как он соотносится с федеративным устройством государства.

Для начала надо понять главное: федерализм в России и США диаметрально противоположны по своему внутреннему содержанию. У нас он построен на слове «дайте!», у них — на слове «не мешайте!». Это два совершенно разновекторных полюса мировосприятия.

Что такое федерализм в нашей стране? Это в некотором смысле «борьба» с Москвой. В самом деле, все 25 лет новейшей демократии мы только и занимались перетягиванием каната с федеральным центром: по поводу оставляемых в республике денег, графической основы используемого шрифта, наименования должности руководителя региона и вот теперь по поводу преподавания татарского языка в школе. Мы гордились тем, что продемонстрировали свою политическую субъектнось, заключив с Москвой договор о разграничении полномочий. И сильно расстроились, когда этот договор продлевать с нами не стали. У нас все завязано на Москве. По большому счету, именно там решается судьба регионов. И наш федерализм заключается в том, чтобы убедить федеральных политиков и чиновников принимать такие решения, которые бы учитывали хотя бы чуть-чуть и региональные интересы.

Во многом это обусловлено историей нашей страны, которая всегда формировалась вокруг центра. Кого-то присоединяли силой, какие-то территории прирастали по доброй воле. К слову, нервозно-неоправданная подозрительность Москвы в отношении «сепаратизма» регионов, стоит им лишь начать отстаивать свои национальные интересы, является ничем иным, как отголоском исторической вины, связанной с их завоеванием. Как бы там ни было, в результате сформировалась фундаментальная парадигма нашего внутриполитического устройства, которое при всех формах правления всегда выстраивается по одной схеме: вдоль меридианных линий центр — периферия. У американцев совершенно иная логика национальной истории. США создавались в чистом поле государственности. На американский континент приехали колонизаторы и начали обустраивать свою жизнь с нуля. Затем они решили отделиться от метрополии и создать свое собственное государство. Так и появились Соединенные Штаты. Здесь начальной точкой отсчета выступают штаты, то есть не некий единый центр, а целое множество территорий. Другими словами, США создавались снизу.

Поэтому в США абсолютно иная матрица федерализма. Там нет такого центра, как Москва. Даже близко. А как же Вашингтон? Это совершенно другое. Вашингтон — словно ООН, некая точка сборки равноправных субъектов политики. Он и создавался как нейтральная территория. Предполагалось, что политики будут находиться в нем только на время своего срока службы. Поэтому округ Колумбия, который был создан под американскую столицу, изначально не имел ни представителей в конгрессе США, ни право голоса при выборе президента страны. В самом деле, было бы странно давать аппарату ООН голос при решении международных вопросов. ООН — это просто площадка, где встречаются большие дяди и не более того. Вашингтон — примерно то же самое.

«Не будет права на ношение оружия и возможности послать любого куда подальше, полагают многие в США, — не будет и американцев»

«В СИЛУ ЭТОГО МЕНТАЛИТЕТА ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ЦЕНТР В США НЕ СЛИШКОМ УЖ И ВОЛЕН РЕШАТЬ СУДЬБУ АМЕРИКАНСКИХ РЕГИОНОВ»

Когда вы находитесь в США, вы повсеместно чувствуете, как ток общественной жизни течет снизу вверх, «от корней травы», как говорят, сами американцы. Это сложно передать словами, но образ самоуверенного американца, закинувшего свои ноги на стол (правда, при нас никто так не делал), который мы часто видим в кино, мог бы стать неплохой иллюстрацией к сказанному. В США очень многие ощущают себя именно так: людьми, которые ни от кого не зависят и сами решают свою судьбу.

Есть теория, согласно которой, подобный менталитет был во многом сформирован под влиянием права на ношение оружия. Кольт в руке позволяет любому застолбить свое жизненное пространство и послать всех остальных куда подальше. Вот почему американцы так болезненно реагируют на любые посягательства отнять у них это право. Для них оружие — как для нас язык. Не будет татарского языка, считаем мы, — не будет и нации. Не будет права на ношение оружия и возможности послать любого, куда подальше, полагают многие в США, — не будет и американцев.

Все это лежит в геноме американского федерализма. Американцы шлют куда подальше и свое собственное федеральное правительство. «Мы не доверяем нашему правительству. Точка», — сказал нам на встрече Имад Хамад из американского совета по правам человека. И это неудивительно: США преимущественно создавали люди, бежавшие от репрессивных систем у себя на родине. Поэтому создав свое собственное государство, американцы предпочитают держать его от себя на расстоянии. Эту мысль прекрасно иллюстрирует один анекдот, в котором рассказывается, как американец летел в самолете вместе с европейцем. Пролетая над Англией, европеец восклицает: «Мы летим над Великобританией, владычицей морей. В ней правит Королева». «Имел я вашу королеву», — бросает американец. «Мы пролетаем над Францией, родиной великой революции и Первого Консула!» — продолжает европеец. «Имел я  вашего консула», — реагирует американец. «Мы пролетаем над Ватиканом, резиденцией Папы Римского», — говорит европеец. «Имел я вашего Папу», — снова твердит свое американец. «Ах так! — не выдерживает европеец. — Тогда я имел вашего президента!» «И что с того?» — спокойно отвечает американец. — Я имею его по три раза в день». «Правительство работает на нас, а не мы на правительство», — выразил примерно ту же мысль один из профессоров на лекции, прочитанной нам в Библиотеке конгресса США.

«Федеральный центр в США не слишком волен решать судьбу американских регионов. Они сами принимают законы, которые посчитают нужными»

В силу этого менталитета федеральный центр в США не слишком уж и волен решать судьбу американских регионов. Они сами принимают законы, которые посчитают нужными. Это приводит просто к невообразимой многоголосице практически во всем. Так, например, в Мичигане, где мы жили, максимальная скорость движения на трассе 70–75 миль в час, в Огайо — 65. А в Монтане вообще нет ограничения скорости на некоторых участках дороги. Так решили сами штаты без каких бы то ни было указок сверху. Другой пример. В разных штатах действуют разные строительные стандарты. Штатам самим виднее, какие требования к зданиям нужно принимать во Флориде, где болотистая местность, а какие в Калифорнии, расположенной в зоне сейсмической активности. То же самое и с регулированием профессий. Свои требования у разных штатов есть не только к юристам, учителям, бухгалтерам, но даже к сантехникам, парикмахерам и переводчикам. По этой причине представители многих профессий не могут работать в соседних штатах. Им для получения местной лицензии требуется подтвердить свою профессиональную  пригодность в соответствии с теми нормативами, которые существуют в другом штате. Даже переводчики пересдают экзамены, если у штатов нет соглашения о взаимном признании профессиональных стандартов. И таких примеров можно привести огромное множество.

Я спрашиваю у американцев: «А в чем тогда роль федерального правительства? Зачем оно вообще вам нужно?» «Прежде всего для трех вещей, — отвечают они, — для обеспечения обороны страны, организации правоохранительной системы и регулирования денежной массы».  «А насколько для штатов обязательно следовать решениям федерального центра?» — снова спрашивает ваш покорный слуга. И, оказывается, тут все зависит от многих факторов. Федеральное правительство, например, запретило в США легкие наркотики. Однако примерно половина штатов разрешило их использовать в медицинских целях, а где-то и как средство для расслабления. На федеральном уровне были разрешены аборты. Но некоторые штаты ограничивают эту практику, хотя полностью ее запретить и не решаются. И никто против них не насылает в связи с этим прокурорские проверки. Логика здесь следующая. Если вопрос не принципиальный, федеральное правительство может закрывать глаза на иную позицию штата. Многое зависит от генерального прокурора: он решает, стоит ли проявлять настойчивость или нет в доведении до конца федерального решения на местах. Так, когда в США на национальном уровне была отменена сегрегация в школах, некоторые южные штаты отказались подчиниться. Тогда в своевольные штаты была отправлена национальная гвардия. Устранение расовой сегрегации в отличие от легких наркотиков оказалось вопросом куда более принципиальным.

«В США, за исключением нескольких штатов, нет официального языка»

«ОРИЕНТАЦИЯ НА ПОТРЕБИТЕЛЯ В США НЕ ПЕРЕТЕКАЕТ В СООТВЕТСТВУЮЩИЕ НОРМЫ ОБРАЗОВАНИЯ»

Мы спрашиваем: «А как вся эта политическая конфигурация отражается на языковом вопросе?» «В США, за исключением нескольких штатов, нет официального языка, — отвечают нам, — поэтому все услуги, в том числе государственные, предоставляются на том языке, на котором говорит их потребитель». В США есть понятие языковой карты, которая отражает распространение разных языков на территории. Этой картой руководствуются как государственные, так и частные учреждения. Например, в Мичигане после английского самый распространенный — арабский (спасибо Генри Форду, который массово завозил в штат рабочих для своих заводов из арабских стран). Немало и других языков. Поэтому для учреждений Мичигана распространять информацию на пяти-шести языках — вполне стандартная ситуация. В некоторых школах это делают на 12 языках. А перечень прав человека, который подозреваемому зачитывают при задержании, в Мичигане официально переведен аж на 30 языков. «А что будет, если человек упрется и захочет, чтобы с ним разговаривали на языке, который даже не отражен в языковой карте региона, например, на татарском?» — спрашиваю я у нашего переводчика. «В моей практике был случай, когда задержанный хотел разговаривать только через украинского переводчика. Вопрос был решен». «Для таких случаев существуют специальные службы, — добавляет она, — например Language Line Services, который по телефону или в письменном виде предоставляет перевод  на 300 языках».

Необходимость предоставлять клиентам услуги на их языке, накладываясь на малоразборчивость многих американцев в языковом вопросе, порождает много комичных случаев. Один из них нам рассказала руководитель проекта «Мосты» арабка по происхождению Сухейла Амен, предки которой живут в США уже 150 лет и для которой английский намного более родной, чем арабский. Однажды она оказалась в одном из американских провинциальных городков, где зашла в местный магазин. Кассир, увидев женщину в хиджабе, решила, что Амина не говорит по-английски и, сказав ей «Одну минуточку», спешно удалилась, как выяснилось позднее, в поисках переводчика. Через некоторое время она привела уборщицу, бывшую родом из Афганистана и говорившую на пушту. Другими словами, для многих американцев существует только два языка: английский и неанглийский. Ну как тут не вспомнить Михаила Задорнова?

«Английский язык активно впитывает в себя влияние многочисленных народов, приехавших в США со всего света. В результате повсеместно возникает английский язык с бесчисленным множеством вариаций»

Впрочем, ориентация на потребителя в США не перетекает в соответствующие нормы образования. Да, информацию родителям в школах предоставляют на многих языках, однако само обучение ведется только на английском. «У нас в Диарбоне, — говорит Имад Хамад, — в одной школе из 1200 учеников 1100 арабов. И все они обучаются на английском». Иногда школы предоставляют ученикам на занятиях переводчика, нередко берут на работу двуязычных учителей, могут и рабочие тетради сделать на родном для учеников языке. Однако национального обучения, за которое борются  татарские активисты в Татарстане, как такового нет. Во многом это связано с позицией самих родителей, которые хотят, чтобы их дети благополучно интегрировались в американское общество и смогли сделать успешную карьеру. Национальные языки могут изучаться в школе как иностранные, им обучают в диаспоральных организациях, но в школах обучение на них не ведут.

Что интересно, языковой либерализм отражается в так называемом принципе инклюзивности. Он означает, что в языке разрешено все, что не запрещено. «Английский язык, — сказал нам один из лекторов в Библиотеке конгресса США, — это не стандарт, а губка». Другими словами, он активно впитывает в себя влияние многочисленных народов, приехавших в США со всего света. В результате повсеместно возникает английский язык с бесчисленным множеством вариаций. Но никто сверху не вмешивается в данный процесс. Поэтому для того, чтобы упорядочить возникающую разноголосицу, различные издания устанавливают сами для себя стандарты языка, которыми и руководствуются в работе. И снова принцип «от корней травы» в действии.

Наличие прав не означает, что они автоматически будут реализованы. За это надо будет еще побороться

«В МИЧИГАНЕ МЫ УВИДЕЛИ ДВА ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ МИРА»

У жизни «от корней травы» есть и темная сторона. Вам предоставлены только возможности. Но наличие прав не означает, что они автоматически будут реализованы. За это надо будет еще побороться. В США никто ничего не приносит на блюдечке. Во время встречи с помощником сенатора от Мичигана Джеймсом Джексоном я задаю ему дежурный вопрос о границах светскости: «В штате Юта мормоны смогли добиться права на заключение полигамных браков. Учитывая, что в вашем штате проживает много мусульман, разрешается ли им в соответствии с их религиозными убеждениями создавать подобные семьи?» «Нет», — коротко отвечает он. «А не кажется ли вам, что „навязывая“ всем челнам общества исключительно прохристианскую модель семьи, вы тем самым противоречите первой поправке Конституции США, обусловливающей отделение государства от религиозных принципов?» — снова уточняю я. «Да, противоречим», — ничуть не смущаясь, отвечает он. И в этом честном ответе вся суть принципа «от корней травы». Политика абсолютно не беспокоит данная ситуация лишь потому, что его избиратели не ставят перед никаких соответствующих задач. А без их социального запроса он ничего предпринимать не будет.

У нас же все по-другому. Возьмем, к примеру, проблему с хиджабами в школах. Как она возникла? Некоторые жители Ставрополья испытывали фобии к мусульманкам в платках. Они выразили свою обеспокоенность перед президентом страны. Однако вместо того что разобраться с этим вопросом на местном уровне, причем самим жителям Ставрополья, было принято решение, затрагивающее абсолютно все регионы России, в том числе и Мордовию, где у учениц и даже учителей, исповедующих ислам и преподающих в полностью татарских (читай: мусульманских) селах, появились огромные проблемы. На мой взгляд, абсолютно абсурдная ситуация. Мир вверх дном: от вершин к корням.

«В Америке любой, кто не умеет бороться за свои права и интересы, скатывается на обочину жизни»

Впрочем, в США есть немало людей, кто бы хотел, чтобы их жизнь была организована по такому же принципу. Ведь в Америке любой, кто не умеет бороться за свои права и интересы, скатывается на обочину жизни. В Мичигане мы увидели два параллельных мира: мир белых и мир черных, которые мало пересекаются между собой. Да, афроамериканцам в свое время формально дали свободу и равноправие. Но они, бывшие рабы, не всегда знают, как бороться за свои права. У них в культуре по понятным причинам не было таких традиций, нет и соответствующего менталитета и стратегий действий. Поэтому многие из них влачат просто жалкое существование даже по российским меркам. Не знаешь, как обустроиться в жизни? Это твои проблемы. И никто в патерналистском духе за тебя действовать не будет. Впрочем, наверное, правильнее считать это не столько темной составляющей жизни в США, сколько оборотной стороной свободы.

Очень бы хотелось, чтобы мы не повторили судьбу этих людей и в языковом вопросе смогли бы отстоять свои законные права. В конце концов, несмотря на существующие исторические традиции, нам самим решать, как прожить свою жизнь: от корней травы или от вершин к корням.

Рустам Батыр

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции