Version:1.0 StartHTML:0000000167 EndHTML:0000032189 StartFragment:0000000606 EndFragment:0000032173

Самим предназначением армии военачальник наделен чрезвычайным правом, которым не обладает ни одно должностное лицо государства, - распоряжаться жизнью вверенных ему людей. Но формальная сила уставного права умножается многократно личным примером командира, когда приказ "на смертный бой с врагом" отдается смелым, решительным, волевым, знающим свое дело, внушающим доверие и уважаемым бойцами воинским начальником.


Именно таким боевым командиром проявил себя в годы Великой Отечественной войны молодой офицер Махмут Ахметович Гареев. Прослужив в Советской армии более 50 лет, став одним из самых известных и авторитетных генералов Советской армии, участник семи войн XX века, генерал Гареев и сегодня остается в строю как выдающийся военный теоретик, историк и публицист. Ныне у прославленного боевого ветерана солидный, 85-летний, юбилей. 1923 год рождения - это особый возраст в истории той страшной войны. Именно это поколение приняло на себя самый страшный удар начального периода. Этот возраст был почти весь "выкошен". Генерал Гареев один из немногих, кому было суждено выстоять, отличиться личной отвагой и умением побеждать, воюя в самом пекле - ротном, батальонном и бригадном звеньях, находясь на передовой с 1941 по 1944 год.

Горжусь тем, что много лет спустя после войны, в конце 60-х годов прошлого века, генерал Махмут Гареев был моим командиром. Дистанция между нами была огромная. Он - командир дивизии, прошедший всю войну, преданный до самоотречения военному делу генерал. Я - старший лейтенант, командир учебного танкового взвода, офицер, избравший военную судьбу не по призванию, а по житейским обстоятельствам. При генерале Гарееве и во многом благодаря ему я окончательно примирился со своей военной судьбой.

Тем, что я нашел свое скромное место в армейской жизни и никогда не пожалел об этом, я обязан двум моим командирам, двум замечательным генералам Советской армии, умнейшим, высокопрофессиональным, интеллигентным военачальникам - генералу Сергею Федоровичу Ахромееву, будущему маршалу с трагической судьбой, и генералу Махмуту Ахметовичу Гарееву. 

Они оба 1923 года рождения, то есть ровесники, и почти близнецы по боевой биографии. Сменив один другого, командовали учебной танковой дивизией Белорусского военного округа, были моими старшими командирами. Чувство благодарности к ним не позволяет мне умолчать об одном из них, когда пишу свои воспоминания о другом.

Благодаря генералу Ахромееву осуществилась моя мечта - получил разрешение на учебу на философском факультете Белорусского государственного университета. До его прихода в нашу дивизию я три года подряд получал жесткий отказ. Начальство не одобряло стремления строевого офицера учиться в гражданском вузе, да еще по гуманитарной специальности. Наверное, мешало и то, что при всех моих хороших показателях по боевой и политической подготовке было известно, что я не любил службу. Точнее, ее солдафонский компонент. Но генерал Ахромеев поддержал мое ходатайство об учебе. Четвертый по счету рапорт ушел в округ с его сильной резолюцией: "Пусть учится. Прошу не мешать!". Красный диплом БГУ "с отличием", полученный мной благодаря генералу Ахромееву, открыл мне дорогу дальнейшей службы и жизни. Горько сожалею, что не успел встретиться с ним и высказать слова благодарности. До выхода в отставку опасался, что мое обращение поймут неверно. Потом закрутились события, и случилось то, что случилось.

Никогда не откладывайте на потом слова благодарности!

Кем для меня стал генерал Гареев, сменивший генерала Ахромеева, коротко не выразишь.

Я вырос в маленькой деревушке. С отцом распрощался навсегда в свои неполные пять лет, в июле 1941 года. Он вскоре погиб под Ленинградом. Погиб под Смоленском в самом начале войны и мой родной дядя - лейтенант, командир минометного взвода. Не было у меня ни старших, ни младших братьев. В юные годы не у кого было учиться мужской науке жизни, не с кем было советоваться, как строить жизнь. Армия, где я оказался волей обстоятельств, была для меня, мягко говоря, не родной средой.

Наверное, чувство неустроенности в жизни, неосознанная "застарелая" потребность в старшем товарище-учителе и примере для подражания отразились на моем особом отношении к новому комдиву Махмуту Ахметовичу Гарееву. Вышло так, как будто я ожидал и искал встречи именно с этим человеком.

Было достаточно послушать первые его выступления и лекции перед офицерами дивизии, и я был покорен его глубокой и разносторонней эрудицией, широтой мышления, великолепным ораторским мастерством, талантом увлечь всех своими замыслами. Слушали мы его лекции с восторженным интересом к содержанию и с эстетическим наслаждением от культуры речи и красоты изложения. Ни до, ни после мне не приходилось встречаться с подобным лекторским и ораторским мастерством

Это была огромная удача - встретить в жизни человека, чьи личностные качества, широту и образ мышления воспринимаешь как образец для подражания, чей пример прибавляет уверенности в себе, позволяет четче увидеть собственные недостатки и слабости, заставляет стыдиться за них. Поражала нестандартность и смелость его решений и командирских поступков. Один ошеломивший всю дивизию пример - "торжественное собрание", посвященное 50-летнему юбилею Великой Октябрьской социалистической революции. Оно вызвало шок у ортодоксальных партийцев. Лишь люди моего поколения могут оценить, что значит посметь поломать железобетонные традиции подобных мероприятий с их многолюдным президиумом из надутых персон; с портретами классиков и лозунгами по всему залу; с напыщенным часовым докладом; с громкими восхвалениями в адрес КПСС и ее вождей; с фанфарами, пионерами, ношением знамен и прочей мишурой. На том юбилейном дивизионном "торжественном собрании" в Доме офицеров военного городка Печи в городе Борисове Минской области Белоруссии 6 ноября 1967 года ничего этого не было! После небольшого яркого вступительного слова самого комдива состоялся умный, жизнерадостный праздничный вечер сослуживцев и их семей с веселыми концертными номерами, неформальным представлением и награждением достойных людей. Не знаю, как такое новшество сошло генералу.

Потрясающим по эмоциональному воздействию было торжественное праздничное построение личного состава дивизии 7 ноября 1967 года, в день юбилея, на просторном поле бывшего в годы войны полевого аэродрома. Праздничные построения войсковых частей - это отработанный воинский ритуал: встреча и приветствие командира, вынос боевого знамени, зачитывание праздничных приказов и прохождение подразделений торжественным маршем перед начальством на трибуне. Короче, формальное и тоскливое для бойцов мероприятие. Торжественное построение по случаю юбилея Октябрьской революции тоже не предвещало ничего особого, а учитывая холодный осенний дождь, - ничего хорошего. "Грело" солдатскую душу лишь ожидание торжественного и вкусного обеда, обещанного комдивом накануне.

Дивизия выстроилась, заполнив все поле. Точно в назначенное время прибыл комдив, послушал доклад о завершении построения, поздоровался с личным составом. Прозвучало не очень мощное "Здравия желаем!". Наконец - команда "Вольно!" - можно "согреться" энергичными движениями, не сходя с места. Все, как обычно. Тут передние шеренги обратили внимание, что комдив направился не к защищенной от непогоды генеральской трибуне, а встал на открытый помост, который использовался при проведении массовых спортивных мероприятий на поле. Туда же поднесли микрофоны. Гареев начал свою речь, незабываемую для тех, кому посчастливилось стоять 7 ноября 1967 года под низкими мокрыми тучами на бывшем полевом аэродроме гарнизона Печи Белорусского военного округа. 

Произошло там нечто удивительное. С первых же слов выступления комдива без замечаний командиров прекратились шевеления в строю, переминания с ноги на ногу, тихие разговоры. Еще пара минут - и вся дивизия слушала своего командира уже по стойке "Смирно!". Без всякой на то команды! Без единого звука, кроме шелеста капель осеннего дождя. Без малейшего движения в многотысячном строю. Это было очень внушительным проявлением умения пламенным словом настроить волю и душу полководца и войска на одну волну направленного действия. Было Гарееву в ту пору 44 года.

Наша учебная танковая дивизия занималась подготовкой сержантов-танкистов по трем специальностям экипажа танка: командир танка, наводчик орудия и механик-водитель. Срок обучения по всем специальностям - шесть месяцев. Полковник Гареев прибыл к нам заместителем командира дивизии из Бреста, с должности командира мотострелкового полка. Очень скоро став комдивом, он удивил всех своим первым командирским решением. Собрал весь офицерский состав и объявил, что за те же шесть месяцев обучения курсантов он, командир дивизии, решил пройти полный курс учебной программы курсантов по всем трем танковым специальностям. Со сдачей экзаменов! Распорядился составить расписание занятий с ним в вечернее время, а темы и проведение занятий распределить по офицерам-танкистам дивизии. А в заключение заявил, что после овладения этими специальностями он сам будет устраивать экзамен, прежде чем подписывать представления на очередные воинские звания или на повышение по должности. Я учил тогда наводчиков, мне досталась тема: "Устройство, взаимодействие частей и механизмов 100-миллиметровой танковой пушки при стрельбе".

С порученной мне темой я справился. Естественно, ценой потери какой-то части нелишнего веса. Переживал, конечно. Даже после многих лет преподавательской практики я всегда испытывал волнение, идя на лекцию. А тут за столом в огневом классе нашего полка, хорошо оборудованном, с "живой" и разобранной пушкой, с отдельными ее частями в целости и в разрезанном виде, сидит и слушает меня один-единственный "курсант" в чине большого начальника. Все обошлось хорошо. Мне помогал один из моих сержантов. Само занятие отняло меньше сил, чем его ожидание. "Курсант" оказался дисциплинированным и любознательным. Слушал терпеливо, хотя, как мне показалось, он знал об этой несчастной пушке не меньше меня. Не перебивал и, главное, не "давил" чином. Распрощался, поблагодарив и меня, и моего помощника. То занятие с комдивом Гареевым, наверное, было более полезным для меня, мечтающего тогда о преподавательской работе. 

Так состоялось мое знакомство с Махмутом Гареевым, которое было чисто служебным. Ведь я был лишь одним из многих офицеров, с которыми комдив имел такие встречи.

Но однажды неформальное знакомство с комдивом чуть было не устроил мой четырехлетний сын Ильдар, человек довольно серьезный (утром в садик уже отправлялся самостоятельно). Это было время, когда комдив наводил первоначальный порядок в военном городке. Начал он с распоряжения о сносе самодельных сарайчиков и небольших погребов под ними, нагроможденных за тыльной стороной жилых домов. Семьи офицеров и сверхсрочнослужащих хранили там и лишний хлам, и картошку на зиму. Сооружения смотрелись очень живописно, хотя и малоэстетично. Каждый сколачивал их как мог из неограниченного разнообразия случайных "стройматериалов". Их снос для всех стал событием и, как ныне говорят, информационным поводом. 

Тема обсуждалась на кухнях не менее активно, чем горбачевская "перестройка" в другие времена. Видать, сынок наш наслушался этих разговоров и утром, идя в садик, увидел генерала, подошел к нему и поинтересовался: "Вы - генерал Гареев?". Тот ответил утвердительно и, в свою очередь, спросил: "Чем могу служить?". И услышал в ответ вопрос по существу: "Почему вы сломали наш сарай?". Вечером, придя из садика, сын с гордостью рассказал, как он генерала поругал. Ну мы с женой поинтересовались ответом генерала. А тот, оказывается, ничего не ответил, только спросил: "Как твоя фамилия?". Несколько дней я ожидал личной встречи с генералом с дополнительными вопросами уже ко мне. И очень хотел, чтобы она не состоялась. Так оно и вышло, к позднему моему сожалению. 

Еще одна моя встреча с комдивом Гареевым произошла на полигоне. Отрабатывалось самое сложное упражнение - стрельба из танка с ходу по движущейся цели штатными снарядами. Технология посещения комдивом практических занятий уже известна и привычна. Ее суть почти всегда была постоянна - "Делай, как я!". Прибыв на полигон или на танкодром, комдив Гареев не спешил подниматься на "вышку", то есть на наблюдательный пункт. Первым делом он подменял в экипаже одного из курсантов и садился на место наводчика или механика-водителя. Отработав упражнение всегда с хорошими результатами, шел на "вышку", чтобы некоторое время понаблюдать за ходом занятий. 

Так произошло и в тот раз, когда стреляли мои курсанты. К счастью, ребята не подвели. Если начальник, прибыв на место практических занятий, лишь поучает и устраивает разносы, то получать плохой результат при таком наблюдателе всего лишь страшно. А получать тот же результат при личном показательном примере начальника не страшно, но страшно стыдно. Наверное, и развал армии, и ее высокая боеспособность имеют в своей основе эти два разных подхода к боевой и моральной подготовке войск.

Нововведения генерала Гареева в боевой подготовке с ломкой закостенелых шаблонов очень скоро сделали нашу учебную танковую дивизию образцово-показательным учебно-методическим центром Вооруженных Сил СССР и армий стран всего Варшавского договора. Проводились показательные тактические учения, различные конференции, сборы с участием высшего командования Вооруженных Сил страны и наших союзников. Мне запомнилось одно из таких крупных учений с участием командования союзных армий.

Было это жарким летом, кажется, в 1969 году. Тогда меня уже перевели на политработу. Начал я с отдельного подразделения по химзащите. Получилось так, что наши курсанты-«химики» на дивизионном смотре строевых песен незадолго до тех учений заняли первое место. Моих заслуг в этом было мало. Нам повезло с набором личного состава. К нам, не знаю как, попала большая группа ребят с юга и запада Украины, из казачьих станиц, какой-то особо певучий народ. Когда строй трогался с места, им не нужно было приказывать: "Запевай!". Иногда приходилось, наоборот, сдерживать: "Да замолчите вы!". Пели чудно: бодро, на разные голоса. Забавно было послушать песенку про черного кота, который "жил да был за углом", исполняемую под строевой шаг. На первое место в дивизии у нас конкурентов не было. 

Итак, на те показательные учения для военного командования стран Варшавского договора наше химическое подразделение не взяли, но задействовали. По остроумному сценарию. Вот его суть. Высокие гости возвращаются из района учений. У дивизионного КПП они высаживаются из машин, чтобы пройтись пешком до офицерской столовой, любуясь красотой и ухоженностью городка. Войска уже идут из района учений. Мимо гостей по дороге, пересекающей центральную аллею, проходит одно из подразделений, возвращающееся с учений, четко печатая шаг и исполняя задорную казачью песню.

Все прошло по задуманному, без "временных и угловых отклонений" даже на секунду. Мы два дня, пока шли учения, терпеливо ждали у себя в расположении их окончания. В назначенное время снаряженные пехотной боевой экипировкой сосредоточились на исходном рубеже в лесочке. И по условному сигналу двинулись с песней по назначенному маршруту. "Певцы" наши восприняли эту затею с самого начало весело, не как нагрузку. Были в ударе. Нам потом сказали, что наше "возвращение с учений" очень понравилось, развеселило гостей и способствовало созданию хорошего настроения перед обедом и подведением итогов учений.

Много лет и событий прошло с тех времен. Очень рад, что знакомство с моим лучшим командиром - генералом армии Махмутом Гареевым не осталось в прошлом. Наши пути-дороги за эти годы не только не разошлись, они сблизились до дружбы. Стараюсь не упустить возможности встретиться с ним. Радуюсь, когда в нынешних поступках уже в почтенном возрасте вижу его таким же, каким он был всегда: принципиальным, самостоятельным и сильным в мыслях и поступках. 

Мне очень повезло с моими старшими товарищами по армейской службе. Разрешение на учебу, полученное благодаря генералу Ахромееву, и школа жизни, которую я прошел под началом генерала Гареева, стали для меня путевкой в жизнь и наполнили ее смыслом.

До конца своей жизни сохраню чувство благодарности к своим любимым командирам.

Преклоняюсь перед вами, мои генералы!

 

Фандас САФИУЛЛИН

«Военно-промыщленный курьер»

Опубликовано в выпуске № 33 (249) за 20 августа 2008 года

 

 

 

 

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции