Глыбу, что у стен Казанского кремля, раздобыли в Москве

Кафиль Амиров рассказывает, кто, как и с какими «приключениями» раздобыл мощную гранитную и абсолютно дефицитную глыбу под постамент памятника поэту, Герою Советского Союза

«ПАМЯТНИК ОБЯЗАН ЧЕЛОВЕКУ, ПОЛУЧИВШЕМУ ДЛИТЕЛЬНЫЙ СРОК»

Каждый раз, когда вижу этот памятник или разговор о нем зайдет, то вспоминаю, что многим в судьбе своей он обязан человеку, который получил длительный срок за хищение в особо крупных размерах. Об этом он сам рассказал мне на допросе.

Автор памятника — знаменитый Евгений Вучетич — однозначно требовал, чтобы монумент стоял на единой гранитной глыбе. Дело было не только во внешнем виде, но и в чисто технических соображениях. Бронзовый памятник большой, его вес мог выдержать только сплошной каменный постамент. В этом и была главная загвоздка: глыбы такого размера были наперечет, по всей стране — несколько десятков, а то и штук, у каждой был персональный номер, все они находились в Москве, хранились в специальных складах.

В 70-е годы прошлого века председателем Мосгорисполкома был Владимир Федорович Промыслов — по должности очень большой человек. Столичным городским главой он работал долгие годы. От него зависело многое. Раньше ведь, например, в Москве на работу не брали без прописки. Помню, был в нашей республиканской прокуратуре товарищ, которого перевели следователем по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР. То есть куда уж больше, выше! Но эпопея с его пропиской в столице длилась, кажется, месяца два или три. Только после этого он туда переехал и приступил к работе.

То есть, повторю, должность у Промыслова была запредельно высокая. Попасть к нему на прием считалось делом невозможным. Но именно он лично решал, кому и куда эти громадные каменные глыбы отпустить.

И вот пробиваться к Промыслову послали из Казани чиновника нашего горисполкома, служившего на весьма невысокой должности. А еще он был подполковником в отставке, ветераном Великой Отечественной войны. Звали его Накип Шаймарданов.

«НА ЧВАНЛИВОСТИ ЧИНОВНИКОВ БЫЛ ОСНОВАН МЕХАНИЗМ ПРЕСТУПЛЕНИЯ»

Я приступил к работе в Казани старшим следователем республиканской прокуратуры. Мне был отписан материал с традиционной резолюцией: «Для проверки и решения вопроса о возбуждении уголовного дела». Прокурор республики напомнил о необходимости хранить все в тайне. Только в конце расследования я понял, почему: среди лиц, которые в нем фигурировали, были люди, занимающие солидные должности. Во многом на этой «солидности» и был основан очень хитроумный механизм преступления.

Что это был за материал? Собранные милицией документы показывали, что сотрудники обменного бюро жилой площади Казанского горисполкома совершали хищение государственных средств — в очень приличных размерах, которые закон называет особыми. Преступление серьезное, наказанием за него были большие сроки и даже смертная казнь…

Жизнь есть жизнь. Люди в силу разных обстоятельств меняют место жительства. Но в годы советской власти жилье не было собственностью граждан. О приватизации «собственных» метров тогда даже не мечтали. Так что обмен квартир, жилплощади люди не могли производить самостоятельно, он был под контролем городских властей. Если кто-то захотел поменять жилье, то для этого нужно было подать заявление в специальное обменное бюро горисполкома. После проверки заявления и прочих документов это бюро получало согласие соответствующих райисполкомов и выдавало ордера на обмен. Посредническая услуга стоила 6 рублей каждой стороне. Если гражданин не имел готовой схемы обмена, он помещал соответствующее объявление опять же через обменное бюро в информационном бюллетене. Данная услуга стоила 2 рубля. После московских подвигов с каменной глыбой организовал и долгие годы возглавлял это бюро уже упомянутый выше Шаймарданов.

«Автор памятника — знаменитый Вучетич — однозначно требовал, чтобы монумент стоял на единый гранитной глыбе»

…К проверочным материалам дела был приобщен один подлинник обменного ордера. Этот эпизод был хорошо отработан. Гражданин уезжал в другую квартиру. Ордер был подложным, но на настоящем бланке и оформлен был так, как будто в результате обмена в квартиру въезжает гражданка С., а бывший наниматель выезжает в другой город [назван город]. С. пояснила оперативным работникам, что она дала за него взятку начальнику обменного бюро. Назвала сумму.

У оперативников имелись сведения, что это был не единственный эпизод преступной деятельности Шаймарданова. Однако, каков был механизм «получения» свободных квартир, никто не знал. Судили только по тому, что деньги от некоторых граждан в кассу не поступали, а обмен для них был произведен.

Кстати, обмены у всех этих лиц были законными. Многих людей я допрашивал лично, среди них были республиканский министр и чиновник городского уровня. Мне запомнились эти два человека — и вот почему.

«КРЕСЛО ЧИНУШИ НЕ НАМЕРТВО ПРИКЛЕЕНО К ЕГО ЗАДУ»

Я работал в Казани непродолжительное время, так что всех начальников по фамилии не знал. Да и начальников была тьма, разве упомнишь всех! Мы вызывали всех повесткой, так как место работы было неизвестно, только адрес.

Некий министр, а я не знал, что он министр, в обозначенное время не явился, пришел позже, когда я заканчивал допрос другого свидетеля: «Прошу прощения, не мог прийти: был на совещании».

Я тоже извинился, попросил его подождать в коридоре. Он не возражал и вышел из моего кабинета. А кабинет в старом здании №2 находился на первом этаже, чуть ли не в конце коридора. Почти напротив него была дверь в туалет. Не скажу про запахи, но сидеть рядом с таким помещением, наверное, в любом случае было неприятно. Минут через пять-семь ко мне буквально врывается начальник следственного отдела Шанс Мавлеевич Галимов:

— Авторитетного товарища, министра, держите в коридоре, да еще рядом с туалетом! Безобразие!

Я оторопел:

— Какого министра? Пришел очередной вызванный свидетель, но не в свое время, я уже заканчиваю допрос. Попросил его подождать в коридоре. Я же не знаю, кем он работает. Для меня все вызванные равны — свидетели.

— Надо знать. Сейчас будет скандал…

К счастью, предыдущий допрос был закончен, я пригласил министра. Еще раз извинился. Он мне отвечает:

— Не переживайте, это я виноват, что вовремя не пришел.

Допрос я провел. Министр, что называется, оказался настоящим мужиком. Никакой заносчивости, а тем более жалоб. Когда после этого встречались с ним на каких-то мероприятиях, оба вспоминали про его «посиделки» возле туалета. О таком человеке и вообще о таких людях я особого мнения. К сожалению, их немного.

А вот многие другие кичатся должностями, требуют какого-то к себе особого внимания. А ведь кресло, на котором сидит подобный чинуша, не намертво приклеено к его заду, когда-то и он должен будет его освободить. Об этом такие люди почему-то не думают. Вот здесь уместно рассказать о таком товарище.

«Чиновник городского уровня», так его назовем, тоже произвел обмен жилой площади. Попал в сети Шаймарданова. После допроса я понял, почему он обязательно должен был в них попасть. Сейчас поймете.

Не зная его рабочего места, должности, направили повестку. Получив ее, он мне звонит:

— Я [такой-то]. Получил повестку.

— Да, слушаю. Вам надо прийти на допрос в указанное время.

— Я [такой-то], вы что — меня не поняли?

— Понял. Но закон один для всех. Мы обязаны вас допросить.

— Я буду жаловаться, что вы отрываете меня от важных дел.

— Мы вас не отрываем, допрос займет от силы полчаса. Если вам неудобно в указанное время, давайте согласуем другое. А жаловаться — ваше право.

Не знаю, жаловался ли он кому-либо, — во всяком случае мне никто из руководства не говорил. Он пришел на допрос. Я решил немного «отыграться», кольнуть его самолюбие:

— Напомню вам случай из истории. Владимира Ильича Ленина (в 70-е годы выше его авторитета, естественно, не было никого) также повесткой вызвали к следователю по какому-то делу. «Лизоблюды» возмутились и предложили Ленину наказать следователя, возомнившего себя таким могущественным, что вызвал на допрос самого председателя Совнаркома. Ленин категорически запротестовал: «Он меня вызвал не как председателя Совнаркома, а как гражданина. Я обязан подчиниться».

«Чиновник городского уровня» пошел пятнами, но за свое хамское поведение так и не извинился…

«МНЕ УДАЛОСЬ РАЗГАДАТЬ СХЕМУ ЕГО МАХИНАЦИЙ»

В первый официальный день расследования было создано 13 групп. В составе каждой — следователь, оперативник и два понятых из числа студентов юрфака. В 7 часов утра все собрались в прокуратуре республики. Каждому следователю я вручил подготовленные мною документы: постановление на обыск, два экземпляра протокола обыска с копиркой, чистые листы бумаги. И мы применили тогда новинку в следствии: группы получили еще и по несколько больших полиэтиленовых пакетов. Чтобы не терять время на детальное описание изымаемых документов, вещей, во время обыска их просто складывали в эти пакеты. Пакеты прошивали, вешали бирку с подписями следователя и понятых. Потом в кабинете в удобное время, не торопясь, также в присутствии двух понятых пакет вскрывался и все изъятое детально описывалось.

Обыски на квартире и в кабинете начальника бюро я делал сам. Обменное бюро находилось недалеко от горисполкома. Кабинеты в этом здании Шаймарданов переделывал под собственным надзором. И была там у него и комната для отдыха, старинная дореволюционная ванна на львиных лапах (для чего она была нужна, приходилось только догадываться). Был и ход на черную лестницу, сделанный в противоположную от фасада сторону так, чтобы хозяин кабинета и его гости могли прийти и уйти незамеченными. Шаймарданов в тот же день был задержан, а через три дня — арестован.

ЗАНОСЧИВЫЙ ЧИНОВНИК — ОБЯЗАТЕЛЬНЫЙ «КЛИЕНТ» ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Внимательно стал изучать изъятые документы — и мне удалось разгадать схему его махинаций. Не в меру заносчивый чиновник обязательно должен был попасть в круг преступных действий. Он, во-первых, не может, как все, стоять в очереди к инспектору на оформление; во-вторых, по телефонному звонку он попадает в кабинет начальника бюро, в-третьих, считает ниже своего достоинства стоять в сберкассе и платить за обмен. Естественно, он поручает начальнику бюро оформление всей формальной стороны обмена; как же — большая «шишка». А этого только и надо было Шаймарданову! И то, что начальник приглашал к себе в кабинет подобных людей и предлагал оставить документы («Мы сами все оформим, сдадим деньги в сберкассу»), они воспринимали как некое к ним уважение. А Шаймарданов попросту клал их деньги в свой карман.

Но обмены все были законные, и бланки обменных ордеров тоже были настоящие! Их печатали в типографии на каждый год, причем они по оформлению, цвету бумаги чем-то отличались от предыдущих лет. Номера впечатывались в типографии, это придавало бланкам особую важность. Бланки ордеров печатались с запасом, больше, чем нужно. Их не уничтожали, а передавали Шаймарданову. Он использовал их лично в следующем году. Все сотрудники знали, что начальник оформляет документы для «больших» людей, для этого ему и нужны бланки. Ни у кого не возникало подозрения, что деньги он присваивает, а не сдает в кассу. Кто же с «больших» людей будет брать за оформление? Примерно так и рассуждали.

Вроде бы по каждому обмену брали за посреднические услуги небольшие суммы. Но таких обменов было много. За несколько лет я установил их 980.

Прошу обратить внимание, что оперативники механизм хищения не смогли расшифровать, ими был установлен только один факт. Я это пишу не в укор им: на стадии проверки, без всего комплекса материалов, сделать это было трудно. Просто я хочу подчеркнуть важность следствия, которую оперативники практически всегда игнорируют, свысока полагая, что следователь является только оформителем их «наработок». Кстати, через несколько лет в Казань приехала известный судебный публицист из «Литературной газеты» Ольга Чайковская. Мне об этом ничего не сообщили. В газете на всю страницу появляется ее очерк «Жулик в золотых очках». Я выписывал «Литературную газету». Неожиданно для себя нахожу в ней описание преступления, которое я расследовал. Роль оперативников настолько преувеличена, что даже неудобно было читать: в отличие от оперов, я ведь знал все тонкости дела! О следователе и его работе в статье — ни слова. Но, главное, заслуга в раскрытии механизма хищения оказалась заслугой оперативников. Я был в недоумении. Да, чего только не сделаешь ради славы во всесоюзном масштабе!

«КОГДА ТЫ БУДЕШЬ ЧИТАТЬ ЭТУ ЗАПИСКУ, МЕНЯ НЕ БУДЕТ В ЖИВЫХ»

Хищений набралось на сумму примерно в 12 тыс. рублей. По действовавшему в то время Уголовному кодексу это было хищение в особо крупных размерах. Где-то все эти суммы должны были осесть. Но где? Оперативники ответа на этот вопрос не знали. В связи с этим расскажу интересную подробность.

В кабинете главного злоумышленника мы обнаружили два сейфа. Один — официальный, в котором он хранил служебные документы и, кстати, материалы по оформляемым им обменам. Почему не уничтожал? Объяснялось все просто. Эти люди спустя какое-то время вновь могли производить обмен. Видя, что оформлял начальник, подчиненные шли к нему. Он доставал материалы и передавал их для вновь производимого обмена. Все содержимое сейфа, как я уже рассказал, мною было изъято в первый же день следствия.

В тамбуре между дверями, ведущими к черному входу (стены дореволюционной постройки толщиной около метра), мы обнаружили вделанный в стену еще один, потайной сейф. Там не было никаких денег, в нем был спрятан только партбилет. Во время обыска мы положили его в пакет. А осматривать его я стал в субботу с участием понятых. Описывая партбилет, я снял кожаную обложку. По существовавшим тогда правилам, партийный билет арестованного мы направляли секретной почтой в райком партии. Под кожаной обложкой я обнаружил записку Шаймарданова, адресованную сыну: «Когда ты будешь читать эту записку, меня уже не будет в живых. 10 тысяч рублей я разделил на две пачки по 5 тысяч и зарыл в саду на нашей даче. Часть денег потрать на похороны, на памятник, остальным распорядишься по своему усмотрению». Была приложена и схема дачного участка. Крестиками были помечены места, где спрятаны деньги.

Прочитав эту записку, я, честно говоря, расстроился: прошло уже несколько дней, и не было гарантии, что Шаймарданов не успел предупредить своих родственников о зарытых деньгах. То есть в этом случае ему можно было красиво все свалить на следствие: оно же располагало схемой, значит, они и изъяли деньги! Я как в воду глядел…

В СЕЙФЕ ХРАНИЛСЯ ТОЛЬКО ПАРТБИЛЕТ. ПОЧЕМУ?

Рассказал о находке, поделился мыслями с начальником следственного отдела Галимовым. Тот сразу спросил: «Кому вы еще говорили об этой записке?» Я: «Только понятым, студентам юрфака показал». Начальник отдела был человеком с юмором, предложил «вставить фитиль этим обэхээсэсникам». Он набрал номер начальника управления ОБХСС республики и попросил провести повторный обыск на даче.

— Мои ребята все уже перерыли. Нет там ничего, — отвечает тот.

— Это твои ничего не нашли. А мой следователь сразу найдет. Спорим? На бутылку коньяка!

На следующий день, несмотря на то, что было воскресенье, я и сотрудники милиции поехали на дачу на повторный обыск. Тут дело такое — сотрудники ОБХСС получали премии с изъятой суммы. Поэтому в их интересах было найти деньги во что бы то ни стало. По нашей просьбе с нами поехала и дочь Шаймарданова, поскольку дача — все же частная собственность.

Итак, на даче я прячусь за яблоню, потихоньку достаю схему, сверяю ее с окружающим ландшафтом и уверенно говорю, показывая на омшаник: «Вот здесь надо копать!»

Ну что, копают ребята, копают. Я, дочь Шаймарданова, понятые (опять студенты юрфака) — все мы наблюдаем за процессом. Докопали, можно сказать, до вечной мерзлоты, а денег нет! Мне стало не по себе. Или деньги уже выкопали, или копаем не в том месте. Вышел из омшаника, снова спрятался за какой-то куст, достал схему: эх, маху дал! Неправильно сориентировался, ошибся второпях. Надо копать в противоположном углу омшаника.

— Ребята, вот здесь копайте, точно найдете!

— Сам копай, ничего же нет! — уверенности у ребят поубавилось. Но я настоял, и буквально через несколько взмахов лопатой показался краешек пакета, перевязанного синей изолентой. Вот они, первые 5 тысяч! Все воззрились на меня:

— Как ты узнал?

Я многозначительно молчал… А когда указал новое место и там нашелся второй пакет с деньгами, все вообще стали смотреть на меня с почтительным восторгом. А я скромничаю, выполняю уговор с начальником следственного отдела:

— Это, ребята, озарение на меня снизошло!

— Да, с тобой можно работать! — с завистью и уважением говорят обэхээсэсники. — Давай еще места показывай!

— Нет, парни, все. Озарение закончилось, — я развел руками.

— А у нас почему его, озарения, нет?

— Так вы милицейские, а я — прокурорский!

Позже, конечно, я раскрыл секрет своего «озарения»… Как мы все смеялись! Записку со схемой, материалы дачного обыска, квитанцию о сдаче на депозитный счет банка 10 тыс. рублей приобщили к материалам уголовного дела. Распили ли бутылку коньяка начальник управления с моим начальником, я не знаю: слишком большой был разрыв в наших должностях…

Но история на этом не закончилась. Очередную мистификацию мы разыграли уже с самим Шаймардановым. Оперативники попросили меня пока не сообщать ему, что нашли деньги. Мы и не стали. Оперативники надеялись, что со временем в возможной тайной переписке с родными он раскроет и другие «заначки».

Воспользовавшись тем, что одного из сокамерников освобождают из изолятора, он пишет и передает записку племяннику: «В омшанике на моей даче спрятаны деньги, о которых никто не знает. Вот схема. Заплатишь адвокату, переведешь на мой счет в изоляторе. И главное — если найдешь деньги в указанном месте, то при очередной передаче пайка напиши на заявлении вместо второй буквы „а“ в моей фамилии букву „о“ и выдели ее жирно. Это будет знак, что ты деньги нашел». Сотрудники изолятора перехватили эту записку. И при передаче следующего пайка от племянника сами сделали исправления согласно инструкции дяди. В фамилии «а» исправили на «о» и жирно ее выдели.

Получив сообщение, Накип Шаймарданов решил поиграть на нервах следствия. Он пишет заявление на имя прокурора республики, в котором сообщает, что в партбилете была спрятана схема, в которой он указал, где держит собранные деньги. Раз ему не объявляют, что они найдены, он решил о них чистосердечно сообщить: изымите и приобщите к делу в возмещение ущерба. Если денег там нет — значит, следствие выкопало их и присвоило.

Шаймарданов получает ответ, что по его заявлению проводится служебная проверка. Но больше он никаких указаний о других тайниках родственникам не передавал. Позже, читая после следствия материалы дела, он узнал, что мы еще в первые дни, задолго до этого его заявления, деньги изъяли. Как он переживал: провели, как мальчишку!

…Была проделана огромная работа. Дело ушло в Верховный суд республики. Накипа Шаймарданова признали виновным и осудили на длительный срок. Конечно, преступник — лицо недостойное, закон нарушил, но…

Несколько слов хочу сказать о самом фигуранте дела как о человеке. Повторю, что он был участником Великой Отечественной войны, подполковником. Во время следствия и суда распалась его семья… У нас бытует мнение: если преступник, то негодяй. И точка. В жизни все сложнее, там нет чисто черного и чисто белого, все больше — полутона. Расследуя множество дел, общаясь с подследственными, я убедился, что большинство из них люди в своем роде порядочные. Накип Шаймарданов был отличным работником, прекрасно организовал с нуля службу обменного бюро. Для него была характерна порядочность во взаимоотношениях. Но не выдержал искушения деньгами. Кстати, именно экономические преступления характеризуются особой сложностью личности главных их участников. Как правило, все они люди образованные, многогранные, непростые.

«КАК НА ВОЙНЕ — НИ ШАГУ НАЗАД!»

Герой этого рассказа тогда еще не был начальником обменного бюро. Как отставник просто работал в аппарате горисполкома. Авторитетно выглядел, его и командировали в Москву: без камня не возвращайся!.. Упорный подполковник провел рекогносцировку, оценил обстановку и приступил к действиям. Свел знакомство с нужными людьми — сторожами на тех загадочных складах, в которых и хранились заветные камни особого размера. Осмотрел некоторые, камни ему не понравились. И вот один из сотрудников подобного склада посоветовал ему (конечно же, за дружеским распитием бутылки) осмотреть один экземпляр на складе камнеобрабатывающего комбината.

«Вот это замечательный гранит!» — восклицал он между рюмками. Но быстро выяснилось, что камень был забронирован под памятник какому-то из полководцев. И может изменить его «прописку» только сам Промыслов, председатель Мосгорисполкома…

Шаймарданов камень этот осмотрел. Очень он ему приглянулся! Ходил-ходил он по инстанциям, пока не добился своего. Дошел, как он сказал мне, до самого Промыслова. Как? Как на войне — ни шагу назад! Сказал, что «взял измором», регулярно находясь в приемной… В Казань этот камень в свое время прибыл на специальной барже и благополучно стоит теперь в качестве постамента памятника Мусе Джалилю. Вот такую память о себе оставил Накип Шаймарданов.

Кафиль Амиров