Камиль Фасеев: «Мы в обкоме тоже хорошо знаем Мингазова. Угомонитесь, наконец!»

Камиль Фасеев известен не только как обкомовский идеолог ренессанса татарского языка и культуры. Он был виртуозом «решать дела» и на местах

«МЫ ТЕБЯ НЕ «ПОСЫЛАЕМ», А НАОБОРОТ — БЕРЕМ К СЕБЕ»

В арсенал политэкономического партийного диктата в годы монополии КПСС на все и вся входили и такие тонкие инструменты, как выращивание кадров и повсеместная расстановка их на руководящие должности. Известный казанский историк Булат Султанбеков рассказал корреспонденту «БИЗНЕС Online», как с подачи того же Камиля Фасеева он стал самым молодым завотделом райкома партии в стране: «Вообще, я считаю Камиля Фатыховича одним из своих наставников. А дело было так... Я работал тогда учителем Шеморданской школы, вступил в партию, когда мне только исполнилось 19. А буквально через пару лет, в январе 1950 года, меня неожиданно избирают делегатом на нашу партконференцию Ново-Чурилинского района (был образован 19 февраля 1944 года путем выделения из состава Арского и Сабинского районов. 17 мая 1956 года был ликвидирован, а его территория вошла в состав современного Арского района Республики Татарстан — прим. ред.)».

«Когда выдвигали кандидатов в члены райкома, — читаем литературное продолжение этой истории в очерке „Камиль Фасеев. Всходы, побитые заморозком“, — вдруг прозвучала и моя фамилия, а в перерыве пригласили в президиум. Секретарь райкома Вали Мингазович Мингазов представил меня человеку среднего роста, одетому в „партийную форму“ того времени — зеленый френч и „фетры“, оказавшемуся заместителем заведующего отделом пропаганды обкома ВКП(б) Фасеевым: „Вот это и есть Султанбеков, о котором я говорил вам в Казани...“ Тот протянул руку и сказал: „Есть мнение (люди моего поколения хорошо помнят эту формулировку) утвердить вас заведующим отделом агитации и пропаганды райкома партии“. Мои слабые возражения против такого предложения — возраст всего 21 год и отсутствие опыта — были сразу отвергнуты и приведены аргументы, свидетельствующие о том, что я должен „потянуть“, если являюсь настоящим коммунистом. А секретарь райкома еще и добавил от себя: „Когда мы тебя принимали, ты ведь сказал на бюро, что выполнишь любое задание партии и пойдешь туда, куда она пошлет. Мы не „посылаем“, а, наоборот, берем к себе...“ Доводы для члена партии были „убойными“; словом, вот так круто и изменилась моя судьба. Правда, проработал недолго, взяли по спецнабору в армию — в Корее шла война, и нужны были кадры политработников...»

Но на первые места в райкомы, особенно — в сельские, двигали преимущественно «варягов»; правда, подбор обкомовской креатуры осуществлялся дотошно и достаточно качественно. Тем не менее смена руководства в той или иной степени, но всегда происходила болезненно, так что «аппарат» при всей своей уставно-дисциплинарной догматике отличал «выборы» по правилам демократического централизма от военных назначений и делал-таки поправку на человеческий фактор. Для этого на места вместе с выдвиженцами приезжали высокопоставленные эмиссары, которые внушительно представляли местным товарищам их будущего руководителя, которого те в присутствии «рекомендателя» тут же и избирали.

«МИССИЯ ВЫПОЛНИМА, ЕСЛИ «МИССИОНЕР» — НАСТОЯЩИЙ ПРОФИ»

Задача «рекомендателя» была достаточно непростой, тут в зависимости от обстановки требовался не столько грозный окрик, сколько такт, умение сориентироваться в обстановке и действовать сообразно ситуации. Впрочем, и «средства старшего начальника» тоже иногда нелишне было пустить в ход но умеючи. Многие современники признают, что Фасеев справлялся с такими «операциями по внедрению» не просто мастерски, но виртуозно, а посему выбор частенько падал на него. Несколько таких случаев описывает сам Камиль Фатыхович в очерке «Люди и дела, достойные доброй памяти», опубликованной в научно-документальном журнале «Гасырлар авазы — Эхо веков» госкомитета РТ по архивному делу. Вкратце приводим изложение одного из них.

«В 1958 году возникла объективная необходимость смены первого секретаря Сабинского райкома КПСС. Около 4 лет эти обязанности добросовестно и успешно выполнял Вали Мингазов. (Тот самый, о ком речь шла выше, и с чьей легкой руки Султанбеков стал самым молодым завотделом райкома в стране — прим. ред.) Высшего образования он не имел, но обладал природным умом и большим опытом организационно-партийной работы. Человек беспокойный, простой, общительный, справедливо требовательный к себе и другим, В. Мингазов быстро завоевал уважение трудящихся района. Постоянно находился среди людей, почти всех, даже ребят, знал по именам. В каждой деревне его ждали и принимали радушно, внимательно слушали и старались выполнить его советы... В целом секретаря райкома ценили и уважали в районе. Однако и он не был лишен недостатков, стал стареть и уставать, приобретать черты честолюбия, терять бразды правления. Не повезло ему и с председателем исполкома райсовета Сагындыковым, который оказался человеком весьма ограниченных способностей, мелочным и скандальным, преследующим прежде всего личные интересы. Он ревновал к авторитету первого секретаря, практически мешал ему. Им не удалось найти общий язык и дружески сотрудничать. Люди стали открыто выражать возмущение по поводу обострения конфликта между двумя руководителями, в обком партии пошли жалобы и заявления с требованиями навести порядок. Бюро обкома вынуждено было принять решение обновить руководство района.

Проведение отчетно-выборной партконференции поручили мне. Нашли достойную кандидатуру на пост первого секретаря. Это был Фарук Садыков. Я как-то видел его раньше, но близко познакомился в кабинете первого секретаря обкома КПСС С. Д. Игнатьева. (Семен Денисович Игнатьев (1904 — 1983), первый секретарь Татарского обкома КПСС с 1957 по 1960 год — прим. ред.) Садыков нам понравился. Интеллигентный, энергичный молодой человек при беседе вел себя скромно, но уверенно, хорошо представлял сложность и ответственность предстоящей работы. Он прошел солидную школу организатора и руководителя: вожак комсомольцев на Казанском заводе №40 (сейчас — ФКП «Казанский государственный казенный пороховой завод» — прим. ред.), первый секретарь Кировского райкома ВЛКСМ, директор училища, секретарь Заинского райкома КПСС по зоне Чубуклинской МТС и, наконец, председатель райисполкома. Позже, беседуя в моем кабинете, я узнал, что Садыков, в отличие от многих тогдашних руководителей, в совершенстве владеет татарским и русским языками, говорит красиво, даже образно, хорошо знает художественную литературу, много читает, любит искусство, занимается спортом.

Увидев Маннура в Сабинском райкоме, товарищи захотели провести на следующий день вечер поэзии. Сначала поэт закапризничал, торопясь в Тулбай на праздник «ощипывания гусей», но после уговоров дал согласие

ПАРТИЙНЫЕ СЕКРЕТАРИ СПАСАЛИСЬ ОТ КЛОПОВ, НАЛИВ НА ПОЛ ВОДЫ

В Сабах мы встретились вечером за полутора суток до конференции... Устроились в избе с вывеской „Гостиница“. Правда, встретивший нас Вали-ага заявил, что там вроде бы многовато клопов, и предложил частную квартиру, но мы проявили настойчивость, устроились на ночь на полу, залив окружность „постели“ водой. До полуночи читали доклад Мингазова, в целом интересный, объективный, самокритичный. Прибывший со мной известный поэт Шайхи Маннур (Шайхелислам Фархуллович Маннуров (1905 — 1980), советский татарский поэт, писатель, переводчик — прим. ред.) вовсе не лег спать, почти всю ночь провел на улице, дымя папиросой и ругаясь.

Поскольку назвал Ш. Маннура, по-видимому, надо кратко сказать о его пребывании в Сабах. Однажды председатель правления союза писателей Мирсай Амир пожаловался на отсутствие машины для выезда писателей в районы и попросил, если удобно, при командировках прихватывать с собой кого-либо из писателей. Я с удовольствием одобрил это предложение, ибо уважал мастеров художественного слова, дружил с ними. Нередко при поездках на машине кто-нибудь из них присоединялся ко мне. На сей раз попутчиком оказался Ш. Маннур. Ему надо было посетить родное село Тулбай в соседнем Таканышском районе. Ехали мы весело, беседовали о литературе, иногда высказывали друг другу и нелестные замечания. Увидев Маннура в Сабинском райкоме, товарищи захотели провести на следующий день вечер поэзии. Сначала поэт закапризничал, торопясь в Тулбай на праздник „ощипывания гусей“, но после уговоров дал согласие.

Днем мы решили побывать в одном из крупных колхозов, познакомились с хорошо налаженным хозяйством, встречались на ферме с животноводами, в правлении обсудили насущные проблемы и перспективы развития. С особым интересом бесконечными вопросами пытал председателя и бригадиров Садыков, одновременно делая замечания и высказывая деловые рекомендации. Мингазов и я больше молчали. Внимательно прислушиваясь к разговору, Мингазов шепнул мне: „Смотрите-ка, глубоко копает мой сменщик, видать, парень толковый, поднаторевший. Я рад, видимо, дела пойдут неплохо“. A Маннура почему-то ничего не интересовало, ходил по селу, бесконечно дымя табаком.

Вечером, вернувшись в районный центр, мы сразу пошли в Дом культуры, битком набитый народом. Покупают книжки Маннура. Я произнес краткую речь о татарской литературе и творчестве присутствующего поэта. Он прочитал несколько своих сочинений и заработал дружные аплодисменты. Выступила девушка, хорошо знающая стихи Маннура.

— Вечер удался на славу, — сказал он, — не ожидал, спасибо вам.

— То-то, а вы еще сопротивлялись, — заявил в ответ Садыков.

Переночевав и утром выступив перед учениками средней школы, Маннур уехал на моей машине в родное село...»

Хасан Туфан, Гумер Баширов, Хамит Ярми, Шайхи Маннур, 1979 год, архив Национальной библиотеки РТ

«ВЕЛИКИЙ ИНКВИЗИТОР» И «ПОЭТЫ-НЕДОРОСТКИ»

Тут необходимо отвлечься от истории с назначением нового секретаря Сабинского райкома и глянуть повнимательнее вслед удаляющейся обкомовской машине с капризным поэтом на борту. Очень даже возможно, что пассажир этот далеко не случайно в ней оказался. Похоже, Фасеев что-то не договаривает в своем очерке, потому как любопытный документ из фондов Национального архива РТ наталкивает на вполне интригующие домыслы, связанные с сабинскими его приключениями. И документ этот называется предельно казенно: «Из отчета Главлита ТАССР за 1958 год».

Приводим его с небольшими сокращениями: «Бывают некоторые случаи, когда отдельные работники издательств пытаются протолкнуть явно ущербные произведения. В качестве примера можно привести случай со сборником стихов поэта Ш. Маннура „Вечерние мелодии“. Дело с выходом этой книги оказалось очень скандальным. Еще до представления верстки сборника к нам на контроль он несколько раз обсуждался на редакционном совете Таткнигоиздата, где автору указывалось на политическую и идейную несостоятельность отдельных его стихов. Но Ш. Маннур ни с чьим мнением считаться не пожелал. Дело дошло до областного комитета партии. Там сборник обсуждался в отделе культуры. Автор остался при своем мнении. Таким образом, книга Ш. Маннура поступила к нам. Читавший этот сборник в порядке предварительного контроля старший цензор И. З. Музафаров довел до сведения начальника управления о том, что в сборнике есть отдельные произведения, имеющие политико-идеологические дефекты, и что он книгу в таком виде подписать к печати не может. После этого со сборником ознакомился весь цензорский состав управления и было проведено производственное совещание цензоров, на котором все работники пришли к единому мнению, что книгу в таком виде выпускать нельзя, и было решено написать официальное письмо на имя секретаря обкома КПСС Батыева. (Салих Гилимханович Батыев (1911 - 1985), в 1951 - 1960 годах секретарь по идеологии, второй секретарь Татарского обкома КПСС; с 1960 по 1983 год — председатель президиума Верховного Совета Татарской АССР — прим. ред.) С. Батыев поручил разбор дела К. Фасееву, который собрал специальное совещание. На нем присутствовали ответственные работники Таткнигоиздата, работники обкома, начальник Татоблита и цензор Музафаров.

Основное возражение было на стихотворение „Прошедшая жизнь“ и эпиграмму „О поэтах-недоростках“. Из содержания стихотворения видно, что поэт, всю свою сознательную жизнь проживший при Советской власти, весь свой жизненный путь рисует сплошной черной краской, одним росчерком пера зачеркивает все светлое, положительное, что дала Советская власть простому человеку, в том числе и Ш. Маннуру... Поэт скорбит о прошедших годах, времени, когда творил Тукай, забывая, что это были годы разгула царского самодержавия. Наша партия заботливо пестует молодое талантливое поколение поэтов, а Маннур издевается над ними... Участники совещания единодушно осудили вышеуказанные стихотворения Ш. Маннура, и было решено изъять их из сборника. Только после этого сборник был подписан в печать».

Итак, несмотря на столь высокопоставленное судилище над автором, сборник все-таки выходит в свет, а сам фрондерствующий поэт в том же 1958 году оправляется далеко не по этапу, а совсем даже в родное село на праздник «ощипывания гусей». Да еще на борту комфортабельного обкомовского авто «главного судьи», да еще в его компании! И ехали «подсудимый и «инквизитор» очень даже «весело, беседовали о литературе, иногда высказывали друг другу и нелестные замечания...» Комментарии излишни?

Первый секретарь Кировского райкома комсомола Казани Фарук Садыков, 1946 год

«ТЫ ЗАЧЕМ ЗАБРАЛ ИЗ МАГАЗИНА ЕДИНСТВЕННУЮ ШУБУ?»

Но вернемся к сабинской истории с операцией по назначению там нового первого секретаря райкома. «Наконец, началась районная партконференция, — продолжает свои воспоминания автор очерка «Люди и дела, достойные доброй памяти» Фасеев. — В президиум избрали и Садыкова, назвав представителем обкома. Но почти все делегаты уже знали, что он будет рекомендован первым секретарем. Они с любопытством устремили глаза на него, шушукались. Доклад Мингазова слушали с большим интересом, деловыми и остро критическими оказались выступления. Диссонансом прозвучала нервозная речь Сагындыкова, с апломбом выступившего почему-то после всех. Он страшно обиделся за неприятные замечания, содержавшиеся в докладе в его адрес, начал обвинять Мингазова в зазнайстве, грубости и многих других грехах. В зале поднялся шум, послышались возгласы возмущенных: „Врет сатана“, „Прекрати“, „Сам бездельник“, „Давно пора тебя скинуть“ и т. п. Не удержался и Мингазов, кроме всего прочего назвал председателя стяжателем, хапугой, алкоголиком. Напомнил даже о том, как он забрал из магазина единственную дамскую шубу, заказанную первым секретарем райкома. Шла крайне неприличная склочная перепалка между двумя руководителями района.

Неожиданно встал молчавший до сих пор Фарук Садыков, мягким, но настойчивым голосом призвал противников успокоиться, не мелочиться, уважать конференцию, прекратить позорный скандал. Не помогло. Выпучив покрасневшие глаза, Сагындыков писклявым голосом крикнул:

— Не имеете права! Кто вы такой, почему лезете не в свое дело, защищаете Мингазова?

Тут иссякло и мое терпение. Пришлось вмешаться:

— Сядьте, Сагындыков, стыдитесь, уважайте делегатов. Видите, как они реагируют, наверное, знают Мингазова лучше, чем вы, достаточно испытали его за многие годы работы. А вы, новичок, за год не успели сделать ничего путного, но пытаетесь показать себя чуть ли не героем, петушитесь. Может, претендуете на должность секретаря райкома? Не выйдет. Вам еще дорасти до уровня охаиваемого вами человека, который трудом и достойным поведением завоевал авторитет и уважение людей. Да, не скрою, мы намерены его освободить — не за какие-либо преступления, а с почетом, дадим ему возможность провести преклонные годы на заслуженном отдыхе. Если в вашем заявлении есть доля правды, то примем соответствующие меры, будьте уверены. Но мы в обкоме тоже хорошо знаем Мингазова. Угомонитесь, наконец! Я не хочу быть пророком, но вижу, что трудно будет новому секретарю работать с вами. Если, конечно, не извлечете правильные выводы из критики на данной конференции.

— Правильно! — послышались голоса из зала. Председатель сник, как-то стал меньше ростом, топтался около стола, не зная, сесть или нет, и все-таки занял место с краю. В зале раздался смех.

— Заключительное слово будет? — обратился председательствующий к Мингазову.

— Пожалуй, нет, — ответил он. — Все уже сказано, благодарю товарищей за поддержку. Хочу надеяться и верить, что на следующих конференциях не будет таких дрязг, они будут еще более деловыми, подводящими лучшие итоги напряженной и дружной работы. Если были упущения и ошибки с моей стороны — они, конечно, имели место — то прошу прощения.

После громких рукоплесканий в адрес уходящего руководителя я кратким напутствующим словом завершил прения.

Приняли решение, перешли к выборам нового состава райкома. Отсутствие Мингазова в списке членов никого уже не удивило. Был задан вопрос: почему включен Садыков? Пришлось открыть карты и сказать, что он рекомендуется первым секретарем райкома, но решать вам — делегатам. К моему удивлению (такого еще я никогда не видел), только четыре человека проголосовали против предлагаемой обкомом кандидатуры. Председатель райисполкома получил только чуть-чуть больше половины голосов.

Делегаты разошлись, оживленно и шумно обмениваясь мнениями. Некоторые подходили ко мне, делились впечатлениями, задавали волнующие их вопросы, обращались с просьбами и предложениями. На пленуме избрали Садыкова единогласно. Он вызвал определенный интерес и озабоченность, толково, спокойно, на чистом татарском языке отвечал на вопросы и говорил о предстоящих сложных задачах, высказал ряд конкретных предложений. Я радовался тому, что наша кандидатура пришлась людям по душе.

С 1959 года Камиль Фасеев уже покинул обком партии и занимал пост председателя президиума Верховного Совета Татарской АССР

«НЕ ОПАСАЙСЯ, ОН — ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК, ПОДСИЖИВАТЬ НЕ СТАНЕТ...»

Когда собеседники разошлись, скромно стоявший в сторонке, несколько озабоченный Мингазов подошел ко мне и попросил вместе с новым секретарем заглянуть к нему. Я в каждый приезд наведывался в его квартиру — было приятно встретиться с милой Банат-апой, отведать ее вкусные беляши, вести с Мингазовым дружеские и полезные беседы. На сей раз я также не отказался. Правда, Фарук Абдулхакович возразил, считая застолье с отставным предшественником не совсем удобным. По-видимому, он остерегался лишних кривотолков. Но мне удалось убедить его в том, что общение с добрым, старшим и заслуженным человеком не только не зазорно, но необходимо и полезно: „Мингазов квартиру в Казани сумеет получить не так скоро, будет жить рядом и встречаться с тобой, даже следить за твоей деятельностью. Привыкший быть в курсе всех событий, он не может вдруг потерять интерес к делам, происходящим у него на виду. Не опасайся, он — хороший человек, подсиживать никогда не станет...“ Садыков согласился с этими доводами, и мы, прихватив в магазине бутылку коньяка, по зеленому переулку двинулись к большому одноэтажному деревенскому дому. Увидев нас из окна, Мингазовы выбежали навстречу. Хозяин улыбается, а в глазах супруги — слезы.

— Что с вами, Банат-апа?

— Ничего не случилось, — отвечает за нее муж. — Только очень заждались. Банат уже перестала надеяться, стала хныкать. Вот, мол, Камиль Фатыхович всегда навещал нас, а теперь, после твоего снятия, глаз не кажет, не хочет знаться. Прямо рыдала, чуть меня не довела до слез. Я говорю ей, перестань, Фасеев не уедет, не посетив нас, наверное, дела задержали. Вот видишь, старая, пришел ведь, да еще вместе с новым секретарем. Знакомься, Фарук Абдулхакович.

— Ну вот, отлично, — сказал я. — Сегодня и не грех выпить за вашу долгую и бурную жизнь, за нескончаемую любовь. Кстати, Вали-ага, до чего вы довели торговлю, что творится в магазинах! Даже конфет в коробках нет, предлагают какие-то каменные, грязные сосульки. Вот прихватили только коньяк.

— Зря беспокоились, — ответил Мингазов, — коньяк и у нас есть, найдутся и шоколадные конфеты. Впрочем, вы правы, хорошие продукты до нас редко доходят, торговцы работают плохо, полагают, что сельский житель купит все, что не реализуется в городе.

— Ничего, поправим, — заявил Садыков.

Возбужденная хозяйка пригласила нас в дом. Какая это была теплая, душевная встреча, доставившая радость хозяевам! Думается, мы поступили правильно. В день крутого перелома в жизни, невольного спада настроения, возникновения какой-то пустоты наш приход был как нельзя кстати. Жгучее чувство не жалости, а близости и сочувствия охватило меня. То же самое читалось на лице Садыкова. Как хорошо, что люди умеют радоваться добрым делам, веселому настроению и счастью других, искренне огорчаться, переживать вместе в ними в трудные, невеселые минуты.

— Как самочувствие, Вали-ага? — спросил я, когда сели за стол, выпили по рюмке и закусили.

— По правде сказать, еще не очухался, — был ответ. — Я еще не чувствую себя сошедшим с орбиты большой, кипучей жизни. Наверное, это начнется попозже, когда я покину полюбившиеся Богатые Сабы. Но я не унываю, не горюю, потому что сознаю, что и мною совершено что-то хорошее, полезное народу. Ничем я себя не осрамил, кажется, ничего, кроме доброго, людям не делал. Конечно, было немало и недовольных, понравиться всем невозможно.

— Ну это вы скромничаете, — заметил Садыков. — Вот мы поговорили с Камилем Фатыховичем о вас. Надеюсь, не скоро еще уедете. Вы мне очень симпатичны, кажется, и ваше ко мне отношение доброе, благожелательное. Я располагаю опытом партийной работы гораздо меньшим, чем вы, поэтому буду просить вас поделиться. Пожалуйста, не замыкайтесь, не отрывайтесь от парторганизации, посещайте собрания, пленумы, заходите ко мне в любое время, если даже у меня посетители или какое-либо совещание. Вас известим обо всем, что делается в райкоме. Ваше присутствие и советы помогут мне быстрее освоить район, узнать людей...

Удостоверение депутата Верховного Совета ТАССР Фаруха Садыкова, 1959 год

Услышав такой призыв, Мингазов, с минуту молча, потеплевшими глазами смотрел на нового секретаря, затем встал, повернулся спиной и, тщетно пытаясь скрыть от других, платочком прошелся по мокрым глазам, тихо высморкался. Быстро совладав с собой, Мингазов подошел к Фаруку, крепко пожал ему руку, затем, бросив светлый взгляд на меня и подмигнув супруге, улыбнулся с озорной хитрецой, наполнил рюмки.

— Спасибо, Фарук-туган, за столь приятные слова и за доверие, — произнес он. — Будьте уверены, помогу как смогу, не подведу... Но и путаться под ногами тоже долго не стану.

— Ну вот, отлично, — подытожил я беседу. — Очень приятно, когда уходящий в отставку и новый секретари с первого дня находят общий язык...

Дружно посмеявшись и поблагодарив хозяев за теплый прием, пожелав доброго здоровья и счастливого долголетия, мы покинули гостеприимный дом.

Я думаю, что Фарук Абдулхакович с удовольствием вспоминает период работы в Сабинском районе, который, к сожалению, продолжался только полтора года. Повторилась все та же практика частой смены руководящих кадров, что мешало им развернуться во всю силу знаний и способностей. Редко кому за короткие сроки удавалось добиться стабильности и даже ускоренного развития народного хозяйства и культуры. К числу таких относится и Садыков. Он не подвел ни обком, ни сабинцев».

Кстати, судя по очерку «Люди и дела, достойные доброй памяти», Фасеев продолжил практику «рекомендателя» при проблемной смене районных руководителей и в 1960 году, когда, как он сам признается, ему «нелегко далась замена первого секретаря Дубъязского райкома КПСС». А ведь с 1959-го он уже покинул обком партии и занимал пост председателя президиума Верховного Совета Татарской АССР. Впрочем, это не удивительно для людей, хорошо его знавших, и поэтому знавших очень хорошо, что с Фасеевым не соскучишься...

Подготовил Михаил Бирин
Окончание следует