Дмитрий Чуковский: «Когда впервые попытались снять футбол с вертолета – матч остановился»

Дмитрий Чуковский

«ВО ВЛАДИВОСТОКЕ СТРЕЛЯЛ ИЗ ПУШЕК 1907 ГОДА»

— Дмитрий Дмитриевич, в вашей семье каждый четко знаком с биографией Корнея Ивановича Чуковского?

— Если ты живешь с фамилией «Чуковский», то это достаточно сложное испытание, особенно в юношеском возрасте. Потом уже с опытом относишься спокойнее, а изначально это своеобразное noblesse oblige, которое нужно держать. У меня есть любимая прибаутка, когда останавливает полиция: «О, Чуковский. Родственник?» Я отвечаю: «Да — брат». На этих словах они тяжело задумываются и не понимают, как реагировать.

В связи со всем этим желание узнать, как жил Корней Иванович, — это обязательная часть программы.

— Как вы с таким бэкграундом оказались в армии на Дальнем Востоке?

— Так получилось, что я поступил на физтех, откуда никогда в жизни не забирали в армию. Вот вообще никогда за всю историю, кроме того раза, когда я туда поступил. Самое смешное, что нас взяли в армию, а однокурсников, не проходящих по возрасту, на следующий год уже не стали. После началась большая кампания отзыва людей из физтеха, но для меня ее итогом стало сокращение срока службы с 3 до 2 лет. И перевод в соответствующую двухгодичную часть на остров Русский.

У нас имелись роскошные пушки 1907 года выпуска с гениальными табличками на старославянском, которые раньше стояли на корабле «Петропавловск». И мы на последних стрельбах из этих пушек даже постреляли. Запихивали снаряды, порох засыпали из мешков. Эта штуковина стреляет на 36 километров болванкой весом полтонны. Говорят, на месте моей части сейчас музей.

Вообще, я служил сначала под Владивостоком, а потом на острове Русский. И знаменитый мост, который недавно построили, прямо соединил две моих части.

— Слышали в армии совершенно новые и дикие для себя фразы?

— Это же были морские части с соответствующим колоритом. Палубы вместо пола, кубрики вместо комнат. Живешь в совершенно другом лексическом пространстве — все иначе. И там услышал совершенно гениальное слово — «канолевый». Означает нечто совершенно новое. Например, канолевая тельняшка. Я его слышал только в армии, нигде больше.

— Мама (советская теннисистка, советская и российская спортивная журналистка и телеведущая Анна Дмитриева — прим. ред.), правда, передавала вам в армию послания в эфире программы «Время»?

— Просмотр вечерних новостей — регулярное мероприятие. В 21:30 начинался спортивный блок. У ведущих лежали листы с текстом, которые они перекладывали. И один мама складывала в другую сторону — это был некий «респект» мне, знак внимания. Никаких серьезных шифровок не передавали.

«ЭЛЕКТРИКИ В РЕГИОНАХ НЕ ВКЛЮЧАЛИ СВЕТ НА СТАДИОНЕ, ПОТОМУ ЧТО ДОРОГО»

— Как вы пришли на «НТВ-Плюс»?

— Это вообще большая загадка, потому что к моменту его возникновения мне было 30 лет, я занимался какими-то рекламными вещами. Но понятно, что Анна Владимировна жила каналом, и он становился темой активного обсуждения. Я знал людей, с которыми они это делали, но в жизнь «Плюса» никак не вовлекался.

Однажды я порекомендовал им своего приятеля на должность шеф-редактора одной из программ. Он очень хорошо работал, но иногда «исчезал». И Анна Владимировна, как-то уезжая на Уимблдон, понимала, что этот человек может «исчезнуть». И воспользовалась моим отпуском, взяв обязательства день-два приходить в Останкино и просто следить. Я честно пришел в первый день, ничего не зная о телевидении: смотрел, как делают новости, пообедал. Пришел и на второй день, а мой приятель — нет.

— Так.

— Поскольку меня там уже до этого увидели, а я никому ничего не объяснял толком, все уверенно подходили с вопросами: «Где верстка программы? Что нам делать?» И я помню ощущения от этого странного эфира, к которому по непонятной причине я имею какое-то отношение — а это часовая программа! И я ее шеф-редактор, который толком и не знает, что такое телевидение.

— И как выкручивались?

— Думаю, первые седые волосы появились именно тогда. Ведущей была Юлия Бордовских, и мы с ней вдвоем понимали, что это ужас, что половина сюжетов не готова. Хорошо, что были знакомы давно и чудом прожили этот час. Самую главную задачу выйти в эфир выполнили.

Уже после этого я позвонил в Уимблдон с вопросом: «Что за подстава?» Мне напомнили, что именно я порекомендовал пропавшего господина. Поэтому раз сегодня получилось, то давай уже и завтра тоже займись. А потом разберемся.

— Как выглядели трансляции на «НТВ-Плюс» в самом начале жизни канала?

— Трансляции — это уже более поздняя история. Они по уровню и развитию отставали только потому, что работать приходилось на технике, оставшейся со времен Олимпиады-80. Я помню те ПТС, на которых мы работали до начала 2000-х.

Но и спорт был совсем другой. Однажды играли матч среди женских команд, и один умелец предложил использовать небольшой вертолет с камерой. Мы решили, что уровень встречи позволяет экспериментировать, хотя потом оказалось, что играли сборные. Вертолет взлетел, и матч остановился. Начался такой шум и грохот, никто не понимал, что происходит. Один из милиционеров схватил палку и начал за вертолетом гоняться. Не понимая, что рядом с ним стоит человек, который всем управляет.

— Какие еще проблемы с картинкой возникали?

— Мы тогда работали еще на технике ТТЦ и использовали все эти разноцветные камеры, которые невозможно сводить: синие, зеленые, красные. Так что «лиловый российский футбол» — это про тот период. Но ситуация очень быстро поменялась, особенно в Москве. И трансляции из столицы сразу вышли на другой технический уровень. После этого возникла проблема необходимости перестройки для работы с новым оборудованием. Общались с иностранцами, вызывали их сюда. Потом пытались учить регионы.

— А там что?

— Мир 90-х годов. Я как-то звоню в Краснодар, чтобы узнать причину отсутствия нескольких камер на стадионе. Мне на полном серьезе продюсер отвечает, что два оператора пока не пришли. Окей, говорю, их нет, камеры где? «Так они с камерами сейчас. Свадьбу снимают. Как освободятся, приедут и подключатся». И таких объяснений выслушивал миллион. Сложные регионы: Махачкала, Грозный. Туда привозили оборудование мобильные группы, которые перемещались чуть ли не под прикрытием после договоренностей с руководством республик. И такое раз в две недели.

Мы долго думали, как довести местных людей в регионах до какого-то уровня, но в итоге пришли к тому, что в случае отсутствия нужной техники она просто ехала из Москвы. Сейчас такая же ситуация.

— Но до Владивостока же они не могли доезжать?

— Во Владивостоке есть японская ПТС. Сильно не новая, но выдавала более-менее пригодный уровень сигнала. По-моему, она там до сих пор работает — ее немного обновили.

А в южных регионах не имелось ничего. И нашей задачей было сделать всю картинку хотя бы немного единообразной.

— С чем еще приходилось бороться?

— Основная беда — освещение на стадионах. Местные электрики все время говорили нам, что днем они свет не включат, потому что дорого. Выяснялось, что «дорого» — это 5 тысяч рублей. Мы отправляли комиссии, которые замеряли уровень света. Невозможно переубедить людей.

В итоге долго записывали в регламент, что никакой электрик не имеет права отказать включать нам свет по неизвестным причинам. Чтобы это изменение внести, нужно собрать все клубы РФПЛ и всем объяснить, что это нужно.

У нас было два варианта: канючить и договариваться либо действовать через РФПЛ. И с этим до сих пор проблемы, потому что сертификаты стадионам выдает РФС. А контракт с РФПЛ. Мы могли только консультировать и рекомендовать что-то по поводу стадионов.

«НА ОЛИМПИАДЕ-2002 ШЕСТЬ ЧЕЛОВЕК ЗАКРЫВАЛИ 24 ЧАСА ЭФИРНОГО ВРЕМЕНИ»

— Олимпиада-2006 стала первой, где у «НТВ-Плюс» существовала своя выездная студия?

— Вы ошибаетесь. Еще во время Олимпиады-98 в Нагано мы впрямую из Японии вещали по 5 часов в день, хотя прав на показ у «Плюса» не было. Мы делали вещание вокруг Олимпиады. Истории соревнований. Сюжеты про реакцию родственников олимпийцев на их победы и поражения. Дикий азарт.

Я в какой-то момент поехал в Александров снимать семью выигравшей «золото» лыжницы Ольги Даниловой. После эфира отправился туда, не зная никого! На стадионе нашел какого-то спортивного начальника и попросил помочь. Мы тут же поехали к вокзалу, где через дорогу шел понурый человек. Он оказался мужем Даниловой, его тут же схватили за шкирку и посадили в машину. Тот не понимал, что происходит. Что сейчас его будут снимать, задавать какие-то вопросы.

— Дальше на Олимпиадах было иначе?

— Да, в 2000 году в Сидней поехала группа из 100 человек. Через два года, за неделю до начала Игр в Солт-Лейк-Сити, «НТВ-Плюс» получил право вещать на шестой кнопке федерального ТV. А нас в США 6 человек всего, но «Плюс» освещал Олимпиаду от начала до конца. Мы «окучивали» все виды спорта от хоккея до лыж. А рядом группы Первого канала и ВГТРК по 100 человек каждая. И у них общий эфир на 20 минут, а мы закрываем 24 часа эфира на канале.

В Ванкувере мы вновь остались без прав на показ и вернулись к варианту передач об Олимпиаде и происходящем вокруг.

— Почему вновь остались без прав?

— С Олимпиадами всегда все права принадлежали Первому каналу и ВГТРК — мы должны были эти права сублицензировать. Что становилось предметом серьезного и сложного договорного процесса. С Первым каналом мы общались ближе и точки соприкосновения находили. А с ВГТРК иногда возникали такие коллапсы отношений, что договориться не получалось — как в случае с Ванкувером.

«ВСЕГДА МОГЛИ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ ПОТЕРЯТЬ ПЯТЫЙ ЕВРОПЕЙСКИЙ ЧЕМПИОНАТ»

— Показать матч РФПЛ стоит примерно 20 тысяч долларов. Во сколько раз дороже обошелся показ финала Лиги чемпионов в Москве?

— В десятки раз. Это был наш совместный проект с ВГТРК. Мы нанимали всю технику и полный английский стафф — они приезжали сюда и делали продакшен. Мы с Василием Александровичем Кикнадзе (генеральный директор и главный редактор телеканала «Спорт» — прим. ред.) впервые в жизни могли честно сказать: «Мы делаем продакшен финала Лиги чемпионов», — понимая, что к нам это не имело почти никакого отношения. Мы просто наняли по разным местам всех людей, которые приехали и сделали. Думаю, на ЧМ-2018 будет что-то подобное — продакшен делает компания HBS и к российскому ТV не относится.

— Говорят, вы гениально торговались во время переговоров на покупку прав.

— Мы переживали разные периоды. В какой-то момент денег не было вообще. Чудом удавалось сохранять права на некоторые турниры, не имея практически ничего. Во многом помогала безупречная репутация.

— Процесс покупки прав на первый футбольный чемпионат помните?

— Это было так давно, что у меня полное ощущение — они всегда у нас все шли. Только уходили время от времени в другие места. ВГТРК покупала Англию, один год Италию они показывали, Францию тоже. И, кстати, в этих уходах тоже имелась своя логика.

— Объясните.

— Если посмотреть расписание матчей в каждом чемпионате, то для заполнения трех футбольных каналов хватало четырех турниров. Если у тебя есть Англия, Испания, Италия и Германия, то Францию ты можешь позволить себе не брать. Если уже купил Францию — есть возможность иначе торговаться с Италией. Конечно, в этом нельзя заигрываться — у каждого чемпионата есть своя аудитория. Но если подходить к спортивному телевидению как к заполнению ячеек Excel, то ответ получается таким. Думаю, в этом причина отсутствия сейчас чемпионата Испании.

— Почему на «Плюсе» никогда не показывали «Формулу-1»?

— Они требовали открытый эфир, это условие шло одним из обязательных при приобретении прав на «Формулу-1». У «Плюса» толком открытого эфира не было никогда. Мы обсуждали с НТВ возможность совместного приобретения прав, но они понимали, что в необходимом объеме показать «Формулу-1» они не смогут. Мы всегда в переговорах участвовали, но понимали, что к нам это отношения не имеет.

— Помните случаи, когда вы покупали права на соревнования ради поддержания собственного престижа?

— Платное телевидение — простая вещь. Там нужно покупать соревнования, которые идут долго. И лучше — на несколько сезонов.

Слово «престиж» загадочное, мы пытались руководствоваться интересом зрителей. Понятно, что ради Лиги чемпионов есть смысл ходить за акционерами и спонсорами, выпрашивая деньги. Потому что это надо. Набор иностранных чемпионатов нам нужен — это наша визитная карточка. Такая же ситуация с турнирами по теннису. Имея бригаду людей, работавших над этим видом спорта, мы считали необходимым растить и развивать такую аудиторию.

— Как происходит процесс этой торговли за ТV-права?

— Есть некие продавцы конкретных соревнований. Они мониторят рынок и знакомы со всеми главными игроками. Дальше идет тендерный процесс, на который ты выходишь со своими предложениями, играешь. Понятно, что игроков не так много, они все известны. О разделе прав мы никогда не сговаривались. Но понимали, что по ощущениям другие стороны сюда не полезут. И можно спокойно заниматься монопольной покупкой, имея преимущество перед продавцом.

Но случались и серьезные подпольные тендерные игры, когда играешь вслепую, понимая, что можешь проиграть. Думаю, торги шли почти по всем турнирам, но в открытый аукцион все не превращалось. Мы понимали взаимные возможности. Как вот с пятым чемпионатом, который можно потерять. То есть попасть в четвертый очень важно. Продавцы это все тоже понимали, кстати.

— Формирование цены на показ Уимблдона отличается от формирования цены на показ Лиги чемпионов?

— Конечно. Все прекрасно понимают, что интерес к футболу значительно выше. А это основной показатель. Интерес рекламодателей тоже, безусловно, учитывается. Поэтому, например, «Формула-1» стоит немного особняком — там потенциальных рекламодателей на рынке намного больше.

— Насколько тяжело руководство федерального НТВ соглашалось показывать матчи еврокубков?

— НТВ — большая компания. Там существуют уровни больших руководителей, от которых требуют выполнения конкретных задач. А все прекрасно понимали, что во время показов Лиги чемпионов рейтинг канала сильно падает, особенно когда нет российских клубов. Они имели право по контракту показывать полуфинал турнира в записи — они его показывали. Хотя любой человек, интересующийся спортом, в такие моменты будет топать ногами и кричать, что козлы вместо футбола показали сериал. Но с точки зрения работников НТВ они все делали правильно в рамках заключенных контрактов.

Олимпиада в Лондоне 2012 году. После съемок программы «Английский акцент»

«БЕСПЛАТНЫЕ ТРАНСЛЯЦИИ ОТБИРАЮТ ЛЮДЕЙ У СТАДИОНОВ»

— Как вы реагировали на два часа разговоров о «Спартаке» в программе «90 минут Плюс»?

— Это не правда, что все время говорили о «Спартаке», но мы с Черданцевым постоянно спорили, поскольку мое мнение было такое, что каждому матчу нужно уделять равное внимание. Вообще, я выступал именно за нелимитированный хронометраж. Ведь если человек интересуется чемпионатом России, то он включает канал «Наш Футбол» в субботу утром и не выключает до вечера воскресенья. Какие-то игры он смотрит больше, какие-то — меньше. Что-то в обзорах, в «Разогревах». В «90 минутах» посмотрел интересующие его кусочки, выключил и заснул. Так должно быть с точки зрения эфира. Не 30 минут вечером, после которых жизнь закончилась.

— Была статистика по среднему времени просмотра этой передачи?

— Я видел в свое время миллион цифр, но вообще сейчас считается, что человек в среднем смотрит телевизор не более 15 минут. Но тогда ни одна трансляция спортивная невозможна. И дальше каждый человек задает себе вопрос: «А что же я вчера два часа смотрел? Наверное, я в эту статистику не попадаю».

— Сейчас часто смотрите «Матч ТВ»?

— Как выяснилось, я интересуюсь спортом, поэтому смотрю. Мне не столько «Матч ТВ» интересен, сколько спортивные трансляции. Конечно, смотрю и программы. Иногда раздражаюсь, но понимаю, что люди работают. Проще всего сидеть на диване и говорить: «Что они устроили?» Хотя, конечно, у меня есть свои представления и оценки.

Мне кажется, что они немножко потеряли фирменную интонацию «НТВ-Плюс», которая притягивала людей. Бывшим работникам канала пытаются привить стандарты ВГТРК, что и зрителей отпугивает, и ребята не знают, как себя вести.

— Верите, что за телевизионные права на чемпионат России можно получить 200 миллионов долларов, как недавно говорил Валерий Газзаев?

— При всем моем уважении к Валерию Георгиевичу, думаю, что его посыл заключался в том, что денег должно быть просто больше. А 200 миллионов — некий ориентир. Мне кажется, что сейчас говорить о деньгах немножко бессмысленно. При создании «Матч ТВ», в этом еще даже я принимал участие, ключевой была идея — сделать так, чтобы сократить и убрать всевозможную конкуренцию, чтобы все спортивное телевидение не конфликтовало. Сейчас так и есть. А это значит, в переговорах с контрагентами на покупку всевозможных прав ты монополист. Это преимущество в приобретении иностранных прав. Но проблема собирания денег для российского футбола. Тут либо меньше расходы, либо больше доходы.

— Это вы мыслите как продавец. А как покупатель или зритель представляете, что в какой-нибудь другой стране захотят платить 200 миллионов за РФПЛ?

— Как зрители, проснувшись поутру, мы с вами этого сделать точно не сможем. Я знал только одного господина, предлагавшего мне деньги на оплату прав НБА. Потому что он привык смотреть дома. Очень богатый человек, которого не пугало, что вместе с ним смотреть будет много народу. Он привык смотреть НБА в конкретные дни под конкретных комментаторов. И соглашался стать единственным абонентом в историю «Плюса», купившим права.

А так понятно, что права покупаются компаниями для их реализации. И цифра в 200 миллионов долларов пугать не должна — она сравнима с теми деньгами, которые крутятся в общем бизнес-процессе.

— Идея показывать футбол бесплатно в больших объемах вам кажется правильной?

— Делать можно что угодно, важно — что ты хочешь получить. Если вопрос денег не интересует, то это одно. Если интересуют деньги в определенном объеме, то можно показывать бесплатно только часть игр. Любой показ в открытом эфире — это его монетизация. Она имеет конечное количество. Как было с каналом «Наш Футбол»: если ты показываешь один матч в неделю, то собираешь 100 процентов денег от спонсоров. Показывая два матча, в два раза больше не собираешь — а уже 150 процентов. За три матча — 170 процентов. И ты понимаешь, что лучше получить 100 процентов, а остальные трансляции отправить в платную подписку. Как и что делает «Матч ТВ», я совершенно не представляю. У них есть своя стратегия, как я понимаю, она заключается в показе как можно большего количества трансляций в открытом варианте. А дальше смотреть.

— Каков примерный процент болельщиков, которые не приходят на стадион, потому что могут бесплатно посмотреть матч по телевизору?

— Я в цифрах никогда в жизни не оценивал, но считаю, что на самом деле много. Еще раз: не знаю, что хорошо, что плохо. Мы с «Лига ТВ» побаивались показывать на открытом эфирном канале много футбола. Это точно мешало бы платному телевидению. Но и мешало бы приходу зрителей на стадионы. Сейчас этого никто не боится, считают, что нужно показывать много, больше и лучше. Но какая-то корреляция существует. Особенно когда речь не про дерби «Спартак» — ЦСКА, на которое хотят пойти все. А про игру ЦСКА — «Уфа», например.

— Почему, вкладывая деньги в развитие непосредственно канала, вы не занимались сайтом? И каждый год показ «Эль Класико» в интернете превращался в пытку.

— Мне сейчас немного неудобно это говорить, но интернет-вещание к ним не имело никакого отношения. Это был отдельный проект «Газпром-Медиа». И мы с Уткиным привыкли отвечать, что да, это мы, идиоты, опять уронили «Реал» с «Барселоной». Но это было больше соблюдением корпоративной этики. На общих совещаниях мы могли встать и спросить с людей: «Доколе падает у вас, а идиоты мы?» Сейчас, как я понимаю, проблема с «Реалом» и «Барселоной» решена радикально.

«ВЕЛ ПЕРЕГОВОРЫ О ПРИХОДЕ ГУБЕРНИЕВА НА «ПЛЮС»

— Что на самом деле происходит в комнате «8-16»?

— Я никогда в жизни не сидел в комнате «8-16», но, безусловно, в ней бывал. Из всех сравнений я бы назвал это гоголевской бурсой: школой для мальчиков, где с одной стороны все дико амбициозные в оценках футбола и собственного поведения, а с другой — подчинены одному делу. И все обиды с раздражениями меркли на фоне общего занятия.

— Хорошо, то есть вы считаете нормальной историю, что Василий Уткин и Александр Шмурнов с 2005 года работали вместе, но при этом даже не общались?

— Слушайте, я очень хорошо представляю, как все это происходило. Мне постоянно приходилось быть неким арбитром в этих амбициозных отношениях между комментаторами. Я был человеком, имевшим возможность наложить финальное вето на любые назначения. С господином Шмурновым мы провели многие часы в диалогах.

— С Уткиным приходилось выстраивать отношения каким-то особенным образом?

— Вы знаете, мы много лет сидели рядом в одной комнате за соседними столами. В итоге я все время видел его напротив, принимая какие-то решения. И поглядывал в его сторону. Точно так же поступал он. Потому что дверь захлопнется, люди уйдут, а мы останемся. И эта ситуация выступала балансом в поступках.

— Дмитрий Губерниев и Алексей Попов могли оказаться на «Плюсе»?

— С Губерниевым я лично вел переговоры, что он перейдет к нам из ТВЦ. Но финансовая ситуация помешала: все без конца считали деньги, кого-то увольняли. И все понимали, что, с одной стороны, взять Губерниева есть смысл. Но брать не на что. На «Плюс» он тогда не попал и пошел по своему пути, дальше к нам не возвращаясь.

Про интерес к приглашению Попова не помню — мы все понимали, что он является частью «Формулы-1», которую мы не показывали.

— Часто возникали ситуации, когда трансляция на грани срыва, но в итоге все успевали восстановить, и зритель даже ничего не замечал?

— Как-то задержали матч «Спартака» на 15 минут. Там пропал весь сигнал, и, как в фильме про подвиг разведчика, человек чуть ли не зубами держал провода. Потом восстановили все, сигнал пошел, но через 15 минут после начала игры. И мы договаривались с РФПЛ, что матч сдвинут. На матчах «Спартака» вообще часто случались подобные ситуации. Например, на их игре в Саранске нам перебили кабель, по которому получали картинку.

Для меня самыми счастливыми выходными всегда становились те, когда не играли матчи чемпионата России.

— Правдива история, как однажды пьяный техник ногой вырвал провод из розетки и оборвал трансляцию?

— Немного не так. Один инженерный начальник вместе с инженером шел за стойками во время трансляции и оторвал провод. Все выключилось — вокруг сразу крик. 10 минут спустя тот же самый инженер аккуратненько провод вернул на место.

Устроили разборки, и все эти инженеры вынесли вердикт: «В ситуации виноват неправильно обжатый провод». Я эту формулировку на всю жизнь запомнил.