Рустам Батыр: «Образ исламской мини-юбки становится символом нашей эпохи»

«ТРАДИЦИЯ В ПИКСЕЛЯХ»

Выставка «Премия Джамиль 3», на которой представлены работы, вдохновленные исламской традицией, стала без всякого преувеличения одним из самых значимых событий в культурной жизни Татарстана за последнее время. Впервые в истории нашей республики крупнейший в мире музей декоративно-прикладного искусства, основанный еще в 1852 году, знакомит ее жителей с частью своей уникальной коллекции.

На выставке представлены работы авторов, отобранных в шорт-лист конкурса ведущими британскими искусствоведами. Сама премия «Джамиль» была учреждена лишь в 2009 году и вручается только в третий раз. «Цель, которую мы поставили перед Jameel Prize, — говорит ее основатель, — поощрять художников изучать корни ислама и роль исламской традиции в современной нам жизни, выражая это через традиционные или современные дизайн, искусство, ремесло и другие формы». Другими словами, на выставке представлен художественный образ исламской культуры в контексте XXI века, фиксирующий те тренды, которые будут определять ее развитие в ближайшее время. Однако эта выставка ценна не только для мусульман. На самом деле здесь в преломлении исламской традиции мы видим зеркало всей нашей эпохи.

Ключевую идею представленной экспозиции наиболее наглядно выражает работа Фаига Ахмеда из Азербайджана «Традиция в пикселях», где древний узор восточного ковра перетекает в растровую графику, масштабированную до множества квадратных пикселей, характерных для эры цифровых технологий.

ДЕСАКРАЛИЗАЦИЯ БОЖЕСТВЕННОГО СЛОВА

Выставка работ конкурса, чей посыл задается исламской традицией, конечно же, не может обойтись без мусульманской каллиграфии. Как отметил на церемонии ее открытия Тим Стэнли — старший куратор коллекции искусства Ближнего Востока в V&A, подобных работ присылается на конкурс особенно много. Однако представленные в контексте нашего дня подобные работы претерпевают существенную трансформацию и начинают транслировать во многом иные смыслы, нежели это было в древности.

В традиционной исламской культуре арабская каллиграфия ориентировала человека на сакральное измерение жизни, привнося в наш мир красоту и глубину божественного Слова. Не случайно на мусульманском Востоке это самое Слово Бога часто писалось без видимого начала и конца, как бы выражая Его нескончаемую извечность и целостную природу мироздания. Хитросплетение традиционных каллиграфических узоров предназначалось не для практических нужд, обычного чтения, а помогало человеку соприкоснуться с вечностью, погружало его в созерцательное мировосприятие. В этих узорах бесконечная и трансцендентная нить божественного Логоса как бы ныряла в наш мир, вплетаясь в ткань ее земных форм, но оставалась вне их, поддерживая человека в его стремлении возвыситься над бренной повседневностью.

Арабская каллиграфия сегодня — нечто принципиально иное. Так, работы Паскаля Зогхби в корне порывают с традиционным мотивом вечности, непостижимости и целостности. Автор является специалистом по типографике и разрабатывает арабские шрифты для газет, журналов, мобильных устройств, архитектуры и даже дорожных знаков. В его «Коллекции шрифтов 29 LT» мы не видим возвышенных мотивов древности, но легко различаем постмодернистскую деконструкцию. Здесь целостное полотно Божественного Слова дробится на множество отдельных фрагментов, происходит полная десакрализация этого самого Слова, которое из объекта религиозного почитания низводится до предмета дизайнерского манипулирования.

В подобном смещении акцентов улавливается суть отличий между традиционалистским и современным отношением к действительности. Расколдовав мир и разобрав его до последней буквы, мы получили возможность жонглировать полученными фрагментами совершенно произвольно, что является важнейшим условием для создания технологий, двигающих прогресс.

БУКВЫ НА ВЫБОР

За дизайнерским новаторством Зoгхби сквозит и другое веяние нашего времени — многовариативность современного мира. Многовариативность достигается за счет того, что разрушается общеобязательность единого канона. Очень точной в этом отношении оказалась интернет-презентация шрифтов Зогхби, в которой разные начертания арабской буквы Ха были наложены одна на другую. Какое из этих начертаний правильное — вопрос для дизайнера, лишенный смысла. Все виды Ха придуманы им самим и имеют равную ценность. Конечно, и в древности существовали различные почерки в арабской каллиграфической традиции: куфи, насталик, сулюс и др. Однако этих почерков было не так много, они были разнесены по отдельным школам пера. В работе же Зогхби все возможные способы написания букв сведены воедино, словно на выбор, как блюда из ресторанного меню.

Кстати, Ха в исламской традиции ассоциирована с божественным Абсолютом: часто во время медитативных зикров суфии повторяли именно эту букву, сокращая таким образом местоимение хува/Он, которым обозначался «Искомый», т.е. Бог. Разное начертание буквы Ха и у других букв, образующих Божественное Слово, как бы указывает на отсутствие единственно верного понимания Того, Кто стоит за ними. В современном мире постмодерна исчезает понятие канона и общеобязательной ортодоксии. Им на смену приходит набор разных пониманий, которые стоят за одним символом. Теперь ни у кого нет монополии на верное толкование истины. Символ может быть один, но авторов, которые вкладывают в него свой смысл, может оказаться бесчисленное множество. Каждый из нас в конечном итоге сам становится дизайнером личного смысла.

«ГЛАВНОЕ, ЧТОБЫ ЭТО РАБОТАЛО»

Естественно, при таком подходе, развенчивающим незыблемость прежних основ бытия, наш мир не может оставаться прежним. Он приходит в движение. Это и показал в своей мультимедийной инсталляции Мунир Фатми. Перед нами гигантская машина, в которой монумент неизменного Слова расфасован по разным винтикам и колесикам. Все крутится, все двигается. Нет ничего статичного. Сам автор говорит, что на создание подобного образа его вдохновила «арабская весна», приведшая в движение многие мусульманские страны.

На первый взгляд может показаться, что механистический образ общества — это какая-то концептуальная архаика времен Исаака Ньютона или даже Леонардо де Винчи, ведь современные картины мира построены на совершенно других описательных моделях, связанных с такими понятиями, как поле, энергия и т.д. Однако не стоит спешить обвинять художника в том, что он запоздал и не вписался в современный контекст.

Механизм представляет собой апофеоз функциональности, которая в наши дни активно вытесняет другие фильтры восприятия. Современного человека порой мало волнует шлейф смыслов и ценностного содержания. Для него главное, чтобы это работало. Поэтому в инсталляции сакральная вязь коранического Слова низведена до уровня колесиков и винтиков. Внутренняя глубина Божественного Логоса здесь не важна и никому в принципе не нужна. При необходимости его можно заменить и другими функционально идентичными элементами. Главное, чтобы это работало.

Утилитарный подход к духовным практикам и религиозным традициям существенным образом трансформирует их в современном мире. Они становятся бессодержательными технологиями, полностью очищенными от своей мистико-ориентированной, догматической «архаики» и призванными помочь человеку решать те или иные стоящие перед ним задачи. Вот почему наряду с винтиками, еще состоящими из каллиграфического декора, в образе общественного механизма Мунира Фатми уже появляются пустые геометрические фигуры, полностью избавленные от нефункционального «бремени» прошлого.

Еще в большей степени мотив религии без Бога выражен в работе Вагаса Хана, который ассоциирует свой труд с суфийской традицией ислама. Работа представляет собой изображение огромного полотна, слегка напоминающего рисунок среднеазиатской ткани и образованного из бесчисленного множества микроскопических точек, рассмотреть которые можно только через большую лупу (она прилагается к картине). Каждая точка написана несмываемыми чернилами. Поэтому при создании картины одно неосторожное движение могло низвести на нет всю титаническую работу художника, что требовало от него колоссальной концентрации. Автор работает без увеличительного стекла, обычно по ночам, задерживая дыхание во время рисования и выдыхая только тогда, когда чернила уже на бумаге. При этом он считает, что «каждая точка — это слово» и что созерцание его работ подарит зрителям спокойствие и безмятежность.

Таким образом, здесь мотив суфийского зикра («богомыслия»), внутренне ориентирующего человека на Бога, переосмысливается то ли в формате нетеической медитации, соединяющей человека с глубинным «Я», то ли как психотехника концентрации внимания. Замена слова на бессодержательную точку и сведение суфийского зикра к дыхательным техникам — все это проявления восприятия религии без ее изначального божественного измерения, с акцентом на голую функциональность.

Мультимедийная инсталляция «Технология» Мунира Фатми

МУСУЛЬМАНСКАЯ МИНИЮБКА И ИСЛАМ В БУДДИЙСКИХ ФОРМАХ

Итак, деконструировав цельность исконной Традиции, отказавшись от единого канона и десакрализировав религиозное наследие, современный человек обретает свободу для маневрирования и эксперимента. Он начинает сочетать полученные фрагменты в таких комбинациях, которые прежде были просто немыслимы. В «Бетонном ковре» Нады Дэбс, родившейся в Японии и ныне живущей в Ливане, арабские буквы написаны в стилистическом симбиозе с традициями японской каллиграфии кандзи и разделены на 28 панелей (столько букв в арабском алфавите), что напоминает японскую традицию использования матов-татами в оформлении интерьера. А Лоран Марешаль выкладывает узор декоративной напольной плитки, которую можно встретить в старинных домах Палестины, с помощью сыпучих специй, подчеркивая таким образом непостоянство нашей жизни. Аналогичным образом и с тем же смыслом буддисты рисовали песком мандалы, как это, показано, например, в фильме Бернардо Бертолуччи «Маленький Будда».

Иногда подобные эксперименты балансируют на грани эпатажа и могут шокировать консервативных традиционалистов. Так, платья сестер Эдже и Айше Эге из коллекции «Контрасты Стамбула» обращаются к архитектурному и художественному наследию этого города. Их «Кафтан», сделанный из домотканой ламе-парчи, отсылает к роскошным одеждам бывших оттоманских правителей. А в «Купол 2» драпировка легким хлопком органди словно повторяет очертания металлического покрытия куполов городских дворцов и мечетей. И здесь важно обратить внимание на одну существенную деталь: платья укорочены до размеров миниюбок. Исламская миниюбка — таков зримый абсурд эклектики эпохи постмодерна. Хотя про абсурдность уместно говорить лишь в том случае, если за точку отсчета берется некий канон. А канонов, как мы выяснили выше, для современного человека уже нет.

«Бетонный ковер» Нады Дэбс в V&A. В казанском центре «Эрмитаж» в целях сохранности произведения экспонируется его копия, отпечатанная на хлопке под названием «Летящий ковер»

Впрочем, постмодернистская эклектика может оказаться и востребованной в традиционалистских кругах. Так, Флори Сално в проекте «Пластиковое золото» показала, как из обычной пластиковой бутылки можно делать традиционные украшения жителей Западной Сахары, которые обычно изготавливаются из кожи и металлов. Жительницы лагерей беженцев в пустынных областях Алжира, скованные нищетой, были ей очень признательны за подобное ноу-хау, ибо отчасти смогли улучшить свое материальное положение.

Справедливости ради стоит заметить, что здоровый эклектизм всегда был присущ мусульманской цивилизации. Еще Пророк Мухаммад завещал своим ученикам искать знания, пусть даже и в Китае, который, как известно, был весьма далек от монотеистического мировоззрения. В результате такого благоразумного подхода со временем в мусульманском мире родилось мощное интеллектуальное движение, ориентированное на изучение трудов античных мыслителей, несмотря на то что все они были язычниками. Кстати, некоторые из работ этих античных авторов были со временем утрачены в оригинале и сохранились до наших дней только в арабском переводе.

БИЕНИЕ СЕРДЦА

Многовариативность современного мира порой дезориентирует человека. Отсюда рождается страх, который выливается в консервативную реакцию общества. К слову, именно поэтому к победе на выборах в Европе в последние годы все чаще приходят политики ультраправого толка, риторика которых построена на критике мультикультурализма. Современный человек пребывает в растерянности и задается вопросом: если мы утратили всеобщие каноны и ориентиры и превратились в машину, несущуюся неизвестно куда, то на что я могу теперь ориентироваться?

Узор палестинской плитки в работе Лорана Марешаля «Мой дом», выложенный из специй

Ответ на это вопрос можно найти в работе Нассера Аль Салема, на которой запечатлен отрывок из первой суры-молитвы Св. Корана «Фатихи»: «Веди нас верным путем!» («Ихди-на ссырата ль-мустакым!») Эта кораническая молитва-канон (или извечное Слово Бога) изображена в виде линии кардиограммы. Другими словами, путеводная нить божественного начала сокрыта не где-то там, во внешнем мире, она находится здесь, внутри меня, в биении моего сердца.

В этом образе схвачена самая суть одного из главных общественных фреймов, который кристаллизуется в наше время. Если в традиционалистском обществе идеалом считалось благочестие, в эпоху модерна люди ориентируются на успех, то зарождающимся вектором нынешнего времени становится самоактуализация, стремление человека найти свой путь, обрести себя. И в этом контексте доверие голосу собственного сердца, которое, как показывает Аль Салем, связано с Самим Богом, становится важным посылом.

Платья из коллекции «Контрасты Стамбула» сестер Эдже и Айше Эге — победительниц конкурса Jameel Prize 3

«СДЕЛАЛИ ТО, ЧТО И ОБЕЩАЛИ»

В выставке, созданной с безупречным эстетическим вкусом, сложно найти недостатки. И все же в заключение попробуем добавить к ее анализу несколько ложек дегтя. Прежде всего стоит отметить, что она оставляет нерешенными вопросы концептуального характера. Чей мир с содержательной точки зрения выражают работы Jameel Prize, отобранные британским музеем на деньги арабского мецената: мир Запада или мусульманского Востока? Другим словами, выставка демонстрирует мусульманский мессадж в формах современного западно-европейского искусства или же культурную жизнь западного мира, лишь декорированную восточными мотивами? На панельной дискуссии в казанском Эрмитаже Стэнли оставил этот вопрос без ответа, отметив лишь, что на выставке собраны работы, которые в том или ином аспекте испытали на себе влияние исламской традиции.

«Пластиковое золото» Флори Сално

Нельзя признать выставку и абсолютно новаторской. Нам представили далеко не самое последнее слово в мире искусства. Использование мультимедийных инсталляций и недолговечных форм — для современных художников уже давно пройденный этап. Сейчас на повестке дня стоят не эксперименты с формами художественных произведений, а со способами их подачи. Все-таки ритуальное хождение в выставочный храм искусств — это архаика прежних эпох. Дух нашего времени требует отображения в творчестве таких принципов, как нелокальность, спонтанность, интерактивность, неуправляемость и др. В формате паблик-арта дыхание сегодняшнего дня чувствуется намного больше, нежели в формате выставок.

«Веди нас по прямому пути» Нассера Аль Салема

Впрочем, устроители выставки Jameel Prize 3 никоим образом и не позиционировали ее как последнее слово в мире декоративно-прикладного искусства. Они в высшей степени профессионально сделали то, что и обещали: представили работы, вдохновленные исламской традицией.