«У нас порядка сотни дилеров по всей России, СНГ и дальнему зарубежью. Это было воодушевлением: прорубать окно в Европу», — говорит владелец мензелинской компании «Meбелев» Дамир Каюмов, чьей продукцией интересуются даже в Италии. Как поиск кроватки для сына сподвиг на инновации, почему он ушел с должности главного архитектора города и зачем открыл собственную радиостанцию, предприниматель рассказал «БИЗНЕС Online».
Дамир Каюмов: «Мне повезло. Приехав в Татарстан, я мог начать творить, что называется, с чистого листа...»
«КРОВАТЬ, КОТОРУЮ ДЕЛАЛ ДЛЯ СЫНА, ЗАБРАЛИ ПРЯМО ИЗ ЦЕХА»
— Дамир Наилевич, ваша компания, судя по названию, специализируется на производстве мебели?
— Да. Мы уже около пяти лет выпускаем детскую мебель. Наша топовая модель — это кровать-машина. До нас кроватей в таком виде не существовало в природе.
— Как «родилась» ваша?
— Я искал кровать для своего двухлетнего сына. Излазил весь интернет, но ничего подходящего под свои «хотелки» не нашел. Задумался: почему я не хочу купить кровать-машину, которая есть во всемирной сети? Это были кровати отечественного производства: такие прямоугольные коробочки с нарисованными колесиками, в которых лежал матрас. Понял: потому что это все-таки была больше кровать, чем машина. И меня осенило: матрас должен быть закругленный как капот. Мы с моими специалистами разработали конструктив и дизайн наклейки. Первая версия кровати, которую я делал для своего сына, до него не доехала. Ее забрали прямо из цеха. Как увидели, сразу: «Отдай, отдай!»
— Одним словом, перекупили?
— Да. На всякий случай мы сделали еще три такие кровати. Но к нам домой в итоге попала только 12-я.
— Тогда-то уж вы поняли, что попали в точку?
— Я пришел к выводу: то, что нравится мне, видимо, по вкусу и другим людям. И с тех пор мы делаем только то, что воспримет мой организм.
— Кажется, идея с кроватью-машиной лежит на поверхности. Почему это никому не пришло в голову?
— Все дело в стереотипах. Мебельщики же как мыслят? Вот лист, он не кривится, поэтому ничего из него не изготовишь, кроме прямого шкафа. А мне надо все сделать наперекосяк: если не кривится — искривить.
— Что было самым сложным в создании такой кровати?
— Закруглить поролон. Это был просто какой-то кошмар. (Смеется.) Мы точили его шлифовальной машиной, потому что не знали, как сделать иначе. Проб и ошибок было сделано немало, но в итоге мы добились того, чего хотели.
«Мы очень долго занимались поисками сырья. Качество ЛДСП в России оставляет желать лучшего»
— Вам это дорого обошлось?
— Да, на тот момент для меня это было нечто невероятное: при ежемесячном бюджете на предыдущем месте работы в 10 тысяч рублей потратить 35 тысяч. Это примерно 15 листов ЛДСП. Но главное — результат.
— У любой удачной идеи появляется много последователей...
— А мы сразу запатентовали промышленный образец.
«МОИ ЧАДА СВОЕ «ОТРАБАТЫВАЮТ»: Я НА НИХ ТЕСТИРУЮ МЕБЕЛЬ»
— Вряд ли вы остановились на одном продукте, хотя и топовом.
— Дальше все пошло само собой: шкафы, шкафчики, комоды, полочки в виде самолетиков, полочки просто полочки...
— Все это оригинальное или можно встретить где-то еще?
— В мебели очень трудно придумывать что-то из ряда вон. Поэтому чаще всего мы доводим до ума уже существующее. К примеру, полочка — это плоская поверхность. А в виде чего она будет, это уже вопрос фантазии. Мы даже придумали к кровати-машине постельное белье.
— ?!
— Существующее постельное белье меня тоже не устраивало. Хотелось создать такое, которое бы я захотел купить сам.
— Кажется, белье и есть белье: какие могут быть отличия?
— Рисунок — раз, качество ткани — два.
«Что мешает купить швейную машинку и посадить за нее швею?»
— Но это ведь уже другое направление?
— А что мешает купить швейную машинку и посадить за нее швею? Я никогда для себя не устанавливаю рамок. Когда я учился на дизайнера, у нас был очень хороший преподаватель. Он заставлял нас поступать нестандартно. Давал чистый лист бумаги: «Рисуйте». А потом говорит: «Если не поместилось на бумаге, есть ведь продолжение — стол, стена, пол...» Тогда мы, честно говоря, не воспринимали его всерьез, но сейчас во всем поступаем примерно так, как говорил он. Конечно, исключая закон.
— И где вы взяли ткань с нужным рисунком? Это что, были те же машинки?
— Те, кто мыслит стереотипно, действительно «раскидывает» по однотонной ткани машинки, но не мы. Нам нужно было сделать так, чтобы простынь не портила общий вид. Мы добавили две полосы вдоль, как будто это наклейки на капоте спортивной машины...
Дизайн рисунка я сделал сам. Несколько раз ездил в Китай для подбора производства.
— Идея с постельным бельем тоже оказалась удачной?
— Да. Во-первых, мы выбрали для постельного белья не бязь, как все, а самую дорогую и качественную ткань — сатин. В Шанхае нам напечатали целый контейнер ткани с этим рисунком, и уже здесь мы открыли швейное производство.
«Наша топовая модель — это кровать-машина»
— В России это сделать выйдет гораздо дороже?
— А в нашей стране уже ничего не найдешь. Перед тем как поехать в Китай, я отправился в Иваново. Увы, ни одного производства там уже не существует. Я был поражен, когда это понял. Ивановцы, конечно, говорят, что это местные ткани, но в действительности они привезены из Китая. И сам этот город как некий осколок Советского Союза. Кстати, красивых девушек там уже нет, дороги ужасные. После поездки в Иваново я понял, что живу в очень хорошем и развитом регионе России...
— Мебель для девочек вы пока не создаете?
— В прошлом году запустили серию «Мия». Если на кровать-машину меня воодушевил сын, то на эту серию, как нетрудно догадаться, младшая дочка. Подлокотники и спинку кроватки для девочек мы сделали со съемными мягкими чехлами. Сужу по себе: вся детская заляпана красками, дочь с грязными руками взбирается на кровать. Понятно, чем это чревато. А мягкий чехол снял, постирал и надел обратно...
Кстати, я сразу тестирую эргономику мебели на своих детях. Они по ней прыгают. Если где-то что-то отскочило, мы сразу вносим коррективы. То есть чада у меня свое «отрабатывают». (Улыбается.)
«Я пришел к выводу: то, что нравится мне, видимо, по вкусу и другим»
«ДИЛЕРЫ ПОВЫЛЕЗАЛИ САМИ КАК ГРИБЫ...»
— Какая у вас мощность производства?
— Мы выпускаем порядка тысячи единиц продукции в месяц. Кровати занимают большую часть. Уже года три как продаем свою мебель по всей стране. Первыми нашими покупателями кроватей на колесах стали друзья-знакомые, а потом помог интернет. Почти одновременно у нас появился первый дилер: в Самаре. Он же был первым покупателем в этом городе, тоже купил кровать для сына... Вообще, дилеров сначала приходилось искать и даже уговаривать.
— К чему сводились уговоры?
— Некоторые просто не видели в этом перспективу: «Ну и кому нужна эта кроватка?» Часто люди сначала покупали нашу мебель своим деткам, а потом смотрят, что такого нигде больше нет, и предлагают: «Давайте я буду вашим дилером в своем городе. Отдайте это мне одному...» Одним словом, со временем дилеры повылезали сами как грибы.
— С торговыми сетями наладить контакты не пытались?
— Было дело. Но зачастую мы получали такие ответы, что сразу было видно: нас хотят кинуть.
— В том плане, что вы поставьте, а мы посмотрим?
— Да. Причем поставьте нам в объеме 100 штук. После того как привезете, мы вам сделаем предоплату 30 процентов, а потом еще по факту будем рассчитываться в течение трех месяцев. И это при том, что ценник был занижен в разы. Мы на это не пошли и стали выращивать своих дилеров. С тех пор только тем и занимаемся, что расширяемся. Честно говоря, я уже устал строиться.
— Какие площади занимает ваше производство?
— Сначала у нас было всего 240 квадратных метров, а сегодня около 4 тысяч «квадратов». Мы не успеваем производить мебель.
— Спрос гораздо больше, чем вы можете предложить?
— Именно, хотя моя команда работает очень слаженно. Скоро у нас в Челнах откроется фирменный магазин. Мы уже полгода как купили площади. Могли просто выставить всю продукцию, но нет — мне же надо, чтобы интерьер был не как у всех. (Смеется.) Поэтому меняю окна на безрамные, чтобы создать витрину, которую видно снаружи.
«МОЖЕМ ПОСТАВЛЯТЬ ДЕТЯМ, НЕ БОЯСЬ БОГА...»
— С какими проблемами вы столкнулись при производстве мебели?
— Мы очень долго занимались поисками сырья. Качество ламинированных древесно-стружечных плит (ЛДСП) в России оставляет желать лучшего.
— К тому же в отношении детей нормы строже?
— Гораздо строже. И не все, что заявляют производители, выполняется. Количество используемых в ЛДСП формальдегидов (а они вызывают целый ряд хронических заболеваний, включая аллергию) категорически не соответствует не только детской мебели, но и взрослой. Вот откуда головные боли и головокружения. Представьте, что такая мебель находится рядом с ребенком. Я не могу об этом даже спокойно думать. Но многие просто упускают этот момент в погоне за быстрым рублем.
Мы проводили свои независимые экспертизы ЛДСП российских производителей, после чего из всего списка потенциальных партнеров у нас осталось только двое. Я не знал, что дело обстоит так плохо. Затем мы выбрали единственного, с кем будем работать. Еще раз внесли свои коррективы в производство. И уже «под нас» стали делать те плиты, мебель из которых мы можем поставлять детям, не боясь ни судов, ни Бога.
«И самое главное, что мотивирует людей, — это возможность самореализации даже не на 100, а на все 200 процентов»
— Вы настолько щепетильны?
— Мы вообще делаем все для того, чтобы лишний раз не повредить ни природе, ни здоровью человека. Только из-за этого отказались от производства поролона — заказываем его в Нижнекамске. Нам было бы гораздо выгоднее открыть это производство в Мензелинске, чем покупать у стороннего производителя, но это очень химически опасная вещь.
«У НАС ДИЗАЙНЕР МОЖЕТ БЫТЬ «ОСЬМИНОГОМ»
— Как думаете, почему вам изначально удалось создать такой востребованный продукт?
— Я объединил в нем и мебельные, и рекламные технологии, а также свои знания дизайнера. В этом успехе есть заслуга и моей супруги, которая долгое время прикрывала мои тылы. А теперь у меня есть команда, которой я могу доверять и которая рвет и мечет, лишь бы идти вперед.
— Насколько легко вам удалось ее создать?
— Квалифицированный персонал вообще очень трудно найти.
— Да еще и в Мензелинске...
— В том-то и дело. Узкопрофильных специалистов нам пришлось привлекать со стороны. Например, скульптор приехал к нам из Пензенской области, а арт-директора мы переманили из Москвы. Одной высокой зарплатой в этом случае не обойдешься. Мы долго думали, как завлечь в Мензелинск не абы кого, а лучших дизайнеров России. Делали акцент на том, что предоставляем здесь все условия: жилье, работу, отдых, а у нас экологически чистый район.
— А с жильем-то как решаете вопрос?
— Для одного сотрудника мы купили служебную квартиру. Для другого снимали за свой счет жилье, пока он в родном городе не продал недвижимость и не купил здесь квартиру. Для всех остальных, если необходимо, точно так же берем жилье внаем. Сейчас у нас таких человек 10, половина из них ездят из Челнов.
— Это некритично: Челны близко?
— Некритично, но на то и выходит: затраты на бензин равноценны аренде квартиры, поэтому сотрудник сам выбирает, как ему удобнее... И самое главное, что мотивирует таких людей, — это возможность самореализации даже не на 100, а на все 200 процентов. Дизайнеры у нас, грубо говоря, могут быть «осьминогами».
— То есть делать одновременно много дел?
— Да. На нашем производстве можно делать абсолютно все, что взбредет в голову. В том числе 3D-модели в реалии, изделия из пластика, причем крупногабаритные, печать на любом материале. У нас есть и станки с ЧПУ, и формовочные станки, и термопрессы... Сейчас, например, нам нужны узконаправленные специалисты более высокой квалификации. Это разного рода программисты и разработчики, так скажем, Кулибины, причем такие, которые бы горели за свое дело.
«Мы уже, наверное, по горлышко забили Россию, а вот Европа еще голодная»
«ДЕД ВЫДЕРНУЛ МЕНЯ ИЗ ПЛОХОЙ КОМПАНИИ»
— Расскажите немного о себе. Кто вы по профессии?
— Я 8 лет учился на дизайнера: сначала на факультете дизайна в художественном училище в Ташкенте, потом там же в Национальном институте художеств и дизайна. Его, кстати, очень ценят и в Санкт-Петербурге, и в Москве. Художники, которые вышли из узбекских вузов, на хорошем счету и в Европе. В Татарстане больший упор делают на технических специалистов. Я считаю, мне в этом плане повезло. Приехав сюда, я мог начать творить, что называется, с чистого листа...
— По национальности вы татарин?
— Да, хотя и родился в Ташкенте. У меня оттуда родители. Но в 90-е годы в бывших советских республиках в ходу был такой негласный лозунг: «Русские — в Рязань, татары — в Казань». Всех европейцев тогда перестали ставить на руководящие должности. А у меня и папа, и мама с высшим образованием. Само собой, все это подняло их с насиженных мест...
Отца с его высшим физкультурным образованием направили из Казани в Мензелинск. Тут как раз был нужен начальник отдела спорткомитета. Я закончил 8-й класс, когда к нам из Ташкента приехал дед. Мензелинск тогда переживал весь ужас 90-х годов: вузов никаких, работы — тоже. И он забрал меня обратно. Я был еще тот кадр: уже в Мензелинске стал якшаться с плохой компанией, в которой и пили, и курили, хотя сам не злоупотреблял этим. Дед меня оттуда выдернул и взял под свою опеку. А он был очень строг, некогда преподавал черчение в текстильном институте. Я как в армию сходил, за что ему очень благодарен. К сожалению, дедушка уже года три как на небесах... Кроме как рисовать и плавать, я тогда ничего делать не умел. В детстве мама отдала меня в изостудию. А еще я ходил на плавание: к нему меня склонил отец. И вот я метался меж двух огней: день — изостудия, день — бассейн...
«Честно говоря, я уже устал строиться»
Когда я закончил обучение в институте, родители попросили приехать помочь: нам тогда представилась возможность открыть компьютерный магазин. У меня было готово порфолио, чтобы ехать в Москву. Я рассчитывал, что задержусь в Татарстане лишь на месяц-два, помогу родным с магазином. Помог. Но потом меня, что называется, засосало.
В подвале магазина мы открыли еще и рекламную мастерскую. Довольно долго изготавливали стенды, таблички, всякие «Уголки покупателя» и тому подобное, поскольку мне это было близко: еще студентом я работал в рекламных агентствах. В Мензелинске такого рода работой тогда никто не занимался.
— Заработали какой-то капитал?
— Что вы, мы еле-еле сводили концы с концами. В основном это были бюджетные заказы, а принцип работы администрации устроен таким образом, что полный расчет происходит только в конце года.
Четыре года мы работали так: брали кредит ради того, чтобы погасить предыдущий. В конце концов мне это надоело, я уже с супругой переехал в Казань. Мне предложили хорошую должность в компьютерной сфере — регионального менеджера компании «Ноутбукофф». Под моим управлением были все магазины в Татарстане.
А через какое-то время передо мной поставили задачу открыть филиал в Набережных Челнах. Понятно, что я нет-нет да катался к родителям в Мензелинск. И в результате переехал к ним насовсем, оставив должность.
«Мы выпускаем порядка 2–3 тысяч единиц продукции в месяц»
«БЫЛО МНОГО И СУДОВ, И ДОЛГОВ»
— И чем вы занялись?
— Отец к тому времени уже организовал производство мебели. В какой-то момент мы поменялись ролями. Папа вернулся в компьютерный бизнес, а я занял его место в мебельном, поскольку мне больше нравилось созидать.
— То есть к вашему приезду у отца уже было успешное производство?
— Это был а-ля гаражный кооператив по изготовлению мебели на заказ. Было много и судов, и долгов.
— Неужели клиенты подавали на вас в суд из-за некачественной мебели?
— Да. Мебель была неправильно спроектирована, потому что мы этот процесс еще только изучали. Но на ошибках тоже учатся. Благодаря программе «Лизинг-грант» я полностью обновил оборудование.
— Оно было устаревшее?
— Скорее станки были не того качества. С новой техникой мебель на заказ стала востребованной. Мы долгое время изготавливали кухни, шкафы-купе. Приходилось конкурировать с ценами Челнов. Я понимал, что нужно делать мебель на поток: это сокращает расходы на производство... А потом мне предложили должность главного архитектора в Мензелинске. Мне казалось, там я смогу самореализоваться, поэтому я ушел работать в администрацию.
«Мебельщики же как мыслят? Вот лист, он не кривится, поэтому ничего из него не сделаешь, кроме прямого шкафа»
— И как, удалось?
— Это был мой второй поход в армию. (Смеется.) На 10 тысяч рублей приходилось обеспечивать семью. При этом я был вынужден разъезжать по Татарстану на своей машине, бензином заправлялся тоже за свой счет. Мало того, я еще был должен штрафовать людей.
— И за что штрафовали?
— За то, что сосульки висят, лед перед входом, вывеска не согласована, установлена не та или не там. В том числе приходилось разрешать споры между людьми. Например, два соседа не могут прийти к согласию, где должен стоять забор.
— Это было не совсем то, чего требовала ваша творческая натура?
— Это было вообще не то. Причем еще сопровождалось колоссальными нагрузками. Из Казани по системе электронного правительства поступала масса писем, на которые ты должен неимоверно быстро ответить, плюс приходило множество людей: кого-то из них нужно помирить, кому-то выделить участок, кому-то размерить...
«Если раньше нам выгодно было ввозить мебель из-за рубежа, то сейчас из-за санкций очень выгодно производить ее в России и работать на заграницу»
— Это не выработало в вас способность работать в цейтноте?
— Да, я приучился сразу на месте решать вопросы и любым способом, но сделать дело. В администрации я проработал ровно год. А когда уволился, занялся изготовлением кровати для сына. Если бы все приходили в бизнес с таким же рвением, это было бы нечто...
«МЫ С УДОВОЛЬСТВИЕМ ПРОРУБИЛИ ОКНО В ЕВРОПУ»
— Насколько широко сейчас продается ваша продукция?
— У нас порядка сотни дилеров по всей России, СНГ и дальнему зарубежью. Это было воодушевлением: прорубать окно в Европу. Мы с удовольствием это сделали.
— С какой страны начали?
— С Польши. Выходец из России просто увидел нашу мебель, заказал выставочный образец — и дело у него закрутилось-завертелось. Сейчас мы отправляем ему каждые два месяца фуру мебели. Он раскидывает ее по всей Европе. В Финляндию мебель поступает через Санкт-Петербург. Там у нас находятся склады дилеров. А свои склады мы открыли в Новосибирске, Ростове-на-Дону и, само собой, Набережных Челнах. Помещения арендуем, поскольку пока не видим смысла выкупать. Они небольшие, в 200–350 квадратных метров, вмещают по две фуры товара.
Скоро мы поедем расширять европейское окно. В Польше будет международная выставка — мы взяли довольно большой павильон. Если раньше нам выгодно было ввозить мебель из-за рубежа, то сейчас из-за санкций очень выгодно производить ее в России и работать на заграницу.
«Мы уже года три как продаем свою мебель по всей стране»
— А в Ташкенте, где и развили дизайнерские способности, продавать мебель не пытались?
— Нет. В Узбекистане очень большие таможенные пошлины: экспортировать туда мебель нет смысла. А вот с Казахстаном, где все границы благодаря Таможенному союзу открыты, мы хорошо работаем, как и с Беларусью. Нередко обращаются и с Украины, но по понятным причинам мы не можем выстроить логистику.
Очень часто на нас выходят и финны, итальянцы: хотят приобрести нашу продукцию. Видимо, тоже выходцы из СССР или России, потому что умеют общаться на русском языке. В Китай выходить мы не стремимся, хотя заняли бы там свою нишу, но не больше чем на полгода.
— Имеете в виду, что китайцы быстро все копируют?
— Да, поэтому мы пока оттягиваем этот момент. В России, увы, такие факты тоже есть: нас подделывают, нарушая все авторские и патентные права. А у нас на всю продукцию есть патенты. Но пока мы в отношении производителей, которые слизывают наши идеи, ведем себя сдержанно, потому что своими силами насытить рынок еще не можем.
«Мы не хотим повторять что-то уже существующее, хотя в мебели очень трудно придумывать что-то из ряда вон»
— Какие вы видите перспективы?
— Мы уже, наверное, по горлышко забили Россию, а вот Европа еще голодная. Сейчас нашей мебелью уже интересуются в Турции, из Израиля ребята приезжали, чтобы увидеть продукцию «Meбелев» вживую, не на картинке. Пока думают.
«ЕСЛИ Я ПОТРАТИЛ НА СТАНКИ 100 ТЫСЯЧ, ТО ТЕПЕРЬ МНЕ ВСЕ 200 НАДО ЗАРАБОТАТЬ НА ВАШЕМ ЗАКАЗЕ»
— У вас есть заграничные комплектующие? Недешево обходятся?
— Да, сейчас это дорогое удовольствие. И очень мало производств, которые могли бы изготовить нужные объемы. Наш российский бизнес отличается тем, что если я вложился в станки, потратил на них свои 100 тысяч, то мне теперь надо все 200 заработать на вашем заказе. Люди любят все пять пальцев затолкать себе в рот, то есть хотят все быстро и сразу и не готовы идти на компромиссы. Говоришь: «Вы предлагаете петли, сделанные в России из российского металла, по 12 рублей, а я могу привезти из Китая те же петли, сделанные из российского металла на китайском оборудовании, за 6 рублей. Я готов у вас брать их по 8 рублей в таких-то объемах. Вам же это выгодно, вы сидите без работы!» Но в ответ слышишь: «Нет».
— Отечественные производители фурнитуры неповоротливы?
— Или они находятся в режиме комфорта и не хотят никаких лишних рисков. Я уже сам хочу открывать производство петель. Во-первых, легко вытесню с рынка отечественных производителей. А во-вторых, создам конкуренцию китайцам. Мы вообще готовы взяться, кажется, абсолютно за все. Но пока еще не время: не успеваем развить свою тематику.
«Мы не успеваем производить мебель»
— Один из производителей мебели сокрушался в интервью «БИЗНЕС Online», что в плане дизайна мы далеки от остального мира.
— На самом деле всюду одна и та же мебель. Просто сначала дизайн появляется в Италии, потом он дублируется в Китае и только потом один в один возникает в России: наши мебельщики просто долго реагируют на Милан.
— В Европе предпочитают более функциональную мебель?
— Нет, там, наоборот, преобладает эстетика: мебель в большей степени предмет интерьера. Не надо забывать, что европейский рынок серийно производит меньше. За счет этого мебель дороже, но и покупатель с кошельком потолще, чем в России. Китай работает на количество: все дешево, всего много, но не столь качественно. В России все то же самое, что в Китае, но покачественнее, плюс эргономику надо соблюдать.
«На нашем производстве можно делать абсолютно все, что взбредет в голову»
«Я СЕБЯ УСПОКАИВАЮ: «ЗАТО ЛЮДИ СЛУШАЮТ!»
— Вы еще и владелец радиостанции «Мензелинск FM»? Как она у вас возникла?
— Параллельно с мебельным бизнесом. Я часто ездил в Челны и на полпути включал челнинское радио. По возвращении в Мензелинск мне было очень грустно его отключать. У нас долгое время не работала ни одна радиостанция. Мы призадумались: «Может, стоит открыть?» И в 2014 году стали вести ретрансляцию радиостанции «Европа Плюс», но уже через два месяца отказались. Хотя «Европа-Плюс» и позиционирует себя как №1, радийщики называют ее пробковым радио. То есть плей-лист рассчитан на четыре часа, а потом идет повтор. Слушатели жаловались: «Ну сколько можно?» Там одну песню за день могут прокрутить до 15–20 раз... Мы заключили договоры с международным порталом ТopHit и РАО.
— И теперь сами формируете наполнение радиоэфира?
— Да. Как только певец исполнил новую песню, он несет ее в первую очередь на ТopHit. Уже оттуда ее забирают радиостанции. Мы расширили свой формат и возрастную категорию слушателей. Играем и шансон, и трансовую музыку, и современную танцевальную. Парашютисты, которые приезжают в мензелинский аэроклуб, признаются, что обожают наше радио: «Почему его нет в Москве?» Даже у федерального представителя ТopHit в офисе играет «Мензелинск FM».
— Каких вложений от вас потребовала радиостанция?
— Мы инвестировали на первом этапе порядка 3 миллионов рублей: это оборудование, студия, лицензирование и оклады, которые сначала себя не окупают. Честно скажу: для меня это большие вложения.
— Когда вы планируете их отбить?
— Я думаю, эти деньги уже потеряны. (Смеется.) Самоокупаемость пока на нуле. Я себя успокаиваю: «Зато люди слушают!»
— Но радиостанция может зарабатывать на рекламе.
— Несмотря на то что у нас сейчас монополия — нам принадлежит единственное русскоязычное радио в районе, нам очень тяжело. В Мензелинске, как и в любом другом муниципалитете, консервативное мышление. Мы общаемся с радийщиками из Нижнего Новгорода и Москвы — все с этим сталкиваются. Например, предлагаем директору одного из мензелинских магазинов: «Давайте мы вас разрекламируем. У вас хороший ассортимент». И слышим в ответ: «А у нас есть клиенты. Нам их достаточно». То ли они не хотят развиваться, то ли просто лень шевелиться. Поэтому мы работаем по большей части с федеральными ретейлерами.
Вообще, реклама на радио считается максимально эффективной. Тебе за день раз 10 могут продиктовать: «Купи диван, люстра в подарок». И ты волей-неволей думаешь: «Люстру действительно надо бы поменять». Раньше, когда была районная газета «Татмедиа», глава собирал предпринимателей: «Нужно поддержать местную газету, а за это она разместит вашу рекламу». И все прекрасно понимали, что выбрасывают деньги на ветер, потому что сама по себе бумажная газета изжила себя как источник информации...
Нам еще много нужно поработать с районной администрацией в плане обмена информацией. Главный редактор «Мензелинск FM» пытался донести до нее: «Мы открыты для вас. Хотя бы заранее информируйте, какие мероприятия будут проводиться». Привычную методику собирания массовости, когда людей сгоняют из школ и администрации в добровольно-принудительном порядке, однозначно нужно менять: привлекать тех, кто действительно интересуется. Но пока этого не происходит.
«НАД РАЙОНОМ НАВИСЛА УГРОЗА: СВИНОКОМПЛЕКС «КАМСКОГО БЕКОНА»
— Вы выступали противником строительства в Мензелинском районе свинокомплекса «Камского Бекона».
— Мы думаем не только о развитии производства, но и о развитии инфраструктуры Мензелинска в целом. Это же татарстанская Швейцария — в пределах ближайших 40 километров нет никаких вредных производств. У нас на островах обитает больше 25 видов краснокнижных животных...
Мы видим в этом перспективу дальнейшего развития бизнеса. И туристический поток уже есть: люди приезжают к нам с Сахалина, из Москвы, Санкт-Петербурга. У нас есть действующий аэроклуб, который в 2010 году принимал чемпионат мира по парашютному спорту. К нам регулярно приезжают тренироваться космонавты ЦПК имени Гагарина. Кроме того, есть великолепный краеведческий музей, Никольский кафедральный собор, которому больше 200 лет. Вообще историческая составляющая Мензелинска очень наполненная.
«Сначала у нас было всего 240 квадратных метров производственных площадей, а сегодня около 6 тысяч «квадратов»
— В чем конкретно ваш бизнес будет заключаться?
— В организации этого внутреннего туризма. Вся инфраструктура, в принципе, уже налажена. Есть гостиницы на любой кошелек, разве что логистику немного подкорректировать. У нас есть люди, которые готовы вложить средства. Но с 2016 года над районом нависла угроза: «Камский Бекон» планирует построить в деревне Коноваловка, в 6 километрах от Мензелинска, свинокомплекс. И инвесторы в замешательстве: если в городе будет пахнуть, кто туда приедет?
Представители «Камского Бекона» уверяли на первой презентации, что ветер не будет доносить до нас зловонный запах, но практика показывает другое: трасса Мензелинск – Челны проходит как раз между их действующими предприятиями. К тому же они открыто говорят, что у этого генно-инженерного центра будет такой же формат утилизации отходов, как в поселке Комсомолец, где свинокомплекс появился около трех лет назад. А там они твердые фракции просто выбрасывают в поле...
В этом вопросе солидарна вся бизнес-элита Мензелинска. Мы собрали более 5 тысяч подписей и вручили Фариду Мухаметшину. Это еще и социальный аспект: многие из нынешних жителей Коноваловки приехали из Набережных Челнов и Нижнекамска с больными детьми: это астматики, аллергики и т. д.
— Вы за то, чтобы стройку запретить?
— Отнюдь нет. Есть альтернативные площадки. Районная администрация предложила «Камскому Бекону» как вариант рассмотреть деревню Каран-Азиково. Но они не хотят. Это немного дальше от федеральной трассы, что влияет на логистику. Хотя при проектной стоимости 9 миллиардов рублей что значит миллион лишний на дорогу?
— И что теперь?
— Мы надеемся на благоразумие президента республики, на суды. По нашим данным, при оформлении земель под будущий свинокомплекс был допущен ряд нарушений. На аукцион заявилось ООО «Камский Бекон» с одним ИНН, а выиграла торги совершенно другая компания. Название у нее то же, но зарегистрирована она в Московской области. Поэтому обещания «Камского Бекона» о том, что район будет получать 160 миллионов налогов, вилами по воде писаны.
Кстати, суд о запрете строительства свинокомплекса администрация выиграла, и «Камский Бекон» заявил, что не будет опротестовывать решение суда. Я предполагаю, что у них такая стратегия: сначала возьмут землю в аренду, а спустя какое-то время выведут ее из категории особо ценных (максимум, что там можно делать, — это заниматься растениеводством) и начнут строительство... Мензелинск по большому счету процветает благодаря целому ряду программ: президентских, федеральных. Но, если свинокомплекс построят, все усилия пойдут прахом, привлекательность района однозначно упадет. Такая перспектива заставляет нас задуматься. У нас были и есть и другие предложения. Например, нас зовет к себе Ульяновск.
— Там более сильны мебельные традиции...
— И площадки у них уже готовы, они предоставляют почти все на безвозмездных условиях.
«Квалифицированный персонал вообще очень трудно найти»
«ЧТОБЫ ЛЮДИ ПРИВНОСИЛИ ЧТО-ТО ИЗ СВОЕГО МИРА»
— Некоторые творческие люди не могут довести здравую идею до реализации. У вас такого не случается?
— Бывает. Но, наверное, у меня просто закалка деда. Сам он детдомовский, что для тех лет в России было совсем не удивительно. Но поднялся, умудрившись избежать кривой дорожки, по которой пошли многие его собратья, и из меня сделал человека.
— Он, наверное, еще застал ваши успехи. Гордился?
— Надо полагать. При его жизни мы были уже на старте. И он меня отпускал безбоязненно, а не как до этого — дрожащей рукой...
— В вашей команде вы генератор идей?
— Нет, я категорически отказываюсь от вертикали: не навязываю свое. Наоборот, стремлюсь сделать так, чтобы люди привносили что-то из своего мира. Если мне вдруг в голову что-то стрельнуло, бегу к девочкам: «Вы мамы, вам бы такое понравилось?» Такого рода консультации происходят у нас постоянно. И мы пытаемся общаться на равных. Иной раз думаешь: нет никакой субординации. Но работа у нас творческая, потому эти границы стерты.
— Какой вы руководитель: жесткий или мягкий?
— Я кошмарный. Если увижу за кем-то косяк, меня изнутри начинает просто колошматить. Думаю: «Ну как же так? Это ведь элементарно». Прокричусь, потом извиняюсь.
У меня очень хороший помощник. Это мой младший братишка Риналь. Мне стоило большого труда перетащить его из Казани, где он тоже занимал хорошую должность. Сейчас все производство практически на его плечах. Порой я прихожу и в уже отлаженный им процесс вношу корректировку: «Можно же сделать вот так!» Если я вижу, что едет машина, мне хочется, чтобы она или красиво ехала, или быстрее: как-нибудь по-другому, не так, как все. И еще, когда мы что-то создаем, меня постоянно свербит мысль: «А так ли оно надо?» Ведь можно сделать еще лучше.
— Чем вы увлекаетесь в свободное время?
— Стараюсь больше времени проводить со своей семьей и детьми. У меня их трое. Старшая дочь от первого брака живет со своей мамой в Менделеевске. На выходные приезжает ко мне.
— И наш традиционный вопрос: ваши три секрета успешного бизнеса.
— Надо дарить людям счастье: оно к тебе потом возвращается. Это мое жизненное кредо.
Визитная карточка компании
ООО «Мебелев»
Год создания — 2007.
Направления работы — производство детской мебели.
Количество сотрудников — 100.
Учредители — Дамир Наилевич Каюмов (100% УК).
Оборот — 150 млн рублей (2017).
Визитная карточка руководителя
Каюмов Дамир Наилевич — генеральный директор.
Родился в 1980 году в Ташкенте (Узбекистан).
Образование
Окончил Национальный институт художеств и дизайна по специальности «дизайнер» (2003).
Трудовая деятельность
2003 — ООО «Интернет», технический директор.
2006 — ЗАО «Ноутбукофф», менеджер по региональному развитию.
2007 — индивидуальный предприниматель Каюмов Дамир Наилевич.
2011 — исполнительный комитет Мензелинского муниципального района РТ, главный архитектор.
2012 — индивидуальный предприниматель Таратина Юлия Робертовна, директор.
С 2015 года по настоящее время — ООО «Мебелев», генеральный директор.
Семейное положение — холост, трое детей.
Внимание!
Комментирование временно доступно только для зарегистрированных пользователей.
Подробнее
Комментарии 60
Редакция оставляет за собой право отказать в публикации вашего комментария.
Правила модерирования.