Равиль Бухараев Равиль Бухараев

«У КАЖДОГО СВОЯ ПАМЯТЬ ОБ УШЕДШЕМ ЧЕЛОВЕКЕ»

У каждого своя память об ушедшем человеке, думаю, никто не может приукрашивать ее или запрещать помнить события такими, какими они были. В январе 2017 года исполнится 5 лет, как не стало моего отца, известного поэта и журналиста Равиля Бухараева. 18 октября исполнилось 65 лет со дня его рождения. Прекрасный юбилейный вечер, состоявшийся в ГБКЗ как раз в день его 60-летия, оказался прощальным. Как многие другие, кто знал и любил Равиля Раисовича, я тоже до сих пор не свыклась с его уходом. За эти годы я нигде и ни одним словом не сказала о своих чувствах к отцу, о наших с ним встречах. Молчала и на вечерах памяти Равиля Бухараева.

Ничего не имею против мемуаров, интервью и выступлений вдовы поэта Лидии Григорьевой, особенно в связи с годовщиной его рождения или смерти. Издание его книг, организацию поэтических вечеров по ее инициативе можно только одобрить. Но сама я не часто посещаю их, так как зачастую узнаю о такой возможности только из средств массовой информации и красивые речи вдовы слушаю тоже по телевизору.

Наверняка Лидия Григорьева — хороший поэт и талантливый человек, раз мой отец всю жизнь прожил в браке с ней. Но я в столь памятные и волнующие минуты годовщины отца хотела бы слушать только его голос, хотя бы в записи, не смешивая с деталями творчества вдовы, которая живет в Лондоне, чтобы ничто не отвлекало от мыслей о дорогом для многих человеке, который так внезапно умер спустя три месяца после феерического юбилейного вечера.

Его не стало. Нет его среди нас, что очень больно и обидно. Лидия Григорьева есть, ее голос и стихи звучат, но она и ее деятельность не могут заменить Равиля Бухараева.

Лидия Григорьева Лидия Григорьева

Четыре года я терпела, не сказала ни слова о своих болезненных ощущениях в связи с тем, что меня как дочь и моих сыновей как внуков вычеркнули из биографии папы. Но опубликованные в этом году интервью в «Казанских ведомостях» и в «Вечерней Казани», телевизионные репортажи сильно задели мою душу, и я решила, что не только вправе, но даже обязана донести до ценителей самобытного творчества моего отца весть о том, что род Равиля Бухараева продолжен. Что у него есть родная дочь и два внука, старшего из которых он успел узнать и полюбить, младший же, к сожалению, родился уже после того, как его дед ушел из жизни.

Мне немного непонятно, почему вдова позиционирует ситуацию таким образом. Ведь она всегда знала о том, что я существую, что папа приезжает ко мне в Казань. На наследство я не претендую, по завещанию вдова владеет всеми правами.

Я не вправе судить, почему папа принял такое решение, скорее всего, он просто не собирался умирать так рано. Мой отец усыновил и вырастил скончавшегося несколько лет назад сына Лидии Василия, что не могло его лишить права на любовь к другим близким, к своим потомкам. Читая интервью об их «единственном общем сыне» подумала: а почему я должна молчать о том, что у Равиля Бухараева есть родная дочь и растут два его внука? Почему я должна скрывать о наших встречах и планах, если это часть духовной жизни Равиля Бухараева? Нет ничего постыдного и корыстного в раскрытии элементарной информации о родных и близких этого непростого в жизни и творчестве человека. Наоборот, генетическое продолжение ушедшего человека позволяет лучше увидеть его прошлое и настоящее.

Софья Миронова Софья Миронова

«Я ЕДИНСТВЕННАЯ ПРОДОЛЖАТЕЛЬНИЦА РОДА СВОЕГО ОТЦА И СВОЕЙ МАМЫ»

Сегодня не хочу подробно описывать и объяснять историю своего появления в свет. Важно то, я — единственный ребенок Равиля Бухараева и моей мамы Натальи Викторовны Улановой. Почему-то раньше об этом не задумывалась: у обоих моих родителей других детей, кроме меня, не было!

Только сейчас я ясно увидела, что я единственная продолжательница рода своего отца и своей мамы. Нисколько не смущает меня и то, что они не были в законном браке, просто учились вместе в школе №18, потом в университете, полюбили друг друга в юношеские годы, а потом иногда встречались. До сих пор я храню поэтический сборник отца, подаренной маме с надписью «Первую книжку — первой любви».

В моей метрике записано отчество — «Равилевна», уверена, что с его согласия, хотя мое рождение было самостоятельным и желанным выбором моей мамы. Прошло 7 лет, как тяжелая болезнь унесла ее от нас, но есть утешение в том, что она реализовалась профессионально и что, подарив мне жизнь, выполнила свою материнскую миссию. Родить ребенка от любимого человека, ничего не требовать взамен, хранить нежные чувства к юношеской любви — достойно отражает мамин портрет как очень сильного и интересного человека, тоже продолжательницы научной династии, чему я очень горда и благодарна обоим родителям. И я не чувствую себя «внебрачным» или незаконным ребенком. Наоборот, я единственная настоящая дочь. Как говорят, браки свершаются на небесах...

Для меня достаточно, что меня признавал отец, привозил и присылал подарки, возил меня в Болгар, брал в поездки по Татарстану. Везде представлял меня. Помню, в Мензелинске в сентябре 1998 года на открытии школы познакомил меня с первым президентом Татарстана. «Это моя дочь Софья, Минтимер Шарипович!» — с гордостью сказал отец, представляя меня. Президент ответил, что очень рад знакомству с дочерью такого важного для республики человека.

Отец приглашал меня в Лондон, оплачивал туристическую путевку. Мы много разговаривали, иногда спорили, что было естественно для растущего человека в юношеском возрасте. Я знала, что у меня есть отец, пусть я была в необычном статусе. Меня признавали дедушка и бабушка, Раис Гатич и Найра Абдрахмановна, всегда приглашали в гости. Когда их не стало, постоянно встречаемся, обсуждаем текущие дела, все семейные праздники проводим вместе с родственниками из семьи Бухараевых. Думаю, этого вполне достаточно, чтобы представить мой статус в семье папы.

То, что меня не признала в том же статусе законная вдова, что ж, такое бывает нередко. Когда отец ушел из жизни, я думала, что в наших отношениях с Лидией Григорьевой больше не будет недоговоренностей, у нас общее горе. На похоронах она позвала меня к себе. Сказала: «Так получилось, что ты незаконная, жизнь устроена так. Никаких прав у тебя нет — разве что ухаживай за могилкой и пиши мне письма с отчетами об этом. Понимаю, почему он так страдал, ты очень похожа на него».

Говорила вежливо, без обвинений. Спросила, что мне дарил отец. Я ответила как есть: одежду, школьные принадлежности, бижутерию. Вдова показала золотые украшения. Не знаю, с целью ли уколоть или просто так, ведь я равнодушна к ювелирным изделиям. Правда и то, что Равиль Бухараев упоминал в стихах супругу и приемного сына, иногда читал это на поэтических вечерах в присутствии Григорьевой.

О моей маме тоже есть рассказ — «Секретный Ландыш» (книга «Письма в другую комнату»). Папа сам мне сказал, что это о маме, о его первых детских чувствах. Я знаю, что он сильно переживал по поводу того, что не признал меня официально, но никак не мог на это решиться из-за возможного обострения в семье, а сама я не просила, мне было достаточно добрых отношений с отцом.

.

«Я НЕ ИМЕЮ НИЧЕГО ПРОТИВ ЛИДИИ ГРИГОРЬЕВОЙ, ЕЕ ТАЛАНТА И ТВОРЧЕСКИХ УСПЕХОВ...»

Сейчас я приняла решение заявить о своем существовании. Думаю, что не только имею право, но и обязана поступить именно так. Четыре года назад мое исковое заявление о признании отцовства Равиля Бухараева рассматривал мировой судья в Москве, по месту прописки папы.

Поскольку дело касалось и наследства, вдова к судье явилась с двумя адвокатами и завещанием отца, заверенным московским нотариусом за полтора или два года до его кончины. Подписывая его, папа, наверное, и не думал, что документ пригодится так скоро именно в таком контексте. Но он, живущий в Англии, вечно занятый во время приездов в страну, все-таки зашел к нотариусу, подписал такое завещание. Наверное, было сильно необходимо, видимо, не столько ему самому. Единственной наследницей прав на издание книг, гонорары, а также московской квартиры и загородного дома, и дома в Лондоне записана Лилия Григорьева. При наличии брата, дочери...

Что ж, таков закон. Наша судебная система не дала мне возможности быть признанной дочерью, так как нет материального объекта — наследства, которое перешло по завещанию. На суде было представлено множество доказательств (фотографий, писем, дарственных надписей), родной брат папы Наиль Бухараев с моим двоюродным братом Тагиром ездили со мной в Москву и выступали свидетелями в мою пользу. Официально я до сих пор не признана дочерью Равиля Бухараева, хотя его брат Наиль Раисович был согласен представить необходимые свидетельства для генетической экспертизы. Просто у меня не было возможности продолжать ездить в Москву, судиться, доказывать что-то.

Хочу подчеркнуть еще раз. Я ставила вопрос отцовства не столько для раздела наследства, сколько для признания самого факта: у Бухараева есть дочь и внуки. Младший из них родился уже после смерти дедушки, но Витя, наш старший сын, так похожий на Равиля Раисовича, не раз встречался с дедом.

Папа очень любил меня и внука, мы очень похожи на него. Как творческому человеку ему всегда было очень интересно, что происходит у меня в душе, сравнивал мои размышления и переживания со своими и очень радовался, когда они совпадали — видимо, ему действительно хотелось оставить на земле не только духовное наследие в виде своего творчества и добрых дел, но и детей и внуков, настоящих и родных. Одно дело — материальное наследство, но есть еще моральная и духовная, генетическая преемственность. Потомки Пушкина, Толстого, Джалиля всегда остаются продолжателями рода. У меня есть полное право быть продолжателем рода своих предков. И, повторюсь, обязанность.

Пусть высказанные в публичных выступлениях вдовы Равиля Бухараева слова о «единственном» сыне и «единственной внучке» не воспринимаются буквально. У нашего отца и деда есть мы. И мы тоже храним память, будем читать, постигать его творчество. Жаль, что при жизни он не успел оформить отношения с нами, и можно понять человека с больным сердцем, которому нужно избегать бытовых стрессов.

Главная и единственная боль из-за того, что папа, столь яркий, работоспособный и мобильный человек, не уберег себя. Его сердце надорвалось в 60 лет, хотя современная медицина могла продлить его жизнь, если бы было достаточно внимания к здоровью. У него были и связи, средства, а вот на себя времени не хватило. После юбилейного вечера в октябре 2011 года он обследовался в Казани, медики нашли проблемы в его шунтированном сердце, предложили оперировать здесь или по возвращении в Лондон срочно обратиться в свою клинику . Он записался на операцию лишь на март. А в январе его уже не стало.

Я не имею ничего против Лидии Григорьевой, ее таланта и творческих успехов. Наверное, она сыграла немалую роль в его становлении как поэта. Но теперь ясно представляю, что мой отец был разносторонним и самодостаточным человеком. Помимо поэзии он занимался общественными делами, изданием книг, готовил проекты, поддерживал связи и вел переговоры — все, что он мог делать только сам лично. И пусть никто не говорит за него.

Рассказала все это для того, чтобы призвать всех, кто причастен и неравнодушен к жизни и творчеству Равиля Бухараева, хранить настоящую память о нем, почаще обращаться к прожитой им жизни, к его произведениям, в которых он продолжает жить. И в моих детях тоже.

Всем желаю доброго здравия, хорошей жизни.

Софья Равилевна Миронова