Как Ильхам Шакиров заступился за Чайковского, а Хазанов «выцыганил» у Табеева телефон

Биографический детектив Марата Тазетдинова «В гриме и без грима»

НАТАН РАХЛИН

Натан Григорьевич Рахлин, лауреат государственных премий, профессор, народный артист СССР, художественный руководитель и главный дирижер симфонического оркестра, сегодня не в настроении. В последнее время он ощущает вокруг себя вакуум. Нет, все близкие люди рядом. Жена, друзья, оркестр, вернее, музыканты оркестра, к которым он относился трепетно, как к своим детям, согревали его отнюдь не молодые годы.

«Сквознячком» подуло со стороны министерства культуры и отдела культуры обкома партии. На его телефонные звонки звучали вежливые, но почти всегда отрицательные ответы или скользкие, как обмылок в общей бане, слова.

А вчера вечером домой позвонил один знакомый. Он не был другом Рахлина, но любил симфоническую музыку и старался не пропускать ни одного концерта. Звонок был неожиданный и странный. Знакомый спросил, не собирается ли Рахлин уезжать из Казани. Натан Григорьевич заявил, что даже не помышлял об этом, а в ответ услышал, что эту новость обсуждают в компании больших чиновников.

Чтобы выяснить, что же происходит, Рахлин с утра пошел к заведующему отделом обкома партии. Но разговор с ним тоже ничего не прояснил, хотя тот предложил ему отдохнуть месяц-другой. Это в разгар-то сезона. Разговор неожиданно перешел на Равиля Мартынова, работавшего вторым дирижером оркестра, который приехал в Казань из Ленинграда.

Затем заведующего срочно вызвали на какое-то совещание, и Рахлин, так ни в чем и не разобравшись, пошел в консерваторию. Но неожиданно, как часто бывает у неординарных людей, свернул и поднялся на второй этаж обкома. В огромной и пустой приемной первого секретаря он попросил молодого человека доложить о себе. Через несколько секунд Рахлин вошел в кабинет Табеева...

Директор филармонии вошел в приемную первого секретаря не в девять, а на полчаса раньше, как посоветовал ему помощник секретаря Ильдар. Ильдар же встретил директора в приемной и пропустил в кабинет. Директор бывал уже в этом кабинете, когда в течение двадцати минут решались проблемы, накопившиеся у филармонии за последние годы: получены дополнительные квартиры, автобус и новая «Волга» для гастролеров, здание на улице Гоголя.

Всяк входящий в этот кабинет испытывал невольный трепет и уважение к человеку, поднявшему республику до такой высоты, что соседи завистливо поглядывали на ТАССР. Республика развернула нефтяную промышленность, построила Нижнекамский химкомбинат и город, КАМАЗ, «Оргсинтез». Природа кроме ума наградила Табеева богатырским ростом и недюжинной физической силой. Настоящий батыр.

Табеев приветливо кивнул вошедшему и пригласил пройти к столу. Пока директор робко преодолевал расстояние в десять с лишним метров и усаживался в кресло, хозяин кабинета что-то дописал и, не поднимая головы, спросил.

— Как ты относишься к Рахлину?

— А как можно к нему относиться? Гениальный музыкант, прекрасный дирижер, которого знает весь мир. На пустом месте в нашем городе создал симфонический оркестр, который признан одним из лучших в стране...

Табеев поднял голову и внимательно слушал. Неожиданно поднял руку.

— Это все я знаю. Сам по просьбе Жиганова приглашал его в Казань. Как он сейчас работает? Говорят, болеет много, халтурит. В Москве во время концерта со сцены ушел. А сцена-то — Колонного зала.

Натан Рахлин

— Да, действительно, был такой случай. Но это не его вина. Рахлин не знал московских татар и по чьему-то совету взял на концерты в Москву солистом Ильхама Шакирова. Натан Григорьевич построил программу концерта так, что в первом отделении звучит классическая музыка, а во втором выступает Ильхам с оркестром. Прозвучал третий звонок, переполненный зал затих, вышел дирижер, и зазвучала симфония Чайковского. Совсем скоро, уже через пять минут, Рахлин понял, что зал не слушает музыку. Он обернулся и увидел странную для него картину — люди разговаривали, смеялись, кто-то ходил по залу. И тут он вспомнил, что кто-то из музыкантов предупреждал его о возможных сложностях в этом концерте, но такого он даже представить не мог. И Рахлин ушел со сцены, пришел в гримуборную Ильхама и попросил его взять стул и посидеть на сцене, пока он сыграет симфонию.

Табеев от души расхохотался, представив московскую ситуацию.

— Ильхам, не успевший переодеться, — продолжал директор филармонии, — в одной рубашке и бытовых брюках вышел вместе с Рахлиным на сцену. Ильхам взял микрофон и обратился к зрителям: «Дорогие друзья, представляю вам лучшего музыканта, которого я знаю, моего хорошего друга Натана Рахлина». Зал снова зааплодировал, уже Рахлину, который стоял, ничего не понимая. Ильхам говорил на татарском. «А сейчас, пока я готовлюсь к нашей с вами встрече, послушайте симфонию Чайковского», — завершил Шакиров свою пламенную речь и ушел. И зрители стали слушать музыку.

Директор закончил рассказ, но Табеев молчал, как бы приглашая его продолжать.

— Как все гениальные люди, Рахлин живет одной музыкой, поступая порой, как ребенок. Был случай, когда в трамвае он снял калоши, а вспомнив о них, позвонил дежурному по обкому партии и попросил их отыскать. Однажды в спешке он забыл застегнуть ширинку на брюках от фрака, а там красовался край сорочки. Концертмейстер подсказал ему о прорехе в одежде, и Рахлин вежливо отвернулся от оркестра и застегнул ширинку перед зрителями в переполненном зале...

— А как тебе твой дирижер, Мартынов? — отсмеявшись, неожиданно спросил секретарь.

— Равиль Мартынов — довольно крепкий дирижер. Школа Мравинского. Со временем вырастет в хорошего мастера.

— Есть мнение заменить Рахлина на Мартынова. Он же наш, татарин. Как ты на это смотришь?

— Фикрят Ахмеджанович, вообще-то, музыка не имеет национальности... Если вы спрашиваете мое субъективное мнение, я за сохранение Рахлина в оркестре. Да, он порой халтурит, здоровье пошаливает, забывчив, но это наши проблемы, и мы их решаем. Но дирижера Натана Рахлина знает весь мир. Потом, он создал этот оркестр, который называют рахлинским. В Союзе сейчас три известных дирижера — Рахлин, Светланов, Мравинский. Именно Рахлину переданы палочки дирижеров Чайковского, Римского-Корсакова, Крамского за лучшее исполнение произведений этих композиторов. Я слышал, что Мартынов поставил условие: «Или я, или Рахлин, иначе я уезжаю». Жаль, потому что он действительно хороший дирижер. Но он не Рахлин, и никогда им не будет.

Равиль Мартынов

— Ну вот, а мне мои деятели башку забили: стар, мол, Рахлин, отслужил свое.

Табеев нажал кнопку, и моментально в дверях появился секретарь.

— Я просил к девяти пригласить ко мне министра культуры и заведующего отделом культуры.

— Министр культуры здесь, а Мусина нет, — ответил секретарь.

— Министра сюда, а Мусина разыщите.

Вошел министр. Не получив приглашения, он остановился в дверях. Затянувшуюся паузу прервал Табеев.

— Слушай, Ильтазар, ты у нас давно в министрах ходишь? Год, полтора?

— Полтора, Фикрят Ахмеджанович.

— Вот видишь, уже полтора года командуешь культурой, а все не разобрался — Рахлин нам нужен или Мартынов. Ты не разобрался, а мы с директором филармонии разобрались. Такие люди, как Рахлин, нужны нашей культуре. И вопрос не в том, что он еврей или грек, а в том, что он делает. Через десяток лет люди не вспомнят нас с тобой, а Ильхам Шакиров и Рахлин... Надеюсь, ты понял... Иди.

Директор поежился, представив, как сейчас войдет заведующий отделом культуры и произойдет подобный же разговор, и спросил.

— Можно мне тоже идти?

Табеев, прекрасно понимая положение директора, с улыбкой спросил.

— А что, никаких проблем нет? Слышал, тебя прокуратура проверяет...

— Проверяет.

— Это хорошо, что проверяет. Нас тоже проверяют. Народ у нас такой, дашь слабинку — всю Россию растащат, продадут... Это я не о тебе. Иди.

Директор пулей вылетел из кабинета. В приемной стоял заведующий отделом и разговаривал с министром. Увидев директора, замолчали.

— Разговор был только о Рахлине? — живо спросил Мусин.

— Да.

— Что ты сказал?

— Сказал, что Рахлин на месте.

— Так, — сказал Мусин таким тоном, что директор понял, что лучше ему быть сейчас в другом месте. Мусин скрылся за дверями, а Тазетдинов прошел в кабинет помощника первого, коротко рассказал суть дела. Ильдар все понял.

— Сиди, я сейчас, — он хлопнул дверью и поспешил в кабинет первого.

Надо сказать, что помощник первого как доверенное лицо может в любое время вторгнуться в любой кабинет обкома и в жизнь его работников.

— Да, старик, не надейся на долгую светлую жизнь, — сказал, смеясь, Ильдар, возвратившись в кабинет. — Получил Мударис столько, что мало не покажется. Обрати внимание на одну фразу шефа: «Мальчишка лучше тебя разбирается в обстоятельствах и людях, может, мне его на твое место поставить?» А Мударис этого никогда не забудет, я его знаю. Так что поздравляю тебя...

Ирина Алферова и Александр Абдулов

АЛЕКСАНДР АБДУЛОВ И ИРИНА АЛФЕРОВА

Как-то раз Марат приехал в Москву. Сравнительно быстро решил дела в Росконцерте и оказался в гостинице в пять вечера. Делать было совершенно нечего. Позвонил Абдулову домой, не надеясь застать его при его занятости в кино и театре. Неожиданно трубка ожила.

— Вас слушают.

Марат узнал голос Саши. Когда «Ленком» со спектаклем «Юнона и Авось» был в Казани, они познакомились и даже подружились. Абдулов — совершенно необыкновенный, особенно среди артистов, человек, без гонора и спеси, с хорошим чувством юмора, с нараспашку открытой душой. В общем, мужик. Мужик-то мужик, но с аристократической голубой кровью. Познакомил Марат его с двумя девчонками из мединститута. Этот маленький гарем пришелся ему по вкусу, и он предложил на будущее пароль: «У вас нет двух знакомых девушек?» Вот этот пароль Марат и выдал в телефонную трубку. Трубка в ответ завопила.

— Марат! Привет! Ты откуда?

— Здесь, в Москве.

— Какая гостиница?

— «Россия».

— Корпус?

— Западный, как всегда.

— Выходи через полчаса. Я подъеду.

Трубка замолчала так же неожиданно, как заговорила. Марат уложил ее на место, но что-то его беспокоило. Наконец понял: Саша, видимо, здорово выпил, голос выдает...

Марат запер номер, зашел в буфет на этаже, взял пару бутылок коньяка и спустился вниз. Видит: на предельной скорости на ярко освещенную площадку перед гостиницей врывается старый потрепанный «жигуленок». Среди сверкающих лимузинов он казался дворняжкой, попавшей на выставку породистых собак. Машина лихо тормозит у сверкающего парадного входа. Марат узнал лицо Саши и направился к машине. С другой стороны к машине подбегает старший лейтенант ГАИ и требует документы. Уже садясь в машину, Марат слышит разговор.

— Ваши документы.

Следует лаконичный ответ.

— Документов нет.

При этом с гаишным инспектором разговаривает Сашкин затылок, поскольку одновременно он здоровается с Маратом.

— Как то есть нет?

— Ну нет. Дома оставил. Переодевался и оставил в другой куртке. Возьмите штраф и успокойтесь...

В ответ идет поток слов, в которых можно заблудиться.

— Понимаешь, дорогой, я артист, а мы, артисты, народ эмоциональный, забывчивый. Мне позвонил друг, я обрадовался и помчался к нему. Вот он, рядом сидит. Думаешь, было время куртку выбирать? Скажи, сколько штрафа, и мы поехали дальше...

И еще минут пять про гостеприимство московской милиции.

Лицо гаишника багровеет. Он уже нанюхался «ароматов» из машины и требует предъявить техпаспорт. Значит, хочет «арестовать» машину. Техпаспорта у Саши тоже нет. Он вместе с правами дожидается его дома в другой куртке. После долгих препирательств гаишник просит убрать машину в сторону и докладывает кому-то по рации о ЧП. Неожиданно наклоняется к машине.

— Как, говорите, ваша фамилия?

— Абдулов Александр.

— Какой-то Абдулов Александр, — докладывает гаишник и снова наклоняется к машине.

— Ну вы допрыгались. Подполковник приказал вас задержать. Сам выезжает, а он у нас...

Через 10 минут грозный подполковник садится в машину. Старший лейтенант суетится возле двери.

— Здравствуйте, Александр.

— Здравствуйте, — отвечает Саша, — понимаете, я...

— Да ладно, — басит подполковник, — моя жена и дочь ваши поклонницы. Не могли бы вы дать им автограф?

Саша достает из бардачка фотографию и спрашивает, как зовут жену и дочь. Пишет. Подполковник благодарит, доверительно рассказывает, что переругался дома со всеми, а теперь, с таким сюрпризом, как автограф Абдулова, все будет в порядке. Вылезает из машины, старший лейтенант берет под козырек.

— Слушайте, инспектор, на этом посту я вас заменю другим, а вы садитесь за руль и довезите их до дома. После исполнения доложите...

Добрались нормально. Дома чувствуется подготовка к вечеринке. Только здесь Марат узнает, что у Ирины Алферовой сегодня юбилей — 30 лет. С удивлением рассматривает большую проходную комнату, где вдоль стены пристроились подряд холодильник, электроплита, мойка, шкафы, телевизор, музыкальный центр. Почти на всю длину комнаты растянулся стол, уже украшенный салатами, рюмками и прочей атрибутикой грядущей попойки. Саша, видя тупое недоумение, разъясняет.

— Голь на выдумки хитра. Чтобы освободить комнату для дочки, перетащил все из кухни в гостиную, если эту комнату можно так назвать. Но зато какая детская получилась вместо кухни... Ирина на спектакле, приедет с ребятами позже, а я тебе пока покажу последний фильм «Дом, который построил Свифт». Запретили, гады, бросили на полку. Но ребята перегнали на видео...

Когда шумная театральная ватага ввалилась в дом, Марат с Сашей уже были хорошие. Знакомые все лица, но украшение компании — сама Алферова.

Привычные тосты, пожелания. Пошла гитара по кругу. Когда добралась до Марата, он не рискнул петь после элиты «Ленкома» и передал гитару соседу. Тем паче что на 12-струнной Марат никогда не играл, да и слушатели были уже согреты до такой степени, что достучаться до них, как показывает практика, трудновато. Но не тут-то было.

Саша настаивает, а Ирина хлопает в ладоши, привлекая внимание.

— Марат пишет свои песни и исполняет их. Так говорит Саша. Поэтому, Марат, берите гитару. Сегодня мое желание — закон.

Марат берет непривычную гитару и по непонятной для самого себя причине выбирает из многих десятков песен эту.

Перед зеркалом девочка,
Перед зеркалом девушка,
Перед зеркалом женщина —
Вот и жизни сюжет.
Улыбается девочка,
Улыбается девушка,
Улыбается женщина,
Той, что смотрит, в ответ.
Детство бантиком-бабочкой
Улетело и спряталось,
Юность долго упрямилась,
Но за детством ушла.
За спиною у женщины
От подружки от девочки,
От подружки от девушки
Два неслышных крыла.
Если, в бедах запутавшись,
Улыбается женщина,
Это детство шепнуло ей:
Завтра счастье придет.
Если, с подлостью встретившись,
Усмехается женщина,
Это юность шепнула ей:
Не грусти, все пройдет.
Сеть морщин незаметная
С каждым днем проявляется,
Как клубок, время катится
Все быстрей в никуда.
Я прошу тебя, женщина,
Не сдаваться и выстоять,
Крылья девочки-девушки
Не снимать никогда.

Песня еще звучит, но Марат уже понял — «достучался». Ирина слушает, сидя на корточках перед Тазетдиновым, рука на его колене. Аплодисменты прервал режиссер Гинзбург.

— Да, ребята, мы тут выставлялись, а Марат сказал за всех нас... Приятно.

Геннадий Хазанов

ГЕННАДИЙ ХАЗАНОВ

Оказывается, Алик Писаренко, один из ведущих конферансье страны, вовсе не Писаренко, а Рабинович. Сам он из Казани, родители его и старший брат получили квартиру на «Горках», а телефон не могут поставить уже год. Приехали Писаренко с Геннадием Хазановым на гастроли в Казань. Заходит Алик в гостинице к Хазанову в номер, а тот вертит в руках какую-то визитку.

— Алик, это визитка первого секретаря обкома партии Табеева. Однажды, после концерта в Кремле, подходит мужик, здоровый, как гренадер, и представляется секретарем Татарского обкома. Приезжайте, говорит, к нам в Казань, звоните. И эту визитку вручает. Вот я и кумекаю, звонить или обойдется.

Алик даже подпрыгнул от восторга. В двух словах объяснив Хазанову проблему с телефоном родителей, он заставил его немедленно звонить секретарю обкома. Геннадий так и сделал. Табеев пригласил его на обед в обком. Прервав застолье, Хазанов неожиданно обратился к Табееву.

— Уважаемый Фикрят Ахмеджанович, скажите, пожалуйста, нет ли у вас знакомых на казанской телефонной станции...

Закончить ему не дали. Под хохот присутствующих он протянул кому-то бумажку с адресом родителей Алика. На следующий день телефон у родителей Алика работал.

Тамара Синявская и Муслим Магомаев

ТАМАРА СИНЯВСКАЯ И МУСЛИМ МАГОМАЕВ

Первое романтическое свидание Тамары Синявской и Муслима Магомаева состоялось в Казани. Синявскую пригласил театр оперы и балета для исполнения одной из партий в оперном спектакле. И вслед за ней прилетел Муслим. Неожиданного гостя встретили, как положено, на высоком уровне. Разместили, как он просил, в номере люкс на девятом этаже гостиницы «Татарстан», где, как оказалось, уже проживала Синявская. Попрощавшись с директором филармонии, Муслим подошел к главному администратору Саше Мамонтову с просьбой привезти ему в номер инструмент — пианино.

Главный администратор филармонии, словно джинн из бутылки, должен уметь все — отправить в любой город страны человек 10, когда билетов ни на самолеты, ни на поезда давно нет; устроить в гостинице в любое время суток нужных людей, найти автобус, вызвать такси, заказать по междугородке Сочи или Магадан и разыскать там нужный коллектив и многое другое. Однажды раньше на сутки приехал в Казань ансамбль танца Грузии. Гостиница может принять коллектив только завтра. Так администраторы завезли 70 артистов вечером на Арское кладбище, к могиле Василия Сталина. Благо дело было летом. Просидели грузины с песнями и тостами до утра, да еще благодарили администраторов за «лучшую ночь в их жизни»...

Пианино для Магомаева Мамонтов нашел в самой гостинице, но так как грузовых лифтов нет, пришлось поднимать его по лестницам солдатам. На вопрос администратора, на кого списывать расходы по поднятию тяжестей, директор с улыбкой ответил: на Магомаева и Синявскую, когда они приедут к нам на гастроли. И ведь приехали, выступали и в Казани, и в Набережных Челнах.

А вечером, на спектакле, Синявской преподнесли букет из ста красных роз. В директорской ложе театра резвился, как большой ребенок, Муслим Магомаев.

Группа «Скальды»

ГРУППА «СКАЛЬДЫ»

Прилететь они должны были из Кишинева. Группа из Польши, популярная. Билеты на четыре концерта во Дворце спорта давно распроданы. За два дня до концертов Кишинев не дает телеграммы об отправке коллектива, Госконцерт как-то странно отмалчивается. Вызывает директор администратора Анвара.

— Ты, говорит, вроде служил в Кишиневе, вот и поезжай туда, разберись со «Скальдами». Жду телеграммы.

Прилетает Анвар в Кишинев и узнает, что один из четырех музыкантов пропал. Вся милиция поднята на ноги, но пана найти не могут. Коллектив требует отправить их в Польшу, прервав гастроли. Анвар втайне от коллектива, с молчаливого согласия представителя Госконцерта, переоформил авиабилеты с Москвы на Казань, вечером после последнего концерта вместе с другом из Кишинева пришел к музыкантам в гостиницу и напоил их вкусным молдавским вином... Очнулись они уже в Казани. Заскандалили, требуя срочной отправки в Польшу. В это время появился свежевыбритый Анвар. Поняв ситуацию, он попросил всех, в том числе директора, выйти из кабинета. О чем он с ними говорил, осталось тайной, но «Скальды» в составе трех человек отработали в Казани все концерты и благополучно отправились в родную Польшу. Только через месяц выяснилось, что четвертый «скальд» слегка слетел с катушек и, никому не сказав, отправился молиться пешком в Киевскую лавру. В Киеве его подлечили и быстренько отправили в Польшу. В России своих дураков хватает...

Подготовил Михаил Бирин

Читайте также:

Окуджава, Высоцкий, Пугачева, Жванецкий приезжали не просто в Казань, а «к Марату». Часть 1-я